Жизнь моя - Армия
Шрифт:
«ПИДЖАК»
В часть прислали чудика после физмата со знаменитой фамилией Пушкин и с лейтенантскими погонами. Таких в армии зовут «пиджаками». Худой, тощий, с крупными веснушками на вытянутом лице, он даже руку к козырьку вскидывал так, словно собирался кепку снимать. Ладонь вставала горбом. Пятнистая форма на Юрии топорщилась во все стороны. Даже погоны не желали лежать прямо, загибаясь, казалось бы пришитыми уголками вверх. Берцы у него постоянно развязывались и шнурки болтались, как у пятилетка.
О службе в армии бывший студент имел самое отдаленное представление, а уж о том, как командовать, тем более.
Когда это чудо на следующее утро пришло представляться командиру, Савицкий уже был в курсе, что собой представляет данный объект. Накануне офицеры в общежитии над ним подшутили и полковник сам, от души, хотя и не демонстрируя этого, посмеялся вместе с начштаба, который был свидетелем происшествия…
Пушкин, пыхтя, влез в комнату общежития, где его поселили, с целой кучей обмундирования и связанными за шнурки берцами на шее. Бросил все на кровать и спросил:
— Прошу прощения, я еще не совсем запомнил вас по именам и могу ошибиться. Боря, вы не можете мне подсказать, как подворотничок подшить и вот эти картинки? Кладовщик мне сказал, что это я должен сам сделать. Но я не знаю как…
Трое старлеев, живших и не туживших до этого, переглянулись, глянув на раскинутые по кровати «картинки» — шеврон с эмблемой, группа крови и принадлежность к славной семье ракетчиков. Сидевший у стола и писавший письмо родителям старший лейтенант Борис Гладько, к которому обращался «пиджак», посмотрел на сваленную аммуницию и вдруг вытаращил глаза. Посмотрел на приятелей, с азартом резавшихся в шашки:
— Слышь, Юр, а чего это интендант тебе зимнюю портупею выдал? Сейчас еще только начало осени и положена летняя. Ты сходил бы на разу, получил, а то завтра командир тебе всыплет за нарушение формы одежды.
Игравшие старлеи разом перестали двигать шашки и тоже поглядели на сваленную аммуницию с интересом. Ни один даже не улыбнулся. Один из них встал. Подошел и наклонился над сваленной одеждой. Внимательно просмотрев все, добавил:
— Прапор опять видно себе загреб! Так! Значит снова загонит за пару тысяч на рынке белорусам. Вы гляньте, мужики, простое нижнее белье выдал, а противорадиационные трусы снова налево сплавит! Юр, ты детей иметь собираешься?
Новоиспеченный лейтенант, ничего не понявший из его тирады и лишь переводивший взгляд с лица на лицо, покраснел и промямлил:
— Надеюсь…
Володя Расстегаев покачал головой и на полном серьезе, с апломбом, выдал:
— Тогда ты должен знать, что у нас техника — ракеты! И радиация имеется. Для этой цели, еще несколько лет назад, в специальном НИИ, были придуманы специальные трусы, чтоб достоинство, так сказать, не облучало. Понял? Надо уметь требовать свое! Ты с этим хитрым хохлом покруче говори. По столу стукни, что ли! Иначе зажилит, гад и не поморщится! На его крик внимания не обращай. Требуй свое, ты же старше по званию! Что ты за мужик будешь с импотенцией? Ты же молодой!
Пушкин внимательно посмотрел каждому в лицо, но не заметил и тени усмешки. Мало того, старшие лейтенанты смотрели на него с жалостью! Он не знал то ли верить, то ли нет. Гладько посмотрел на часы и поторопил:
— Юр, ты бы побыстрее мыслил! Этот гусь Жданько склад через двадцать минут закроет! А потом хрен ты у него чего вытребуешь. В ведомости расписывался? — Пушкин кивнул и старлей усмехнулся: — Все! Он завтра скажет, что все тебе выдал, как положено и не докажешь! Это сегодня еще можно что-то исправить. Если отказываться начнет, беги к командиру. Иван Артемьевич заставит выдать! У нас положено. И перестань интеллигентничать, это — армия! Здесь все жестко!
Лейтенант со всех ног рванул из комнаты. Скатился со второго этажа и рванул на склад. Он пролетел по аллее, даже не заметив эти несчастные полкилометра от КПП. Человек тридцать солдат и десятка полтора офицеров, получавших обмундирование, были свидетелями грандиозного спектакля, который потом рассказывали и пересказывали, давясь смехом, неоднократно. Особенно тем, кто прибывал в часть в командировки!
За время дороги Юрий сумел «накрутить» себя до «белого каления», приняв во внимание все советы Расстегаева и смело ринулся в атаку. В эти минуты он постарался забыть про свою врожденнную интеллигентность. Его мать, отец, дед, бабка и все предки на протяжении пяти поколений были профессорами и академиками!
Больше всего парня испугала возможность остаться импотентом. В Москве его ждала невеста, подобранная родителями из такой же интеллигентной семьи и с двумя высшими образованиями. Правда она была лет на шесть старше, но Пушкин решил после армии жениться на ней не откладывая! Искать невесту самому представлялось утомительной затеей, к тому же отрывающей драгоценное время, которое можно потратить на науку. «Пиджак» влетел на склад аж побагровевший от злости.
Лихо пролез к стойке, расталкивая локтями старших офицеров. Те вытаращили глаза на хама в джинсах и велюровой рубашке с расстегнутым воротом. Никто из них не смог прийти в себя сразу. Такое случилось впервые. К тому же этот хам был в дорогих туфлях из крокодиловой кожи, какие ни один из них не мог себе позволить. Все застыли от наглости! Юрий протолкался к стойке и рявкнул на прапорщика, недоуменно уставившегося на него с другой стороны:
— Вы мне не все выдали! Мне в общежитии открыли глаза, как вы поступаете с новичками. Так запомните, я старше вас по званию и не собираюсь спускать этот дело на тормозах. Вы обязаны довыдать то, что зажилили!
В складе установилась полная тишина. Все в части знали, что пухлый добродушный Жданько никогда не ловчил, в отличие от своих собратьев-прапорщиков. Теперь он глупо помаргивал глазами, выронив ручку на стол. Прапорщик отслужил лет пятнадцать и был опытным. Посмотрел на «пиджака», уже понимая, что того кто-то разыграл. Нашел в стопке ведомость лейтенанта. Внимательно просмотрел и спросил:
— И что я не выдал? Вроде все по ведомости…
Пушкин выдохнул на весь склад:
— Летнюю портупею и противорадиационные трусы! У меня невеста есть!
С минуту в складе стояла тишина, а затем… Даже в штабе слышали дикий хохот из сорока пяти глоток! Офицеры и солдаты присели. Жданько катался по столу, побагровев от гогота и только Пушкин оглядывался по сторонам в недоумении. Лишь через какое-то время до новоиспеченного лейтенанта начало доходить, что его разыграли. Он постоял еще минуты три, глядя на ухохотавшегося до слез прапорщика, а затем предпочел молча исчезнуть. Офицеры смахивали слезы с глаз. Что Пушкин сказал старшим лейтенантам, вернувшись в общагу, история умалчивает…