Жизнь начинается после смерти
Шрифт:
Я посмотрел на жемчужину и ничего, кроме металлического блеска, не увидел, так, как должен признаться, что ко всем ресурсам природы, выбранным человечеством в качестве эталона ценностей, я относился с сильным подозрением и не чувствовал эмоционального подъёма от вида необработанного камня или куска металла. Перлы, как эталон, были куда мене привлекательны, чем раковины, где перламутр мне казался более красивым. Восторги ювелира меня не тронули, но заинтересовала денежная составляющая ценности жемчуга.
– Сколько она может стоить? – спросил я как бы мельком.
Самуил Израилевич грустно посмотрел на меня и сказал:
– Увы, дорогой
– И все же.. – не унимался я, – Примерно, сколько она может стоить.
Ювелир пожал плечами и предположил.
– Полмиллиона… А на аукционе и весь миллион.
– Мир сошёл с ума. – задумчиво констатировал я, одновременно прикидывая количество жемчужин припрятанных в духовом шкафу электроплиты.
– Я позволю не согласиться с вами. Цена – единственное, что являясь установленной реальностью, сохраняет мир от хаоса. – этот постулат пришёлся мне по душе и я ответил ему, что полностью с ним согласен.
Поняв, что узнал достаточно, я стал прощаться с Семёном Ильичём и уже протянул руку, чтобы получить обратно свою жемчужину, как тот, проникновенно заглядывая мне в глаза, сделал мне короткое предложение:
– Я могу дать триста. Это всё, что у меня есть.
Мне пришлось выдержать паузу, чтобы не крикнуть сразу: «Я согласен!». Глядя на меня, Чуркин понял это по своему.
– Триста пятьдесят и я остаюсь без штанов. – прошелестел ювелир сделав скорбное выражение лица покойника.
– Ну хорошо, – сказал я, с азартом гончей собаки, почувствовавшей запах добычи. – Давайте четыреста и по рукам!
– Вы меня режете без ножа! – воскликнул внезапно оживший ювелир и я понял, что меня обошли.
Попросив меня подождать несколько минут, Самуил Израилевич скрылся за дверью, ведущей в задние комнаты ювелирной лавки. Вместо него возле прилавка материализовался его молодой рыжий помощник, манерами и лицом походивший на хозяина заведения. Он так усердно делал вид, что занят протиранием экспонатов, что я невольно поверил в то, что это основной повод его появления у прилавка, но когда вернулся хозяин, он, таким же загадочным образом, растворился среди стеллажей и шкафов магазина.
Получив жемчужину, Самуил Израилевич выложил на прилавок четыре пачки тысячерублёвых купюр и уже на выходе, когда я, упаковав деньги по карманам, и подойдя к двери, взялся за латунную ручку, крикнул мне вслед.
– Прощайте, но если будет что-нибудь подобное, приходите.
«А как же иначе» – сказал я себе. – «С домом Картье я ещё не знаком».
Деньги приятно оттягивали мои карманы, спешить мне было некуда и я решил немного покутить. С этой мыслью я направился в ресторан моей юности, куда был вхож ещё в восьмидесятые, в ресторан славившийся своей кухней под названием «Узбекистан» или «Узбечка», как все его тогда называли. Пройдя мимо швейцара, одетого в бухарский халат, я вступил на «кремлёвскую дорожку» и сердце моё дрогнуло – это была, наверно правнучка той дорожки, по которой я входил в ресторан в далёкие восьмидесятые. Зал, конечно, здорово изменился. Я смотрел на плафоны потолка, где раньше на цветных росписях загорелые узбечки убирали хлопок, а молодые узбекские студенты обняв учебники, спешили к местному университету, удивительно похожему на павильон республики на ВДНХ. Теперь плафоны изображали суры из Корана написанные арабской вязью и подсвеченные светодиодными светильниками. Увидев изобилие еды на столах, я почувствовал, что голоден и, предвкушая гастрономическое наслаждение, заказал лагман, самсу и плов.
Следующий день и последовавший за ним, были отмечены ожиданием даты, когда можно было получить паспорт, путевку и отправиться в аэропорт. Я обменял рубли на доллары, купил шорты и панаму и путеводитель по Бейруту и весь вечер, перед визитом в турагентство, лёжа в кровати, я то дремал, то краем глаза рассеяно смотрел в телевизор, лишь однажды заострив внимание, когда речь пошла о Ватикане, где начали продавать индульгенции, гарантировавшие место в Раю. «Началось». – подумал я. – «Вергилий был прав!»
В назначенное время, прийдя с утра в агенство, я получил пакет документов и через несколько часов отправился в Домодедово. В самолёте, кроме меня, находилось
с десяток арабов, семья иудеев и корреспондент радиостанции «Дождь», который оказавшись в соседнем кресле, сразу стал приставать с вопросами о моей политической ориентации. Я ответил, что в данный момент политикой не интересуюсь и вообще события в мире мало меня касаются. Поняв, что, как собеседник, я не представляю интереса, корреспондент отстал. Я закрыл глаза и незаметно, под ровный гул моторов, заснул и проспал весь полёт, до тех пор, когда, оживший динамик, на трёх языках объявил, что через несколько минут самолёт приземлится в аэропорту Бейрута. Я заполнил, предоставленную мне проводником декларацию, получил отметку на паспортном контроле и вышел из аэропорта в ливанскую жаркую зиму.
Теперь мне предстояло найти в этой стране потомков Эмира с фамилией Бен Али. Что впрочем было не так-то трудно, так как, этот клан был один из самых древних и почитаемых в Бейруте. Ещё одним маячком в поисках родственников, было упоминание о прадеде Эмира: адмирале Фарухе Бен Али, прославившимся в битве за Хайфу. Начав поиски, я обратился в местный отдел справок, где мне посоветовали обратится к человеку, который знал почти всё о членах своего клана, – к торговцу коврами Исхаку Бен Али. Лавка Исхака находилась на центральном базаре старого города. Меня встретил явный представитель древних аборигенов аравийского полуострова: с сухим, тёмным лицом ассирийца, курчавой седой бородой и пронзительным взглядом чёрных глаз.
– Знаю кого вы ищете. – проговорил старец, выслушав мой рассказ. – И об Эмире, правнуке Фаруха Бен Али, тоже слышал. Он погиб молодым в стычке с турками в Искендерунском заливе. От него остались два сына, которые продолжили ветвь клана Бен Али. Их потомки и сейчас живут в Бейруте, а несколько семей основались на севере близ границы с Сирией.
– Я хотел бы вас попросить указать мне достойную семью, которая одинаково уважаема всеми членами ветви Фаруха Бен Али. – попросил я торговца.
– С какой целью вы интересуетесь потомками Фаруха? – поинтересовался Исхак.
По его голосу я понял, что хозяин лавки насторожился и ничего не скажет без весомого объяснения причин моего интереса.
– Я уполномочен передать наследникам Эмира Бен Али некое послание из прошлого… Это наследство, которое необходимо разделить поровну между всеми потомками Эмира.
Я достал жемчужину и показав её торговцу, пояснил:
– Вот по такой жемчужине должен получить каждый член ветви Фаруха Бен Али. Каждый. И живущий и умерший. По моим подсчётам потомков сыновей Эмира должно набраться около двухсот человек. Значит, они получат двести крупных жемчужин, каждая из которых может стоить до десяти тысяч долларов.