Жизнь напрокат

Светлый Руслан

– Недавно же ели, сколько можно?

– Как знаешь, Петрович.

Я с некоторым удивлением и большим интересом пронаблюдал как Сашка по-хозяйски протопал к очагу, погремел там железками, зачерпнул ковшиком из парящего котелка. Вернулся ко мне с кадочкой горячей водицы в руках. Протянул мне маленький, но острый ножик с деревянной рукоятью, мыло жидкое в деревянной же мисочке подсунул. Бриться я отказался, не хватало еще заразу на фейс занести, эдакой антисанитарией. Да и не мешает мне щетина, рожи я своей в зеркала не вижу, а на

мнение окружающих относительно моей внешности я с удовольствием положил болт. С меня и одежды хватит.

– Не, я бриться не стану. На удачу, как хоккеисты на Кубке Стэнли, знаешь?

Привыкший к моему аккуратному виду, Сашка озадаченно хмыкнул и убрал цирюльные принадлежности.

– Тогда я тоже не буду. На удачу.

– А ты, гляжу, вжился в образ будто так и было, - заметил я не без злорадного ехидства.

– А то?!
– оскалился Сашок и приосанился.
– Я ведь не какой-нибудь дворовый холоп!

– Кортик-то тебе не вернули, - остудил я Сашкин пыл.
– Так что холоп ты и есть.

– Да тут этих кортиков-кинжалов как у рыбака блесен!
– возразил Сашка.
– Даже меч есть, пошли покажу, там целый арсенал!

– Я лучше на улицу выйду, если разрешите, ваше благородие.

Я возвратил пистолет на законное место, промаршировал к выходу, пнул ногой дверь и выперся на залитый солнцем безлюдный двор.

И ведь даже не спросил, паразит, как я намереваюсь искать чужие ценности и делать их своими! Иногда эта слепая, безоговорочная вера в жирафа, которому виднее, просто бесит. Никакой инициативы. Где так шустрый...

Душно и жарко. Орут петухи, гогочут где-то добравшиеся до воды гуси. От деревянного дома совершенно по особому исходит вкусное, пахучее тепло. Совсем как в детстве, я даже глаза прикрыл от удовольствия. На минутку бы заглянуть туда, в дни своего безоблачного малолетства. Счастливейшее было время…

Сошел с крылечка и устроил седалище на черной дубовой колоде под окошками в тени дома. Поднявшийся ветерок колышет траву, шуршит листьями яблонь и берез за изгородью, ласковые щупальца уставшего за день солнышка играют с тенями в кронах. Трое орлов, что сторожили нас с Сашкой, грамотно рассредоточилась по двору: один под сенным навесом, второй у коновязи, последний торчит у ворот, лениво навалившись на копье. Пасут - без боя не проскочить.

Я поправил приятную тяжесть кобуры и прислонился спиной к нагретым бревнам сруба. Едва не впал в дрему, но был разбужен голосами со стороны ворот.

Нет, не Головач. Двое мужиков привели под уздцы двух тощезадых бычков, а третий въехал, правя пустой, скрипучей телегой, запряженной гривастой, снулой кобылкой. Кто-то легконогий взбежал на крыльцо, юркнул в дом. Две молодухи с четырьмя деревянными ведрами оккупировали колодец. Потянуло дымом. Кряжистый дядька стал подсовывать под телегу длинную лагу, собираясь снимать колесо, у него в помощниках два босых юнца, одного из которых мужичок вскоре отослал куда-то со словами:

–

Деготь тащи, Ничушка, ступку смазывать надо!

На меня никакого внимания никто не обратил. Ну то есть совершенно. С чувством белой зависти я отметил, что Сашка Рокотов, сам того не желая, заделался настоящим помещиком, это ведь его дворня суетится. Как там? Холопы, во!

Минут через двадцать пространство двора снова опустело. Лошадку выпрягли, телега без колеса осталась стоять под яблоней подпертая лесиной, где-то невдалеке затюкал по железяке молоток. Вскоре над оградой показались головы и в ворота втянулись пятеро всадников.

Быстро они. Гонец, по ходу, бегом несся.

– Знаешь где мое серебро?
– удивленным баском вопросил Головач и я не осмелился его разочаровать.

– Предполагаю, - сделав загадочное лицо, обрадовал я.

– То есть - не знаешь…

Боярин даже присесть с дороги не пожелал, изволил вести диалог, широко расставив толстые ножищи посреди горницы. И он даже не удивился, что я не в конюшне у столба корячусь, а нахожусь на относительной свободе. А куда мне деться, когда трое топтунов по пятам с копьями ходят? Трижды нажать спуск, но, как правильно высказался Сашка - потом будет очень больно от области прямой кишки и до самой глотки.

С Головачем прибыли его сыновья. Все тот же чернявый, дерганый и озлобленный на весь мир Бур с рассеченной губой и похожий лицом на херувимчика, белокурый Завид из тех, что тыкал в меня копьецом в сарае. Одетые, я бы сказал, по-походному в не маркие, свободные штаны и рубахи из плотной ткани.Поверх рубах - кожаные безрукавки на ремешках вместо пуговиц. Сумки, фляжки, мечи. Все, как положено. И еще двое таких же верзил стоят у входа, вперед не лезут, загораживают путь к отступлению.

– Я знаю где оно может быть.

– Готов найти и принести мне?
– строго нахмурился Головач.

– Готов, но на это уйдет время.

Головач пошевелил бородищей, выпятив подбородок.

– Даю тебе седмицу. А чтобы не тяжело было одному нести, с тобой пойдут Бур с Завидом. Не управишься за седмицу - Бур тебе башку с плеч срубит. Понял меня... Стяр?

Я кивнул. Бур с Завидом для нас с Сашкой преграда не существенная, главное, чтобы бородач нас выпустил на волюшку, а уж там мы разгуляемся как следует.

Чтобы мое согласие выглядело правдоподобно, я начал торговаться.

– Что будет со мной если, вернее - когда я верну твое добро?

– Жив останешься. Мало тебе этого?

Я уклончиво пожал плечами - маловато, дескать.

– Ишь каков, еще сегодня у столба стоял, а уже голову поднял?
– бровь боярина поползла кверху. Немного поразмыслив, он швырнул мне кость.
– Ладно. Сделаешь дело - будешь свободен как жаворонок в небе и я про тебя забуду.

Я решил идти до конца и сгустить краски.

– Будет опасно и трудно, а если меня убьют, ты своего серебра и вовсе не увидишь.