Жизнь моя - Армия
Шрифт:
Гладько покачал головой:
— Фломастеров не хватит. Надо одеваться, да в магазин канцтоваров бежать.
Переодеваясь в джинсы и рубашки, решили, что за фломастерами идет Ельский, как понимающий в цветах, а Боря и Володя унесут форму в сушку и развесят. Их утешала мысль, что на следующее утро у лейтенанта из-под кителя будут торчать спортивки и командир «влепит» ему строгача. Троица надеялась успеть раскрасить форму до утра.
В канцтоварах фломастеров подходящих цветов не оказалось и Ельский не придумал ничего лучше, как купить люминисцентные маркеры. Они были широкими и старлей обрадовался, что быстро справятся с работой. Он даже не задумался, чего покупает. Сейчас его интересовало лишь одно: замазать пятна. Веня ни слова не сказал приятелям о том, что приобрел. Пятнашки высохли почти полностью за полтора часа.
Довольный Пушкин всласть нагулялся с девчонками по поселку, рассказывая о жизни элиты. После прогулки они утащили его к себе на чаепитие. Юрий вернулся в комнату около одиннадцати вечера. К его великому изумлению старшие лейтенанты старательно раскрашивали одежду маркерами. Ехидно сообщили:
— Мы твои фломастеры использовали, уж извини! Они больше не пишут, академик…
Студент пожал плечами и весело улыбнулся:
— Использовали, так использовали. Мне не жалко…
Ночью Боря проснулся, чтоб сходить в туалет. Сверкавшая форма, висевшая на плечиках на стене, напугала его. Пятнашки соседей тоже зеленовато сияли! Гладько мигом включил свет, форма сверкать перестала. Он разбудил спавшего на соседней койке Расстегаева. Показал фокус ему. Уже вдвоем растолкали Ельского и грозно спросили:
— Ты что за маркеры купил?
Тот спросонок сказал:
— Под цвет, а что?
Боря выключил свет и форма засветилась. Все трое сели на постелях, словно совет на Филях и уставились в спину спокойно спавшего «пиджака». Пушкин слегка посапывал, подтянув ноги к груди и закутав до половины русоволосую голову. Володя через какое-то время выдал умную мысль:
— В темноту в такой форме не заходить, тогда никто не узнает.
Пушкин неожиданно подал голос:
— Узнают! Мои фломастеры под солнцем золотом и серебром отливают. Это специальные, для плакатов…
Утром все трое с немым изумлением увидели, как лейтенант натягивает те самые брюки, что сушились в ванной. На их взгляды пояснил:
— Мне их девчонки одолжили. Все равно они в юбках ходят…
На построении трое старлеев бледнели и краснели под удивленным взглядом Савицкого. А тот никак не мог понять, что это за странную форму выдали старшим лейтенантам. У Гладько светилась серебристыми пятнами грудь. Причем пятна располагались симметрично и было похоже, что он стоит в женском лифчике неправильной формы. У Ельского тем же серебром сияли колени и локти. Но всех забавнее выглядел Расстегаев. У него золотом сверкал зад! Строй с трудом сдерживался. Офицеры видели Володю до построения, но командир нет. Савицкий посмотрел на дергавшиеся лица и приказал:
— Старшим лейтенантам Гладько, Расстегаеву и Ельскому выйти из строя!
Трем старлеям пришлось подчиниться. Они покраснели от смущения. Строй не выдержал, глядя на брюки Расстегаева и захохотал. Полковник ничего не понял. Удивленно смотрел на ржущих в строю офицеров. Решил навести порядок и уж потом отчитать трех старлеев за нарушение формы. Выдохнул:
— Встать в строй!
Когда старлеи развернулись, он понял причину дикого веселья. Иван Артемьевич пытался сдержаться изо всех сил. Фыркал, хрюкал, пищал и дергался перед строем, откровенно зажав рот. Он повидал не мало, но золотого зада еще не лицезрел! Чтоб окончательно не потерять «лица», развернулся и ушел в штаб, беззвучно хохоча и забыв отдать команду «разойтись». Это сделал за него начштаба Аристархов сквозь приступы истерического смеха.
После обеда трех старлеев вызвали к Савицкому. Им пришлось сказать правду о шутке над «пиджаком», неожиданно превратившейся в шутку над ними. Полковник долго стоял у окна, пытаясь прийти в себя. Наконец обернулся к сидевшим бардовым старлеям:
— Дошутились? Я бы, как только узнал, что лейтенанта девчонки под покровительство взяли, постарался удержаться от шуток. «Пиджак» девчонкам понравился! Хоть неуклюжий и не красавец, и в службе разбирается плохо, однако приглянулся девичьему взводу. А вот вы, такие красивые и рослые, до сих пор не можете ни одну уговорить на свидание прийти! И что мне теперь с вами делать? Форму новую выдавать, золотые мои, посеребренные?
Полковник в открытую рассмеялся. Гладько сознался, потупившись в пол:
— Товарищ полковник, выдайте, если возможность есть! Мы даже готовы постепенно выплатить стоимость. Вы понимаете, она у нас в темноте тоже светится. Ельский, сволочь, люминисцентные маркеры купил. В карауле нас каждая собака увидит…
Савицкий упал в кресло и захохотал, смахивая слезы с глаз:
— Ну, химики! Выходит, что вы и в темноте видимы. Да-а-а! Дорого вам эта шутка обошлась. Форму вам выдадут, но через неделю. Сами знаете, у Жданько отец умер и склад опечатан. Так что придется терпеть. Но, глядите потом! Лучше «пиджака» не трогайте…
Целую неделю старлеи выслушивали шуточки сослуживцев по поводу сверкания. Они старались как можно быстрее смываться со службы и торопливо переодевались в «гражданку», хотя раньше любили постоять у магазинчика и попить пивка.
Расстегаев теперь постоянно носил китель выправленным наружу, чтоб, хоть частично, прикрыть золотящийся зад. Раньше он забивал низ куртки в брюки и затягивался ремнем, подчеркивая узкие бедра атлета. Они несколько дней подряд пробовали отстирать форму от фломастеров, но не тут-то было! Краска оказалась качественной и смываться не желала…
И СНОВА СВЯЗЬ…
Капитан Лисянский после «прокачки» командиром стал просто образцово-исполнительным. Хотя в части до сих пор время от времени вспоминали высказывания Савицкого и обзывали его то «ночной вазой», то «стриженым гиббоном», но значительно реже. На все остроты Лисянский мрачно отмалчивался и смешки потихоньку утихли. Капитан практически перестал бывать в штабе, да и к девчонкам больше не приставал. Светлана и Нина постоянно видели его склонившимся над очередным блоком коммутатора, что-то паяющим или внимательно разглядывающим.
В городке имелись внутренние телефоны и не каждый мог дозвониться до нужного лица. Прежде требовалось связаться с дежурным по штабу, а уж тот сам решал — стоит соединять звонившего с абонентом или нет. Надо сказать, что «узел», по специфике своего назначения, имел выход на Москву, прямиком на Генеральный штаб. В коммутаторе имелось специальное гнездо. Втыкаешь штекер и Москва на проводе…
Казалось бы чего там? Служи себе потихоньку, дожидайся очередного звания. Союз развалился и солдаты в основном служили русские, понимающие, но на беду Лисянского прислали в часть служить одно милое чудо из отдаленной части Башкирии. Чудо это практически не говорило по-русски. Звали его Хайдуллин Ижат. Ушастое, с черными глазками в пухлых щеках, пимпочкой-носиком и щеткой коротеньких жестких волос. Ушлые солдаты мигом переделали его в «Ежата», но чаще звали «Ежиком». Через полгода башкир хвастался, что понимает много русских слов и говорил: