Жизнь на старой римской дороге
Шрифт:
Мистер Коллинз сложил в свой небольшой чемодан белье, галстуки, носки, платки, деловые бумаги и нажал кнопку звонка. Перед ним стал слуга-негр.
— Снеси чемодан вниз.
— Слушаюсь, — ответил негр и вышел.
Через несколько минут мистер Коллинз спустился вниз и попросил счет.
Управляющий, улыбаясь, подал ему счет на двадцать пять тысяч долларов.
Мистер Коллинз поразился: двадцать пять тысяч долларов? За неделю?!
— Прошу вас представить точный счет всех моих расходов, — повелительно сказал он.
Управляющий вынул ему чеки, подписанные «миссис Коллинз».
Так
Мистер Коллинз хотел было сказать, что эта женщина вовсе не его жена, но вспомнил, что сам записал в книге: «Господин и госпожа Коллинз».
Он на миг прикусил губу, достал из кармана чековую книжку и, выписав чек на двадцать пять тысяч долларов, покинул гостиницу.
Управляющий тут же поднял трубку телефона и позвонил Дороти Чепмен:
— Хелло, Дороти! Старый дурак уехал. Чек у меня в кармане!
И разразился долгим лающим смехом.
5. Два пожара
Я снимал комнату в доме мистера Ригза. Мой хозяин принадлежал к той категории людей, которые от природы очень глупы, но сами об этом не подозревают.
Мистер Ригз — кругленький, толстый, румяный человечек, миссис же Ригз — полная противоположность мужу — длинная, худая, с крупными, торчащими вперед зубами.
Мистер Ригз — южанин, его отец когда-то служил офицером в южной армии, потерпевшей жестокое поражение в гражданской войне Севера с Югом. Все эти восемь месяцев, которые я прожил в доме мистера Ригза, мой хозяин говорил только об одном — об отце, его героических деяниях, огромных плантациях, а также о том, какой урон нанесла гражданская война их хозяйству. Когда мистер Ригз подходил к концу своего повествования, его голос начинал дрожать — он вновь искренне переживал трагедию семьи. Черта эта весьма характерна для людей, относящихся с пренебрежением к труду и постоянно мечтающих о богатом наследстве. Меня всегда особенно забавляла заключительная часть рассказа Ригза, потому что в этот момент миссис Ригз со слезами на глазах подходила к мужу, чтобы поцеловать его, хотя ей этого никогда не удавалось сделать, ибо губы миссис Ригз были слишком тонки, они сразу же обнажали зубы.
Я нарочно, по всякому поводу заставлял его рассказывать эту историю, причем интересовался такими подробностями, которые приводили мистера Ригза в необычайное возбуждение, и он без умолку говорил и даже рылся в письмах, чтобы уточнить, когда именно произошло то или иное событие. Он буквально упивался собственным красноречием и поэтому не замечал, что я просто посмеиваюсь над ним. Потом мистер Ригз рассказывал, какие кушанья любил его отец. Среди них особо выделялся приготовленный из капусты суп, запах которого пропитывал даже одежду.
— Какой утонченный вкус был у него, — поспешил однажды вставить я.
Миссис Ригз склонила голову набок, с умилением посмотрела на мужа.
Впоследствии
Мистер Ригз хвалил свою супругу за чуткое отношение ко мне и добрую память о его отце.
Однажды утром, во время завтрака, рядом с нашим домом остановилась грузовая машина; она фыркнула, вздохнула и умолкла. Мистер Ригз, чтобы узнать, не к ним ли приехала машина, выглянул в окно. На мгновение он застыл на месте, затем повернулся и с глупейшим выражением на лице уставился на жену. Миссис Ригз, которая постоянно следила за каждым движением супруга, ища в нем проявления логической осмысленности, остановилась как вкопанная. На этот раз я «уловил» в глазах мистера Ригза нечто похожее на мысль.
— Черт… — сумел он вымолвить только и опустился на стул.
— Что случилось? — воскликнула миссис Ригз, оскалив зубы.
Я хоть и подошел к окну, но не мог сразу понять, что, собственно, произошло. И только когда вслед за мной миссис Ригз выглянула в окно и, вскрикнув «ах», ударилась в слезы, мне все стало понятно.
Грузовик привез негритянскую семью. В соседний дом уже вносили мебель.
Вот что оскорбило южноамериканских аристократов. Их соседями будут чернокожие!
Заметив, что жене дурно, мистер Ригз подбежал к шкафу, достал капли, засуетился вокруг нее.
— Не волнуйся, дорогая, вероятно, перепутали адрес. Это какое-то недоразумение.
Миссис Ригз, привыкшая верить каждому слову мужа, стала успокаиваться.
— Я сейчас же пойду туда и все выясню, — сказал хозяин и вышел из комнаты, даже не допив кофе.
— Как вы думаете, неграм разрешат жить в нашем квартале? — обратилась ко мне миссис Ригз после ухода мужа.
— Насколько мне известно, в американской конституции нет пункта о расовых привилегиях.
Я никогда не жил в Южных Штатах, которые вели когда-то войну за сохранение рабства негров, поэтому мне была непонятна психология этих южноамериканских аристократов.
Миссис Ригз удалилась, не дав мне договорить, сочтя более приличным не выслушивать меня вовсе, чем грубить. В это время в комнату вбежал бледный хозяин.
— К сожалению, адрес не перепутан, но я сию же минуту пойду к адвокату и постараюсь уладить это дело. Я не позволю, чтобы они хоть одну ночь были моими соседями.
Мы вместе с мистером Ригзом вышли из дому. Я отправился на службу, он — к адвокату. Вечером, когда я вернулся домой, вопрос был окончательно решен: закон не давал права никому выгонять чернокожего из его собственной квартиры.
У меня не было желания разговаривать с моими хозяевами. Я ушел к себе, оставив супругов наедине с их несчастьем, и принялся читать «Доктора Фауста» Марло.
С этого дня я почувствовал отвращение к Ригзам. Их разговоры стали для меня невыносимы, я встречался со своими хозяевами только за завтраком и ужином, стараясь не задавать лишних вопросов. Между тем они постоянно возвращались к этой теме, говорили об «ужасной» семье, поселившейся рядом с ними.
— Не для того воевал мой отец, чтобы черномазый стал соседом его сына, — ворчал мистер Ригз.