Жизнь коротка
Шрифт:
— Так, — решил Крокетт. — Поймаем Кая, пока тот не смотался домой. Время дорого.
Он положил на стол десятидолларовую банкноту и направился к двери, а Мэнихен засеменил следом, минуя трех дам у стойки. В один прекрасный день…
— Интересно, интересно, — приговаривал Тагека Кай, быстро перелистывая заметки Мэнихена.
Они находились в лаборатории Мэнихена. Крокетт был убежден, что его и Тагеки Кая комнаты оборудованы «жучками». Все единодушно согласились, что никому не придет в голову прослушивать отдел моющих средств, поэтому можно говорить свободно, хотя и на пониженных тонах.
— Интересно, — повторил Тагека Кай. Его английский — с легким техасским акцентом — был безупречен. — Так. Доли партнеров равны, но у меня исключительные права на Гватемалу и Коста-Рику.
— Кай! — запротестовал Крокетт.
— У меня есть определенные связи в Карибской акватории, — отрезал Тагека Кай. — Либо да, либо нет.
— Заметано, — сказал Крокетт. Тагека был куда ближе к Нобелевской премии, чем Крокетт, и владел компаниями в Панаме, Нигерии и Цюрихе.
Тагека Кай небрежно смахнул мышей и карпа из холодильника на алюминиевый поднос.
— Простите, — произнес Мэнихен. Только что его осенила мысль. — Не хотелось бы вмешиваться, но они — желтые. Мыши, я имею в виду. — Он вспотел от волнения. — То есть я хочу сказать, что по крайней мере до сих пор раствор… э-э… — Позже он научится говорить «раствор Мэнихена» не краснея, но пока это было выше его сил. — Одним словом, пока раствор проявляет токсичность только к… э-э… организмам, чей доминантный, если позволите так выразиться, пигмент некоторым образом может быть определен как… э-э… желтый.
— Что вы хотите сказать, партнер? — бесцеремонно перебил его Тагека Кай.
— Всего лишь… м-м… — Мэнихен уже пожалел, что начал говорить. — Ну, существует опасность… Резиновые перчатки по крайней мере. Полная асептика, позволю себе посоветовать. Поверьте, я меньше всего думаю о расовых… характеристиках, но если, не дай Бог, что-нибудь случится…
— Не беспокойтесь о своем желтом брате, партнер, — бесстрастно сказал Тагека Кай и удалился с подносом.
— Вот рвач! — горько вырвалось у Крокетта, когда дверь за патологом закрылась. — Исключительные права на Гватемалу и Коста-Рику! Восходящее солнце. Вперед на Маньчжурию. Как и в прошлый раз.
По пути домой Мэнихен отметил про себя, что, хотя они оперируют теми же фактами, Крокетт и Тагека Кай схватывают перспективы, совершенно для него скрытые. Вот почему они разъезжают в «ланчиях» и «ягуарах».
Телефон зазвонил в три утра. Миссис Мэнихен застонала, когда муж сонно потянулся через нее к трубке. Она не любила, когда он прикасался к ней без предупреждения.
— Крокетт, — представился голос из трубки. — Я у Тагеки. Немедленно приезжай.
Мэнихен трясущейся рукой положил трубку и стал одеваться. От выпитого коктейля у него болела голова.
— Куда? — произнесла миссис Мэнихен.
— Совещание.
— В три утра? — Она не открыла глаз, но рот ее скривился.
— Я не обратил внимание на время. — Еще недолго. Боже мой, совсем недолго.
— Спокойной ночи, Ромео.
— Это Сэмюэль Крокетт, — сказал Мэнихен, возясь со штанами.
— Педераст, — не открывая глаз, молвила миссис Мэнихен. — Никогда не сомневалась.
— Право, Лулу… — В конце концов, Крокетт — его партнер.
— Принеси домой ЛСД, — пробормотала, засыпая, миссис Мэнихен.
Странная просьба, подумал Мэнихен, по миллиметру закрывая дверь, чтобы не разбудить детей. У них обоих подсознательный страх внезапного шума, предупреждал его детский психиатр.
Тагека Кай жил в центре города, в фешенебельной квартире на верхнем этаже тринадцатиэтажного дома. У подъезда стояли его «ягуар» и «ланчиа» Крокетта. Мэнихен припарковал «плимут» рядом. Может быть, «феррари»?..
Крокетт потягивал пиво в гостиной и любовался моделью клиппера под всеми парусами, заключенной в бутылку.
— Привет, — бросил он. — Как доехал?
— Ну, — сказал Мэнихен, потирая красные глаза, — должен признаться, что я привык к восьмичасовому сну…
— Придется отвыкать, — отрезал Крокетт. — Я обхожусь двумя часами. — Он отхлебнул пива. — Старый добрый Тагека сейчас освободится. Он в лаборатории.
Открылась дверь, и в комнату вплыла роскошная девушка в лиловых шароварах, с пивом и шоколадными пирожными на подносе. Она ослепительно улыбнулась Мэнихену, и тот, пораженный, взял два пирожных и пиво.
Раздался звонок.
— Капитан Ахаб, — пояснила девушка. — Ждет.
— Сюда, Флокс, — сказал Крокетт, резво встрепенувшись.
— У тебя есть, Сэмми?..
Крокетт кинул ей кусок сахара. Девушка разлеглась на диване, высоко закинув обольстительные ноги, и маленькими белыми зубками стала покусывать сахар.
Домашняя лаборатория Тагеки Кая была просторнее и лучше оборудована, чем все отделы «Фогеля-Паулсона». Там стоял большой операционный стол, который поворачивался под любым углом, мощные лампы на шарнирах, шкафы с инструментами, стерилизаторы, холодильники со стеклянными дверцами, гигантский рентгеновский аппарат, микроскопы и все прочее.
— Ух! — воскликнул Мэнихен.
Тагека был одет в хирургический халат и в этот момент стягивал маску и шапочку. Под халатом виднелись голубые джинсы и ковбойские туфли на высоких скошенных каблуках с серебряными насечками.
— Я вскрыл восемнадцать мышей. Желтых. — Он улыбнулся Мэнихену, сверкнув самурайскими зубами. — Рано еще утверждать что-либо определенное; однако, по всей видимости, Мэнихен, вы наткнулись на нечто совершенно новое.
— В самом деле? — жадно спросил Мэнихен. — А на что?