Жизнь напрокат

Светлый Руслан

Ситуация, однако, у бабы.

Я ее заверяю, что, пока не вернется Бур, никакого произвола по отношению к ней и ее отпрыскам не допущу, а там уже пущай сами договариваются, как меж собой решат, так и будет, я тут ни при делах. Боярыня, на мой взгляд, остается нашим разговором довольна. Напоследок сказала, что Данья с Дохотом от Завида не отходят. Если завтра лучше не станет будут руку ему по локоть резать.

М-да, хорошего мало. Был парень без пальцев, станет без руки. Ладно бы жив остался...

У крыльца меня поджидали плечистый Липан с

давешний цыганистым Шишаком в неизменной кожаной безрукавке и почти такой же здоровый как Липан Ноздря. Снова вспомнилась вчерашняя гулянка и данное дулебам обещание, которое хочешь - не хочешь, а выполнять придется.

Я попросил Одинца раздобыть три наперстка и сухую горошину. Нашел ровную поверхность в виде обработанной скобелем широкой тесины и в укромном местечке за амбаром посвятил простодушных жуликов в таинство величайшего лохотрона девяностых годов двадцатого столетия.

Зенки Шишака загорелись дьявольским огнем. Он мгновенно просек фишку и через десять минут вполне профессионально с сухим треском раскатывал горошину по доске, в нужный момент виртуозно зажимая ее между пальцев, скрывая от алчущих взоров. Из двадцати попыток мы сообща угадали три раза, в остальных случаях победителем вышел Шишак. У парня в натуре золотые руки, не соврал Липан.

Я познакомил их с понятиями «подставной игрок» и «силовая поддержка». С полчаса мы репетировали, разыгрывая целые спектакли с участием Одинца в качестве подставного и Ноздри как боевика. Удовлетворенный результатами обучения, я велел сильно на ставках не борзеть, к убогим и нищим быть великодушными, а долю мою приносить в конце каждой недели в размере половины от общего дохода дулебской шайки, иначе сами понимаете...

Довольный Липан увел своих жуликов. За амбаром я остался с Одинцом.

– Ну ты даешь батька!
– восхитился пацан.
– На все руки от скуки!

– Что есть, то есть, - проговорил я, морщась от неприятных ощущений в пузе - местная жрачка иногда очень непредсказуемо действовала на мой желудочно-кишечный тракт.
– Жизнь заставит.

– А что это за знак у тебя на левом плече? Будто жук диковинный с хвостом.

Я вспомнил как пялился Одинец на мою наколку на речке и стало мне неуютно.

– Сам ты - жук. Скорпион это. Набивался тем, кто побывал на войне.

– На какой это ты войне побывать успел, - хихикнул Одинец.
– В детстве что-ли?

– Можно и так сказать. А воевал я в лесиситых горах Бразилии, где много-много диких обезьян. У меня и медалька имеется.

– Медалька?

– Награда такая, кругляшок блестящий, на груди носить можно, чтоб все видели.

– Награда? За что награда?

– За то, что командира испод огня вытащил.

– Из огня?

– Пусть будет - из огня. Спас, короче, старшого, вот меня и наградили. Хотели к высокому ордену представить, но передумали.

– За что воевали?

– За мир, за что еще воюют.

– Победили?

– Типа того.

– Скор-пи-он, - медленно произнес Одинец.
– Красивое слово, сильное. Раньше, вроде, не было его у тебя?

– Много ты понимаешь, - я начал испытывать раздражение от неуместных вопросов.
– Было или не было, тебе какая разница? Помалкивай, понял?

– Понял, понял, - ухмыльнулся Одинец и несколько раз, смакуя, прошептал понравившееся слово.

Три дня по моей просьбе Шепет с Рыкуем муштровали моих подчиненных, приучали к солдатской жизни, которой я был сыт по горло, а молодняк по понятным причинам еще нет. Рыкуй где-то надыбал новую тетиву и теперь Невул носился со своим луком как курица с золотым яйцом. Для него в качестве мишени набили сеном мешок, который он с упоением принялся долбить стрелами с различных дистанций. Вместе со мной Жила и Одинец с энтузиазмом учились оружному бою на учебных мечах и топорах. Нас заставляли метать в мишени короткие копья - сулицы и ножи, правильно прикрываться от атак щитом. Понятно, что за столь короткое время столь сложную науку не освоить, но кое-чему даже я научился. Особливо хорошо у меня получалось швырять в цель нож. С десяти шагов я попадал в доску шириной в две ладони. Этот цирк я научился исполнять с детства, так как игрушек, окромя складных ножиков у нас во дворе почти не водилось. Швырялись чем ни попадя, у кого какой нож имелся, здесь же для этих целей использовался специальный метательный клинок в ладонь длиной и без ручки. Я довольно быстро наловчился с ним управляться, летал он у меня как пуля снайпера - быстро и точно в цель. Боярский малолетний сынок Тихонька с удовольствием подавал мне нож, когда я редко, но все же промахивался и обещал, что когда подрастет тоже так сможет.

На четвертое утро в боярскую усадьбу заявился купец Бадай. Красивый, бородатый, статный. Хмуро затопал через двор прямиком к терему. Замедлив возле нас занимающихся свои уверенные шаги, Бадай с минуту наблюдал как Одинец пытается попасть длинным копьем в узкую жердину на уровне своего живота, затем кивком попросил меня подойти.

– Хочу тебя предупредить, Стяр, - сказал он с тихой тревогой.
– В городе видели урманов.

– Тех самых?

– Рыжего Харана видели точно.

Вот так новости. Харан, как мне показалось, из них самая гнида. Чего они тут забыли? Любой пес, получив пинка за чужим забором, больше носа туда не кажет.

– А Шибай где?

– Как в воду канул. Приглядывайте за теремом, там клейма боярские с печатями, торговые да земельные, казна, ну и добро разное... Держитесь и во что бы то ни стало ждите Бура. Любославе я несколько слов скажу и уеду из Вирова - дела у меня, через десять ден возвернусь. Все, прощайте, покудова.

– Прощай, Бадай, прощай, - легко ответил я и проводил взглядом спину всходившего на крыльцо купца. Затем взглянул в безоблачное, синее небо и широко в него улыбнулся. Прав был Сашка. У данной нам напрокат здешней жизни совсем другой вкус. С перчинкой, зато честный и понятный. Мне тоже начинало здесь нравиться.