Жизнь Маркоса де Обрегон

Эспинель Висенте

В конце концов, уже испытывая недостаток во всем необходимом для поддержания жизни, гонимые и подбрасываемые злыми волнами, мы шесть месяцев блуждали по неизмеримым морям, никому не ведомым и никем не оплаванным, потеряв надежду и возможность управлять, не зная, куда мы плыли, готовые каждый день стать пищей ужасных чудовищ. Блуждали среди чуждой нам стихии, когда у нас уже кончились запасы пищи и питья до такой степени, что даже кожа от дорожного мешка была лакомой пищей для ее владельца – если он имел возможность съесть ее один, – с ужасным страхом, какой вызывала всегда открытая могила в необитаемых пещерах глубокого моря или в голодных чревах его ненасытных животных.

Когда мы уже думали, что весь мир второй раз покрылся водой благодаря всемирному потопу, все в один голос начали кричать: «Земля, земля, земля!» – потому что мы увидели остров, окруженный такими высокими скалами, покрытый такими огромными деревьями, что он показался нам чем-то волшебным. И едва мы его увидели, как он мгновенно исчез, не по волшебству, а вследствие течения, которое отбросило корабль против нашей воли, так как мы не в состоянии были противодействовать

этому, и это течение отнесло нас в сторону среди столь яростных водоворотов, что мы были уверены, что они поглотят корабль и нас вместе с ним. Но когда матросы пришли в себя, и так как они не потеряли направления, в каком был замечен остров, они решили, что, лавируя при помощи фок-мачты, все время имея в виду течение, чтобы не приближаться к нему, – мы опять могли бы подойти к острову. Но я был того мнения, что следует зарифить паруса на фок-мачте и двумя лодками, которые у нас были привязаны на корме, вести корабль на буксире, потому что если течение захватит одну из лодок, то было бы легко повернуть корабль; если же будет захвачен корабль, то мы опять потеряли бы направление, и даже наши жизни. Все мы с молитвами и пламенными мольбами поручили себя святому ангелу-хранителю, и на лодках сели гребцами наиболее сильные или наименее ослабевшие из-за недостатка продовольствия, сменяясь по временам, потому что все были воодушевлены надеждой достигнуть земли. В дозорной корзине на самом верху главной мачты поместили человека, крепко привязав его, и он очень внимательно наблюдал, не покажется ли что-нибудь, и извещал нас обо всем, что он заметит. И через два дня, в тот момент, когда нам уже казалось, что мы потеряли дорогу к нашему спасению, мы опять увидали эти высочайшие обрывистые скалы, более высокие, чем утес Гибралтара, покрытые прекрасными высокими деревьями. Это до такой степени воодушевило всех моих товарищей, что у них пришлось отобрать из рук весла, так как благодаря их стремлению и пламенному желанию достичь земли они едва вторично не попали с кораблем в течение, вследствие чего все мы оказались бы в крайне бедственном положении и полном отчаянии. Но я громко закричал им:

– Товарищи! Так как Бог после стольких несчастий, голода и бедствий дает нам возможность показать, как много может сделать предприимчивость в соединении с отвагой в сердцах, которые столько времени оставались непоколебимыми, хотя подвергались невероятным ударам судьбы, то если теперь у нас не хватит разума и терпения, чтобы благоразумно подумать, насколько мы теперь находимся ближе к смерти, чем за все время, когда судьба нас гнала, играя нашими жизнями, – это будет уже вина не Его, а только наша, если мы бросимся в столь очевидную опасность, которую мы ощущали руками и видели собственными глазами.

И, следуя моему совету в том, что было для нас так важно, мы постепенно приближались к острову с такой осторожностью, что, хотя какая-нибудь из лодок и попадала иногда в течение, однако благодаря вниманию всех опытных моряков это не причиняло ей такого вреда, какой нельзя было бы легко исправить.

Мы плыли так долго и с такой осторожностью, что подошли на расстояние меньше чем в пол-лиги от острова и были очень близко от течения, которое, по мнению наиболее опытных, начиналось на очень небольшом расстоянии от острова и расходилось по обеим сторонам его, так что делало подход невозможным, а остров недосягаемым, как мы его и назвали. [477] И хотя течение здесь не было столь широким, как там, где мы встретили его к нашей беде, однако, будучи в этой части более узким, оно было гораздо более сильным.

477

Существует много островов, носящих название «Недосягаемый».

Наконец, когда мы были в смущении и не знали, что нам следует предпринять, я решительно сказал:

– Здесь есть земля и скалы? В таком случае мы должны достичь того и другого.

И я решительно велел бросить якорь, и вскоре корабль стал на якорь, чем все мы были очень довольны, и у нас появилась надежда на спасение. Когда это было исполнено, я попросил дать мне концов, [478] веревок и канатов, которых на корабле было изобилие, так же как и пороха, так как нам не представлялось до сих пор случая расходовать ни то, ни другое. Когда веревки были крепко связаны одна с другой, они получились такой длины, что лодка могла достичь острова. Я посадил в лодку пятьдесят своих товарищей, наиболее сильных по моему мнению, с их мушкетами и пороховницами, наполненными крупным и мелким порохом, и сел сам в качестве их предводителя, предупредив на корабле, чтобы, даже если нас захватит течение, они травили конец и с большой осторожностью отпускали канат, пока не увидят, где мы остановились. Ведомые святым ангелом-хранителем, мы были захвачены течением, однако с лодкой ничего не случилось кроме того, что она неслась с огромной быстротой.

478

Концом в морской терминологии называется всякая свободная снасть небольшого размера.

Вскоре мы оказались в закрытой бухте или заливе, – какой образует с этой стороны остров, – настолько спокойном, что, хотя сила течения была чрезвычайно велика, берег или залив, куда оно нас пригнало, оставался не менее тихим и спокойным. Радуясь этому счастливому и неожиданному обстоятельству, мы плыли на веслах около высокой скалы, чтобы отыскать какой-нибудь проход, и скоро на мысу, образованном извилистым берегом бухты, мы увидели идола чудовищной величины и замечательной работы, и столь необычного, что мы никогда

таких не видали и не представляли себе. [479] Величиною он был с обыкновенную башню и стоял на двух ногах, столь больших, как того требовало построение туловища. У него была только одна рука, выходившая из обоих плеч, и она была такой длинной, что простиралась гораздо ниже колена. В руке он держал солнце или лучи его. Голова была в соответствии со всем остальным, с одним только глазом, из нижнего века которого выходил нос с одной ноздрей; одно ухо, и то на темени. У него был открыт рот с двумя очень острыми зубами, так что казалось, будто он грозит ими, выдающийся вперед подбородок с очень толстой щетиной, на голове немного волос в беспорядке.

479

Описание отчасти напоминает изображение божества ацтеков Уицилопочтли.

Хотя вид этого идола мог испугать нас и заставить не двигаться дальше, но так как мы искали спасения наших жизней и должны были найти его на земле, то мы поплыли по направлению к идолу, где находился маленький проход в глубь острова, никогда никем не виданного и никому не известного. В тот момент, когда лодка вошла в проход, появились два великана необычайной высоты, [480] такого же вида, как описанный мною идол. Когда каждый из них схватил лодку со своей стороны, наш страх был так велик и так велика их сила, что мы не могли защищаться, и они бросили нас в пещеру, находившуюся у ног идола. А одного несчастного товарища, который имел мужество выстрелить из мушкета, один из этих великанов схватил рукой поперек туловища и отбросил его так далеко, что мы долго видели, как он летел над водой, пока не упал в море. Я был настолько предусмотрителен, что привязал лодку к стволу дерева, стоявшего около прохода, прежде чем мы вошли в него, что имело потом для нас очень большое значение, не потому, что это могло предотвратить обрушившуюся на нас беду, а потому, что лодка не могла быть отнесена и захвачена течением.

480

Находки в американских странах огромных ископаемых животных вызвали представление, будто там некогда жили великаны. Об этом говорят все ранние историки.

Глава XXI

Когда великаны бросили нас в пещеру, они закрыли отверстие, свалив на него ствол огромного дерева, росшего над пещерой и свисавшего вроде подъемного моста; это падение и удар заставили не только задрожать пещеру и идола, но через щель или окно, выходившее на море, вырвавшийся порыв ветра поднял столь великое волнение, что мы слышали, как сильно ударялась наша лодка благодаря своей величине и тяжести. Я не думаю, чтобы я ошибался, сказав, что поваленный ствол имел тридцать локтей в обхвате, а в высоту более шестидесяти. Древесина его была тверда и тяжела, как самый твердый камень на свете.

Великаны, совершив такое жертвоприношение своему идолу, начали танцевать и плясать, извлекая из тамбуринов хриплые и печальные звуки, [481] настолько беспорядочные и несогласованные, что они больше были похожи на шум в склепе, чем на музыку для танца.

В то время как они были поглощены своими играми и развлекались за счет наших жизней, мы оплакивали наше несчастье и власть судьбы, которая с таким насилием обращалась с нами и привела нас к тому, что, когда мы уже, казалось, нашли некоторое облегчение от столь продолжительных и непрестанных бедствий, она приготовила нам смерть от голода и жажды среди мертвых тел тех, кого они раньше приносили в жертву своему ненасытному идолу. Но так как ни в каком несчастье не следует терять присутствия духа и так как бедствия являются пробным камнем для мужества и ума, то мне сейчас же пришло в голову средство, каким мы могли воспользоваться в столь затруднительном положении, когда мужество, находчивость и быстрота должны немедленно объединиться. И так как они были заняты и развлекались своими празднествами и в действительности они были людьми простодушными и считали, что при таких условиях, держа нас заключенными в столь мрачной могиле, можно о нас больше не думать, то мы могли – хотя и с трудом – приступить к выполнению моего плана, который заключался в следующем.

481

Берналь Диас дель Кастильо, один из наиболее достоверных мемуаристов конкистадоров, часто упоминает о хриплых и печальных звуках индейских тамбуринов.

Я взял, сколько мне казалось нужно, веревок, и из наиболее чистых от мяса белых костей тех мертвецов, выбирая самые маленькие, я сделал лестницу, по которой мы могли бы добраться до упоминавшейся щели, что было делом большой трудности, потому что повсюду была голая скала и не было возможности сделать отверстия, по которым можно было бы подняться и закрепить лестницу. Но так как нужда – великая учительница, а найти способ укрепить лестницу было вопросом не меньше как о жизни, то я взял очищенный от мяса позвонок, продел через отверстие веревку, и, соединив оба конца, чтобы они оставались внизу, все мы изо всех сил стали стараться забросить кость в окно или щель. Один сильный молодой парень, выросший в горах Ронды, обладал такой ловкостью, меткостью и силой, что ему удалось забросить кость в щель таким образом, что она там легла поперек или застряла. Тогда, привязав лестницу к одному из концов веревки, мы стали тянуть за другой, так что лестница была поднята наверх. В то время как мои товарищи держали оставшийся внизу конец веревки, я с большой осторожностью поднялся по лестнице и укрепил ее таким образом, что мы все могли подняться к щели и оттуда спуститься к лодке.