Жизнь моя - Армия
Шрифт:
— Курил в цехе?
Солдат вытянулся, но руку к виску не вскинул, так как шапки на голове не было:
— Никак нет! Выходил на улицу только перед вашим приходом, вот и пахнет.
Васин протянул озябшие ладони к печке и добродушно протянул:
— Так-так… Значит, бросать не желаешь? Ну-ну…
По-этому протяжному «ну-ну» Гулькин сообразил, что настроение у начальника отличное и решил договориться насчет вечера:
— Товарищ прапорщик, разрешите обратиться…
Мужчина посмотрел на него и ухмыльнулся:
— Что, вечером деваху с поселка
Прапорщику было чуть за тридцать, но он вел себя, как солидный уже поживший и много повидавший мужик, постоянно подчеркивая возраст. Солдаты беззлобно посмеивались над этой его привычкой. Все же он понимал их и когда бывал в добром расположении духа охотно делал послабления.
Васин неспешно подошел к булькающему котлу и заглянул. Вначале ничего не увидел сквозь пар, но потом его зоркий наметанный взгляд заметил что-то плавающее по поверхности. Николай торопливо схватил лопату и выловил это «что-то». На металлической поверхности лежал разбухший окурок сигареты. Прапорщик посмотрел на Игоря и зловещим шепотом спросил:
— Этт-т-то еще что такое? Я вас спрашиваю! Поросят травить?!?
С каждым словом голос Васина набирал силу. Гулькин поспешил отступить за котел и теперь выглядывал из-за него, боясь получить по голове лопатой, которой прапорщик размахивал уже недвусмысленно. Игорь пискнул, чуть пригнувшись за печь:
— Случайно попал, товарищ прапорщик. Наверное с очистками принесли…
Прапорщик проревел:
— Я тебе покажу, случайно! Никаких девок на сегодня! Ты у меня это пойло с окурками сам сожрешь, а свинтусам новое сваришь!
Солдат понял, то терять уже нечего и прапорщик сейчас в таком состоянии, что заставит его наесться очисток и комбикорма до отвала. Требовалось ошеломить начальство, что он незамедлительно сделал. Резко выпрямился из-за котла. Его голос неожиданно набрал силу:
— Лопну и вы за это отвечать будете! Или в санчасть угожу с отравлением!
Лучше бы он не напоминал об отравлении! Гулькин по лицу начальника понял, что сболтнул лишнего. Лицо прапорщика застыло в зловещей гримасе и начало меняться в цветах. Перед глазами Васина возникла картина отравившихся поросят. Ловким броском он оказался рядом с Гулькиным и сцапал не успевшего отскочить парня за грудки. Приблизив багровую вместительную рожу к бледному вытянувшемуся лицу подчиненного, проревел грозно:
— Свинтусов, значит, травить можно, а тебя нельзя?!? Ну это мы посмотрим!
Он вдруг сгреб несчастный окурок лапищей и быстро затолкал солдату в рот. Проревел, закрывая ему рот ладонью, чтоб не выплюнул:
— Ешь!!!
Игорь от неожиданности проглотил окурок не жуя и закашлялся, багровея на глазах. Разозленный прапорщик, не отпуская солдата, дотянулся до старой и оббитой эмалированной кружки, стоявшей на столе и зачерпнул немножко пойла из котла. Поболтал, чтоб побыстрее остыло и поднес к губам подчиненного. Уже вполне спокойно сказал продолжавшему кашлять парню:
— Запей!
Тот не стал сопротивляться и глотнул довольно противного на вкус варева. Через несколько секунд, резко оторвав руку прапорщика от себя, со всех ног кинулся за дверь. Минуты через три он вернулся весь позеленевший, в испарине и сообщил, похлопывая мокрыми потемневшими ресницами, словно телок:
— Ну вот, отравили вы меня…
Васин, не спешно помешивая пойло в котле, почти ласково ответил:
— Еще раз обнаружу окурок, приволоку мусорницу из курилки у штаба и все окурки тебя съесть заставлю! Запивать станешь пойлом и…
Парень вновь скрылся за дверью, так и не дослушав. Когда он вернулся во второй раз, начальник с добродушнейшей физиономией застегивал бушлат:
— Можешь приглашать на вечер девчонку! Я поговорю с ротным…
Посеревший с лица Гулькин отказался:
— Да нет, спасибо, что-то расхотелось свиданку устраивать…
Довольный Васин, со счастливой улыбкой на лице, направился к штабу. Игорь, тяжело дыша и часто сглатывая вязкую слюну, глядел на кипевшее коричневое варево. Помешал пойло лопатой, чтобы не пригорело. Дважды отрывался, чтобы выйти на улицу и подышать воздухом. Во рту было противно, а в груди саднило. Где-то через полчаса после ухода прапорщика в кормоцех заглянули Ваганов и Рогов. Ефрейтор попросил:
— Витек, сигаретку одолжишь? У меня закончились, а в магазин идти по морозу в лом. Давай покурим? Васька домой пошел. Мы видели…
Гулькин как раз помешивал пойло. Сунул в руки Ваганова всю пачку. Отвернулся в сторону и буркнул, заметно побледнев:
— Забирай. Я бросил…
Рогов вытаращил глаза:
— Да ты что? Ты же утром вовсю курил!
Игорь мрачно поглядел на обоих, с удовольствием затянувшихся дымом дружков и попросил:
— Не курили бы вы здесь. Мне от дыма плохо станет…
Ваганов вытаращил глаза и уставился на него. Переглянулся с Роговым. Оба направились к двери, заметив, что Гулькин вовсе не шутит и аж посерел лицом. Это было так не похоже на неисправимого, казалось бы, курильщика. Через минуту вернулись. Ефрейтор спросил:
— Гуля, что это с тобой? Ты словно не в себе. Уходил из роты вроде бы нормальный. Заболел? Так давай мы ротному доложим и у котла подежурим, а ты в санчасть иди. Там правда только медсестра сейчас…
Игорь зло рявкнул:
— Отстаньте от меня! Не пойду я не в какую санчасть!
Приятели пытались расспрашивать, но он молчал. Во рту стоял противный привкус размокшего в пойле окурка. От этого тошнота то и дело подступала к горлу. Гулькин с трудом сдерживался, чтоб не обматерить сердобольных друзей. Он разумом понимал, что они не хотят ему зла, но на желудке от этого было не легче.
Лишь через сутки он раскололся и все же рассказал, что произошло в кормоцеху. Друзья хохотали, затягиваясь вонючей «Явой» в паре метров от него. Игорь мрачно смотрел перед собой и чувствовал, что курить действительно совсем не хочется и привкус размокшего в пойле окурка до сих пор остается во рту…