Жизнь Микеланджело
Шрифт:
В 1533 и 1534 годах [244] привязанность Микеланджело к Кавальери достигла своей высшей точки. В 1535 году началось его знакомство с Витторией Колонна.
Она родилась в 1492 году. Отец «ее был Фабрицио Колонна, синьор Пальяно, князь Тальякоццо. Мать ее, Агнесса да Монтефельтро, была дочерью великого Федериго, князя Урбинского. Род ее был из благороднейших в Италии, одним из тех, в которых лучше всего воплотился лучезарный дух Возрождения. Семнадцати лет она вышла замуж за маркиза Пескара, Ферранте Франческо д’Авалос, великого полководца, победителя при Павии. Она любила его; он ее не любил нисколько. Она не была красивой [245] . Известные нам медали с ее портретом изображают мужественные, волевые и немного резкие черты: высокий лоб, длинный и прямой нос, короткая и суровая верхняя губа, нижняя губа слетка выпячивается, рот сжат, подбородок выдается [246]
244
Особенно между июнем и октябрем 1533 г., когда Микеланджело, вернувшись во Флоренцию, был в разлуке с Кавальери.
245
Прекрасные портреты, в которых хотят видеть ее черты, совершенно не достоверны. Таков знаменитый рисунок в Уффициях, на котором Микеланджело изобразил молодую женщину в каске. В лучшем
246
Так изображена она на анонимной медали, воспроизведенной в «Carteggio di Vittoria Colonna» (изданном Эрманно Ферреро и Джузеппе Мюллером). Такою, несомненно, видел ее Микеланджело. Волосы ее скрыты под большим полосатым чепцом, платье — сплошь закрытое, с вырезом у шеи.
На другой анонимной медали она представлена молодой и идеализированной. (Воспроизведена у Muntz’a. «Histoire de l’Art pendant la Renaissance», III, 248, и в «L’Oeuvre et la Vie de Michel-Ange», изд. «Gazette des Beaux Arts». Волосы y нее зачесаны наверх и завязаны лентой надо лбом; одна прядь упадает на щеку, мелкие косички — на затылок. Лоб высокий и прямой; взгляд внимательный, несколько тяжелый; нос длинный, правильной формы, с широкими ноздрями; щеки полные; ухо широкое и хорошо сформированное; прямой и выдвинутый подбородок поднят кверху; шея голая, вокруг нее легкое покрывало; грудь обнажена. Вид равнодушный и надутый.
Обе эти медали, сделанные в разные периоды ее жизни, имеют общими чертами складку, несколько хмурую, у ноздрей и верхней губы и маленький рот, молчаливый и презрительный. Общий вид производит впечатление спокойствия без иллюзий и без радости.
Фрей делает несколько смелое предположение, что Виттория изображена на странном рисунке Микеланджело, помещенном на обороте одного из сонетов: прекрасный и печальный рисунок, которого, в таком случае, Микеланджело никому не хотел показывать. Она изображена пожилой, до половины туловища обнаженной; груди пустые и отвислые; голова не постарела, она пряма, задумчива и горда; ожерелье обвивает тонкую и длинную шею; поднятые волосы заключены в подвязанный у подбородка чепчик, который закрывает уши и образует род каски. Перед нею голова старика, похожего на Микеланджело, которая на нее смотрит, — в последний раз. Он сделал этот рисунок сразу после того, как она умерла. Сопровождающий его сонет — прекрасное стихотворение на смерть Виттории: «Quand’ el ministro de sospir mie tanli..» («Когда владыка стольких моих вздохов…») В издании «стихотворений Микеланджело» рисунок этот воспроизведен на стр. 385.
Филонико Аликарнассео, знавший ее и написавший ее биографию, несмотря на почтительность выражений, употребляемых им, дает понять, что она была некрасива: «Выйдя замуж за маркиза Пескара, — говорит он, — она прилежно стала развивать свод духовные способности; ибо, не обладая большою красотою, она украсила себя образованием, чтобы обеспечить себе бессмертную красоту, которая не преходит, как та, другая». Она была до страстности. интеллектуальна. В одном из своих сонетов она сама говорит, что «грубые чувства, бессильные создать гармонию, производимую чистою любовью благородных душ, никогда не пробуждали в ней ни наслаждения, ни страдания… Ясное пламя, — прибавляет она, — возносит мое сердце на такую высоту, что низкие мысли оскорбляют его». Ни с какой стороны она не создана была, чтобы быть любимой блестящим и чувственным Пескара; но, по нелогичности любви, она создана была, чтобы любить его и претерпевать от этого страдания.
Она, действительно, жестоко страдала от измен своего мужа, который обманывал ее в собственном же доме, на глазах у всего Неаполя. Тем не менее, когда в 1525 году он умер, она не могла утешиться. Она нашла себе прибежище в религии, и в поэзии. Она вела затворническую жизнь в Риме, потом в Неаполе [247] , сначала не отказываясь от мирских мыслей: она искала уединения лишь для того, чтобы погрузиться d воспоминания о своей любви, которую она воспела в стихах. Она поддерживала отношения со всеми великими писателями Италии. с Садолетом, Бембо, Кастильоне, который вручил ей рукопись своего «Cortegiano» («Придворный»), с Ариосто, прославившим ее в своем «Неистовом Роланде», с Паоло Джовио, Бернардо Тассо, Лодовико Дольче. Начиная с 1530 года, ее сонеты распространились по всей Италии и доставили ей несравненную славу среди современных ей женщин. Удалившись на Искию, она неустанно воспевала свою преображенную любовь в уединении прекрасного острова, окруженная гармоническим морем.
247
Духовным советником при ней состоял тогда Маттео Гиберти, веронский епископ, один из первых, предпринявших попытку обновления католической церкви. Секретарем Гиберти был поэт Франческо Берни.
Но, начиная с 1 534 года, религия всецело ее захватила.
Ею овладел дух католической реформы, религиозное свободомыслие, которое, избегая раскола, стремилось тогда возродить церковь. Неизвестно, знала ли она в Неаполе Хуана Вальдеса, но она была потрясена проповедями Бернардино Окино Сьеннского [248] ; она была дружна с Пьетро Карнесекки [249] , с Джиберти, с Садолетом, с благородным Реджинальдом Полем и с самым крупным из эт, их прелатов — реформаторов, которые в 1536 году образовали Collegium de emendand^a Ecclesia [250] , — с кардиналом Гаспаро Контарини [251] , который тщетно пытался установить во время Регенбургского собора единомыслие с протестантами и который имел смелость написать следующие мощные слова [252] :
248
Бернардино Окино, великий проповедник и главный викарий капуцинов, с 1539 г. сделался другом Вальдеса, который подпал под его влияние. Несмотря на доносы, он продолжал свои смелые проповеди в Неаполе, Риме, Венеции, находя поддержку в народных массах, против церковных интердиктов, пока наконец в 1542 г, его не обвинили в лютеранстве; он бежал из Флоренции в Феррару, а оттуда в Женеву, где перешел в протестантство. Он был близким другом Виттории Колонна и перед своим отъездом из Италии известил ее о своем намерении конфиденциальным письмом.
249
Пьетро Карнесекки из Флоренции, протоноторий Климента VII, друг и ученик Вальдеса, был впервые вызван на суд инквизиции в 1546 г. и сожжен в Риме в 1567 г. Он поддерживал отношения с Витторией Колонна вплоть до самой смерти ее.
250
Коллегия по исправлению церкви. Прим. перев.
251
Гаспаро Контарини, происходившей из знатного венецианского рода, был сначала венецианским послом при Карле V в Нидерландах, в Германии и Испании, затем при Клименте VII от 1528 до 1530 г. При Павле III в 1535 г. он был возведен в сан кардинала и был в 1 541 г. легатом на Регенбургском соборе. Он не сумел столковаться с протестантами и возбудил подозрение в католиках. Упав духом, он вернулся обратно и умер в Болонье в августе 1542 г. Он написал большое количество произведений: «De immortalitate animae» («О бессмертии души»), «Compendium primae philosophiae») («Краткое изложение начальной философии») и трактат «Об
252
Приведены у Генри Тоде.
«Закон Христов есть закон свободы… Нельзя назвать управлением такой строй, при котором правила устанавливаются волею одного человека, по природе своей склонного к злу и руководимого бесчисленными страстями. Нет!: Всякое главенство есть главенство разума. Предметом своим оно имеет приведение правильными путями тех, кто ему подчинен, к правильной их цели — счастью. Главенство папы есть также главенство разума. Папа должен знать, что главенство его простирается над людьми свободными Он не должен Повелевать, запрещать или разрешать по своему произволу, но исключительно согласно правилам разума, согласно божественным заповедям и согласно правилу Любви, — правилу, приводящему все к богу и к общему благу».
Виттория была одной из самых восторженных душ в этой небольшой идеалистической группе, в которой соединялись люди с наиболее чистой совестью в Италии. Она вела переписку с Рене Феррарской и с Маргаритой Наваррской; и Пьр — Паоло Верджерио, перешедший впоследствии в протестантство, называл ее «одним из светочей истины». Но когда началось движение контрреформации, руководимое безжалостным Караффой [253] , на нее напало смер тельное сомнение. Душа у нее, как и у Микеланджело, была страстной, но слабой; ей необходимо было верить, она не в силах была противостоять авторитету церкви. «Она не переставала мучить себя постами, власяницами, пока на костях оставалось мясо» [254] . Друг ее, кардинал Поль [255] , вернул ей спокойствие, принудив ее к подчинению, заставив смириться гордыню разума и забыть себя в боге. Она исполнила это с опьянением самопожертвования… Если бы она принесла в жертву только одну себя! Но вместе с собою она пожертвовала, и всеми своими друзьями; она отреклась от Окино, писания которото она передала римской инквизиции; подобно Микеланджело, эта великая душа была сломлена страхом. Она топила угрызения своей совести в безотрадном мистицизме:
253
Джампьетро Караффа, епископ Кьети, основал 1524 г. орден театинцев и с 1528 г. начал в Венеции контрреформистскую деятельность, которую с неумолимой суровостью продолжал сначала в качестве кардинала, а затем, с 1555 г. — в качестве папы под именем Павла IV. В 1540 г. был утвержден орден иезуитов; в июне 1542 г. был установлен в Италии суд инквизиции с неограниченными полномочиями по отношению к еретикам, и в 1545 г. открылся Тридентский собор. Это был конец свободного католицизма, о котором мечтали Контарини, Джиберти и Поль.
254
Показания Карнесекки перед судом инквизиции в 1 566 г.
255
Реджинальд Поль, из Йоркского дома, должен был бежать из Англии, где он не поладил с Генрихом VIII; он переехал в Венецию в 1 532 г., сделался там восторженным другом Контарини, был возведен Павлом III в кардинальский сан и назначен легатом вотчины св. Петра. Обладая большим личным обаянием и примирительным характером, он подчинился контрреформации и привел к повиновению многих из свободомыслящих членов группы Контарини, которые готовы были перейти в протестантство. Виттория Колонна всецело подчини лась его руководству во время своего пребывания в Витербо в 1541–1544 гг. В 1554 г. Поль в качестве легата вернулся в Англию, где сделался архиепископом Кентерберийским и умер в 1558 г.
«Вы видели, в каком хаосе неведения я обреталась, в каком лабиринте ошибок я блуждала, имея тело в непрестанном движении, с целью обрести покой, и душу и непрерывном волнении, с целью обрести м, ир. Бог захотел, чтобы сказано было мне: «Fiat lux!», чтобы узрела я, что я — ничто и что все пребывает во Христе» [256] .
Она призывала смерть, как освобождение. Умерла она 25 февраля 1547 года.
Она познакомилась с Микеланджело как раз в Ту пору своей жизни, когда она более всего была проникнута свободным мистицизмом Вальдеса и Окино. Эта меланхолическая и беспокойная женщина, всегда нуждавшаяся в руководителе, на которого она могла бы опереться, чувствовала не меньшую потребность в более слабом и более несчастном, чем она, существе, на которое она могла бы истратить всю материнскую любовь, переполнявшую ее сердце. Она постаралась скрыть от Микеланджело свое смятение. Ясная по внешности, сдержанная, немного холодная, она доставляла ему то спокойствие, которого сама искала от других. Их дружба, намечавшаяся в 1535 году, сделалась тесной, начиная с осени 1538 года, и всецело была основана на боге. Виттории было сорок шесть лет, ему было шестьдесят три. Она жила в Риме, в монастыре Сан — Сильвестро — ин — Капите, под Монте Пинчио. Микеланджело обитал около Менте Кавалло. Они сходились по воскресеньям в церкви Сан — Сильвестро на Монте Кавалло. Брат Амброджо Катерино Полити читал им послания апостола Павла, которые они вместе обсуждали. Португальский художник Франсишко да Оланда сохранил нам память об этих беседах в своих четырех «Диалогах о живописи» [257] . В них содержится живая картина этой серьезной и нежной дружбы.
256
Письмо Виттории Колонна к кардиналу Мороне (22 декабря 1543 г.). См. о Виттории Колонна работу Альфреда Реймонта и второй том «Микеланджело» Тоде.
257
Франсишко да Оланда: «Четыре беседы о живописи», которые велись в Риме в 1538–1539 гг., были написаны в 1548 г. и изданы Жоакимом де Васконсейошем. Французский перевод в «Les Arts en Portugal» графа Рачинского, 1846 г. (Париж, Ренуар.)
Когда Франсишко да Оланда в первый раз посетил церковь Сан — Сильвестро, он застал там маркизу Пескара с некоторыми друзьями за слушанием душеспасительного чтения; Микеланджело там не было. Когда чтение послания было окончено, любезная женщина, улыбаясь, сказала чужеземцу:
— Конечно, Франсишко да Оланда охотнее выслушал бы какую-нибудь речь Микеланджело, чем эту проповедь.
На что Франсишко с глупой обидчивостью ответил:
— Как, сударыня, ваша светлость полагает, что я ничего другого не могу понять и годен только для живописи?
— Не будьте так обидчивы, мессер Франсишко, — сказал Латтанцио Толомеи, — маркиза именно убеждена в том, что живописец годен на все. В таком почете у нас, итальянцев, живопись! Но, может быть, своими словами она хотела к удовольствию, полученному вами, прибавить удовольствие послушать Микеланджело.
Ф|рансишко рассыпался в извинениях, а маркиза сказала одному из своих слуг:
— Поди к Микеланджело и скажи ему, что я и мессер Латтанцио после богослужения остались в этой часовне, где такая приятная прохлада, и если он хочет потратить немного времени, это будет к большой нашей пользе… Но, — прибавила она, зная диковатость Микеланджело, — не говори ему, что Франсишко да Оланда, испанец, находится здесь.
В ожидании, когда вернется посланный, они продолжали беседу, придумывая, каким образом заставить Микеланджело заговорить об искусстве так, чтобы он не заметил их намерения; потому что, если бы он его заметил, он тотчас же отказался бы продолжать разговор.
«Наступила минута молчания. Раздался стук в дверь. Мы выразили опасение, что маэстро не придет, раз ответ прибыл так быстро. Но моей звезде было угодно, чтобы Микеланджело, живший в двух шагах оттуда, как (раз был в дороге по направлению к Сан — Сильвестро; он шел по Эсквилинекой ул, ице, в сторону Терм, ведя философскую беседу со своим учеником Урбино. И так как наш посланный встретился с ним и привел его с собою, то это уже он сам своей особой стоял на пороге. Маркиза поднялась И долго говорила с ним, стоя, отдельно от других, раньше чем пригласила занять его место между ею и Латтанцио».