Жизнь Маркоса де Обрегон
Шрифт:
– В таком случае вы все трое можете идти в добрый час, и хотя эти деньги добыты не в честной войне, смотрите, я разделяю с вами троими часть того, что было отобрано у других. И если я задержал всех этих пленников, так это было не для того, чтобы причинить им зло, а лишь для того, чтобы наши враги не встретились с ними.
И когда он привел нас ко всем остальным, прося, чтобы они не говорили о встрече с ним, донья Мерхелина сказала предводителю с выражением великой благодарности:
– Мне нечем отблагодарить вас за добро, полученное мною из ваших рук. Я могу только сообщить вам то, что слышала в Гибралтаре от человека, который не желает вам зла, – а именно, что лисенсиат Вальядарес [488] получил приказание выдать большую награду и простить все преступления тому, кто предаст вас в его руки.
488
Лисенсиат Вальядарес (ум. 1599), – член Королевского совета; о нем упоминает Луис Кабрера.
С этими словами она передала ему объявления и указы, какие приказал обнародовать этот великий судья. Из-за этого он созвал на совет своих товарищей и произнес им большую речь, ибо он хорошо умел это делать, и в заключение ее сказал, чтобы все они подумали этой ночью о том, что они могут предпринять для своей защиты, и приняли бы решение, какое покажется им лучшим. Все разошлись по своим местам ночлега, и в то время, как они думали в ту ночь об его поручении,
489
В подлиннике «barco de Ja vez»; так называлось судно, совершающее правильные рейсы с пассажирами и грузом между определенными портами.
Оставшись без главы и без руководства, они рассеялись, разбегаясь в разные стороны, прекратив нападения, какие совершали раньше. Однако с помощью великих хитростей судья захватил двести человек из них и совершил над ними примерное правосудие.
Мы без всяких помех и в безопасности прибыли в Мадрид, и мне казалось, – ибо это действительно так, – что в этих разбойничьих шайках есть люди, обладающие такой добродетелью, что многое нужно сделать тому, кто захотел бы подражать им.
Глава последняя и эпилог
Уставши уже от стольких ударов судьбы, испытанных на море и на суше, и видя, какой короткой была моя молодость, я решил описать свою жизнь и приготовиться к смерти, которая служит пределом всех вещей. Ибо, если она хороша, она исправляет и смягчает все проступки, совершенные в юности.
Я описал ее языком легким и ясным, чтобы читателю не было трудно понимать его. Очень хорошо сказал обладавший блестящим и ясным умом маэстро Вальдивьельсо [490] одному поэту, который хвастался, что он пишет очень темно, – что если цель повести и поэзии – развлекать поучая и поучать развлекая, то как может поучать и развлекать то, что непонятно или, по меньшей мере, должно очень затруднять читателя?
490
Хосе де Вальдивьельсо (1560? – 1638), религиозный поэт и драматург, был капелланом архиепископа Толедо дона Бернардо де Сандоваль-и-Рохас.
Если встретятся какие-нибудь оплошности, то пусть они будут приписаны моей малой осведомленности, а не недостатку у меня доброго желания. И если мне укажут на них, я с великим смирением приму поправку от всякого, кто с добрым намерением захочет меня исправить. Ибо плохо пользовался бы своими наставлениями тот, кто хотел научить обладать терпением, если у него самого не будет хватать терпения, чтобы выслушать и принять братские исправления. Ведь без терпения я не мог бы встретить грудью волны и жестокости неистового трезубца, [491] не смягчил бы жестокости разбойников, не привел бы к благополучному концу позорные и непрерывные невзгоды рабства, не склонил бы в свою пользу высокое величие власть имущих, не пользовался бы великой милостью государей и без божественной добродетели терпения не обуздывал бы стольких и столь безмерных вихрей, какие влечет за собой суетность человеческая. И если бы оно не оказало на меня иного действия, кроме избавления меня от губительного порока праздности, который я видел столь распространенным среди людей всех состояний, – этого мне было бы достаточно, чтобы извлечь из моих бедствий великий плод и обладать им. И если в юности побольше обращать внимания на детей, которые воспитываются в праздности, то, находя пример в чужих бедах, они не отказывались бы от опасностей солдатской жизни, не доходили бы до жалкого раболепства, не впадали бы в нужду, в какой оказываются мужи благородного происхождения, переносящие тысячи унижений, от которых они свободно могли бы вовремя избавиться. Из-за того, что детей воспитывают, допуская, чтобы они пребывали в праздности, родителям приходится видеть превосходящие меру проступки, которые они могут исправить лишь с большим позором или затратами, превосходящими состояние, каким они обладают.
491
Античная мифология изображала владыку морей Нептуна с трезубцем; атрибут божества употреблен вместо его имени для метонимического обозначения моря.
Занятие – это великая учительница терпения, добродетели, о которой мы всегда должны думать с великой бдительностью, чтобы противостоять искушениям, какие преследуют нас изнутри и извне. В конце концов благодаря ему достигается все, на что люди способны. Ибо даже при обладании высоким происхождением, преходящими благами и широким покровительством людей, – без этой добродетели невозможно достичь предела желаемого. А если с терпением соединяется настойчивость, то все это содействует, все научает: бедного – чтобы он проводил свою жизнь в спокойствии и улучшал свое положение; богатого – чтобы он сохранил приобретенное и не желал чужого; благородного кабальеро – чтобы он не удовлетворялся унаследованной от своих предков кровью, а шел дальше; расточительного – чтобы он сообразовался с тем, что имеет и что может иметь; скупца и жадного – чтобы тот понял, что он не родился только для одного себя; отважного и решительного – чтобы он обуздывал свои порывы, причиняющие столько зла; трусливого – чтобы в нем считалось добродетелью то, что является отсутствием мужества; того, кто оказался в тяжелом положении, – чтобы он переносил его мужественно и спокойно. Чего не совершает добродетель терпения? Какие мирские бури она не укрощает? Каких наград не достигает? Но если флегматик может приходить в ярость и с пылкостью следовать порывам раздражения, то почему холерик не сможет сдерживать себя и проявить упорство в терпении?
У нас есть много настоящих и живых примеров этой истины, которым следует подражать. Но даже на одном только можно видеть, что может сделать превосходная добродетель терпения. Кто подумал бы, что такая великая необузданность вместе с кровью, богатством и молодостью, какой отличался в юности герцог Осуна дон Педро Хирон, [492] превратится в такие замечательные добродетели, которым поражается весь мир? Будучи яростной молнией гнева, самым нетерпеливым в нежные годы своей юности, с каким огромным терпением он обуздал свой непреклонный характер, чтобы служить во Фландрии с таким успехом, что он смирял ярость восставших и подставлял свою мужественную грудь под удары мушкетов, когда хотели ворваться в его дом и разграбить его! Каким только терпением, соединенным с умеренностью и справедливостью, не обладал он, когда управлял Сицилией! И какой доблести, без терпения, было бы достаточно для осуществления его гордых планов, когда он направлял по морю и суше такие могучие армии и флоты, обуздавшие могущество турок, заставив трепетать остальных врагов, причем он внушал любовь и страх людям, которыми он управлял и управляет?
492
Герцог Осуна дон Педро Хирон. – О его бурной молодости много рассказывает Луис Кабрера. Под 6 мая 1600 г. Луис Кабрера сообщает, что по освобождении из тюрьмы в Аревало, куда он был заключен за бесчинства, герцог был выслан в Осуну. Получив разрешение явиться «поцеловать руку его величества», он воспользовался этим разрешением, чтобы отправиться в Севилью и другие места по своему желанию. 23 сентября 1600 г. следует такое сообщение: «Будучи здесь, герцог Осуна наделал таких бесчинств, что, когда он отправился в Пеньяфьель, свое владение,
20 июля 1602 г. при дворе стало известно, что Осуна бежал во Фландрию; оттуда он вернулся в 1608 г. Он помирился с королем и получил орден «Золотого руна» в награду за службу во Фландрии. Позднее он был назначен вице-королем Сицилии и Неаполя.
Когда дон Франсиско де Кеведо, кабальеро с блестящим умом, спросил этого знатного вельможу, как ему удалось такой мягкостью заставить уважать себя, тот ответил, что благодаря терпению, потому что – хотя в людях простых и скромных оно вызывает некоторое пренебрежение – в государях и правителях оно возбуждает страх, любовь и уважение. Но пусть это остается для больших историй, ибо этого нельзя вместить в такое маленькое рассуждение.
Хорхе де Товар, [493] которого я знал в его молодые годы как человека, обладавшего достаточным мужеством и решительностью, чтобы в делах чести потерять терпение, именно благодаря терпению приобрел великие нравственные добродетели, которые привели его на должности, достойные такого великого человека, каким он проявил себя, выказывая великую правдивость, мужество и настойчивость в делах распределительной юстиции. Но каких совершенств не найдется в божественной добродетели терпения? О, снизошедшая с неба добродетель! Бог послал нам ее по милосердию своему, мне же для того, чтобы, подражая добродетели моих товарищей в этом убежище, я смог обеспечить себе жизнь и приготовиться к смерти. И для осуществления этого благого намерения, если бы я умел воспользоваться им, Бог послал мне в качестве примера такую знатную сеньору, как донья Хуана де Кордова Арагон-и-Кардона, герцогиня де Сеса, [494] чья христианская добродетель, высокие качества, собственные и унаследованные, и милостивое обращение могут служить образцом и примером для каждого, кто стремится к христианскому совершенству, в правилах которого воспитались такие дети, как дон Луис Фернандес де Кордова, герцог де Сеса, [495] кабальеро, которого украшают самые высокие дарования, большой любитель чтения литературных произведений, великий покровитель их, а также и тех, кто их сочиняет.
493
Хорхе де Товар – секретарь совета Филиппа III (1598–1621), ближайший сотрудник герцога де Уседа, фактически управлявшего государством во второй половине этого царствования.
494
Донья Хуана де Кордова-Арагон-и-Кардона, герцогиня де Сеса – внучка герцога Кардона, была фрейлиной королевы; в апреле 1608 г. вышла замуж за коннетабля.
495
Дон Луис Фернандес де Кордова, герцог де Сеса – приобрел известность «Письмами», которые писал за него служивший у него секретарем Лопе де Вега.
Исповеди и проповеди испанских плутов
В каждой культуре есть не только свои писатели-классики, но и свои классические жанры: в Древней Греции – трагедия, в ренессансной Италии – новелла, в Англии – романтическая поэма, во Франции и в России – роман… В Испании в эпоху Барокко таким жанром стала пикареска (от слова «пикаро» – прозвания героя жанра, примерно соответствующее русскому плут, ловкач, пройдоха, прихлебатель). Речь идет именно о классике-жанре, а не о классике-творце, каковым в Испании конца XVI – начала XVII века – времени утверждения и расцвета пикарески – несомненно, был Сервантес, создатель «Дон Кихота», написанного в полемике не только с рыцарскими, но и с плутовскими повествованиями. Но «Дон Кихот», позднее признанный Первым образцовым новоевропейским романом, в свою эпоху и в своем отечестве остался без «потомства». Единственное подражание-продолжение «Дон Кихота» – так называемый «Лжекихот» Авельянеды, увидевший свет за год до выхода Второй части романа Сервантеса (1615), – свидетельствует о полном непонимании узурпатором сути жанрового новаторства Сервантеса. Соперник Сервантеса, трусливо спрятавшийся под псевдонимом «Авельянеда», не понимал, что «Дон Кихота» и его персонажей нельзя «клонировать»: подражать можно лишь «манере» их создателя, его особым отношениям со своими героями и с читателем, его многоракурсному видению мира, его доброжелательной иронии, нежеланию судить и готовности прощать… Это оказались способными «вычитать» из «Дон Кихота» лишь английские романисты XVIII столетия (Филдинг, Смоллетт, Стерн, Голдсмит), немецкие прозаики «эпохи Гете» (Виланд, Жан-Поль, Тик, Гофман), русские романисты от Пушкина до Михаила Булгакова. В своем же веке и в своем отечестве творец «Дон Кихота» вплоть до середины XIX столетия оставался в одиночестве. Испания века Барокко не была готов к тому, чтобы в ней появился роман – самый свободный и недогматичный из жанров литературы Нового времени. Ведь и от Нового времени родина Дон Кихота, застывшая в своем имперском никак не обоснованном экономически, величии, начала отставать. Испанцы ХVII в. (в своем большинстве жители новой столицы – Мадрида) основное время проводили в «корралях» – площадных театрах, в приемных знатных лиц, ища какой-нибудь не обременительной, но приносящей постоянный доход должности… Праздность и прожектерство, как основные национальные пороки, обличали все писатели-моралисты того времени. Зато в Испании Филиппа HI (1598–1621) и Филиппа IV (1621–1665) – рядом с «новой комедией» Лопе де Вега и бурлескными романсами Гонгоры, сатирическими видениями Кеведо и остроумными поучениями Грасиана расцвела пикареска, которую позднее (уже в XIX в.) назовут «плутовским романом», хотя далеко не каждая пикареска может быть названа «романом» в собственном смысле слова. Ведь роман – это, как правило, история жизни вымышленного героя, а в большинстве пикаресок «история», то есть собственно рассказ, занимает меньше места, чем поучительные размышления и рассуждения автора, сатирические зарисовки окружающего мира и разного рода «вставные» новеллы. Герой романа, по крайней мере, романа новоевропейского, даже герой отрицательный, – это личность, индивидуальность, а персонажи большинства пикаресок – это антиличности или личности-фантомы, персонажи-оборотни, или просто своего рода «фигуры речи». Конечно, именно пикареска стала образцом для создателей нравоописательно-сатирического романа во Франции и в Англии XVIII столетия – Дефо, Смоллетта, Лесажа, Мариво, но в их произведениях испанская традиция преображается до неузнаваемости.
Классическую испанскую пикареску отличает не только и не столько присутствие в ней образа плута, который встречается и в древних мифах в обличье так называемого «трикстера» – двуликого и двуличного бога – помощника «главных» богов и вредителя одновременно, и в народном «животном» эпосе (в России это – лисица, в Западной Европе – Лис), и в восточных рассказах о проделках хитрецов. Испанская пикареска – это, прежде всего, вполне привычный для нас, но совершенно новаторский для XVI–XVII вв. (если речь идет о вымышленной истории) тип повествования, где главный герой выступает и как рассказчик, и как действующее лицо. При этом плутовская автобиография может быть оформлена то как послание, то как рассказ-исповедь, то как мемуары или путевые заметки. Предоставляя своим героям полную свободу высказывания, авторы пикаресок пародируют традиционные жанры исповеди, жития святого, ораторскую речь, церковную проповедь. Чаще всего пикареска – это исповедь «наизнанку», нацеленная не на покаяние, а на самооправдание, не на раскрытие «человека внутреннего», а на демонстрацию «человека внешнего» во всей неприглядности прожитой им жизни. Именно форма повествования от первого лица, позволяющая изобразить мир в перспективе мировосприятия героя-повествователя, с одной стороны, и героя-действующего лица, с другой, обуславливает жанровое своеобразие пикарески, отличает ее от внешне схожих с ней собраний анекдотов, циклизованных вокруг образа главного героя, например, от «народной книги» о Тиле Уленшпигеле.