Жизнь наверху
Шрифт:
— Очевидно, совесть не дает тебе покоя.
На фоне подушки волосы ее казались особенно черными.
— О господи, — вздохнула она. — Неужели недостаточно всех этих оскорблений, которыми ты меня осыпал? Ты ненавидишь меня и ненавидишь его…
— Давай прекратим этот разговор, — сказал я.
— Я ведь вовсе не хотела тебя обидеть. Ты не желаешь понять…
— О господи. Я понял тебя. Отлично понял. Я вульгарный толстый слюнтяй, до смерти надоевший тебе. Я даже не мужчина. Вот Марк — тот другое дело. Ты же не желаешь спать со мной…
— Я не желаю? — переспросила она. — Я? Да кто все это начал, если не ты?
— Теперь уже неважно, кто начал. — Я зевнул. — Право же, Сьюзен, я с ног валюсь.
— А тебе известно, что Джин Велфри вернулась?
— Нет, неизвестно. И мне на это ровным счетом наплевать, и это правда.
Впервые с тех пор, как я вошел в спальню, она улыбнулась.
— Но ты же был у нее в гостях в Лондоне?
— Ну и что же? В этом нет ничего особенного, — заметил я.
— А у меня другие сведения, — сказала она. — Или, может быть, тебе неизвестно, что между Уорли и Лондоном существует телефонная связь? И не только телефонная, но и почтовая? — Она приподнялась в постели. — Но я вовсе не осуждаю тебя, мой дорогой.
Она откинула одеяло. Я посмотрел на нее и стал раздеваться. Сьюзен выпрыгнула из кровати, прошлепала босиком к двери, заперла ее и вернулась ко мне.
— Джин ведь крашеная блондинка, да? — спросила она и принялась расстегивать мне рубашку.
Я не мешал ей. Потом, ухватив за волосы, оттянул ей голову назад.
— Мне было очень одиноко, — сказала она. — Очень одиноко, Джо.
Я поцеловал ее.
— Ты это заслужила, — сказал я.
Глаза ее расширились.
— Сделай мне больно, Джо. Я это заслужила. Можешь мучить меня. Можешь убить — я не стану сопротивляться.
И, рыдая, она опустилась на пол у моих ног.
— Я тебя измучаю, — сказал я. — Еще как измучаю.
Никогда в жизни я еще не был так возбужден, и никогда в жизни я так себя не презирал.
15
Завидев меня, Хезерсет, уже взявшийся было за ручку большого белого автомобиля «порш», остановился. В легком сером шерстяном костюме и темных очках он выглядел весьма импозантно — как раз так, как и должен выглядеть владелец спортивной машины, стоящей около трех тысяч фунтов. Фунт стерлингов за фунт веса, подумал я; да, эта машина, конечно, вдвое дороже брауновского «бентли». Я смотрел на нее, и у меня росло недовольство собой.
— А я думал, вы отдыхаете, — заметил я.
— Совершенно верно, старина. Завтра чуть свет улетаю в Испанию на большой серебряной птице. Мне просто надо было завязать один узелок с вашим тестем. Сделать это так и не удалось, но совесть моя теперь спокойна.
— А вот я не могу этого сказать о моей совести, — заметил я. — Как раз сегодня я собирался начать день пораньше.
И я взглянул на свои часы, потом на большие квадратные, висевшие над входом в главную контору. На часах этих вместо цифр стояли буквы, составлявшие название фирмы, — дурацкая выдумка с целью рекламы, неизменно вызывавшая у меня раздражение. Стрелка часов указывала сейчас на «Л», а минутная — на «Р»; пока я высчитывал время — а сразу мне никогда не удавалось сообразить, который час, — настроение у меня стало еще хуже. Я не обязан был являться ровно в девять, и никому не пришло бы в голову вычитать из моего жалованья, даже если бы я прибыл в двадцать минут одиннадцатого, но до сих пор я никогда не опаздывал.
— Вы что-то неважно выглядите, — заметил Хезерсет. — А вечеринка получилась на славу. Очень мило, что вы пригласили меня. Я не собирался никуда идти — думал, что весь вечер буду укладываться, потом смотрю: восемь часов, а мне уже делать нечего. Воскресными вечерами в Леддерсфорде скука смертная.
— Мы были рады, что вы зашли. И надеемся еще не раз увидеть вас у себя — теперь вы дорогу знаете…
Гости разошлись только в три часа утра; я провел языком по пересохшим губам и пожалел, что мы с Сьюзен решили именно так отметить первую неделю нашего примирения.
— Я решил подыскать себе квартиру в Уорли, — заметил Хезерсет. — В той части Леддерсфорда, где я живу, полно проституток и цветных…
Он взглянул на часы.
— Что значит эта буква «З»? Сколько ни думал, никак не могу понять.
— Захария, — пояснил я. — Это второе имя Брауна, которым он, кстати, никогда не пользуется.
Хезерсет улыбнулся.
— Однако оно очень подходит ему.
Он распахнул дверцу машины.
— Мне пора. Желаю здравствовать, как говорят тут у вас.
— Развлекайтесь хорошенько, — пожелал я.
Мощный мотор самодовольно и сыто кашлянул; я отвернулся, чтобы не смотреть, как отъедет машина, или, вернее, чтобы меня никто не увидел за этим занятием.
Поднимаясь по ступенькам, ведущим в центральный вестибюль, я вспомнил о журнале фирмы «Тиффилд продактс», который получил утром. Это была первая весточка от них после того, как я написал им неделю тому назад. Сам по себе журнал не представлял особого интереса: как и все журналы подобного рода, он изображал все в слишком уж розовом свете. Но меня интересовало не это, а страница, посвященная будущему предприятия. На карточке, приложенной к журналу, Тиффилд пометил номер страницы, сопроводив его тремя восклицательными знаками и своей подписью. Не удовольствовавшись этим, он написал наверху и внизу колонки: «Это только начало!!!» И больше ни слова, но это был единственно возможный ответ на мое письмо. Фирма «Тиффилд продактс» расширялась, строились новые заводы, переоборудовались старые, а «Э. З. Браун и К°» закоснела, и история со счетной машиной лишний раз доказывала это. Так в какой же фирме работать неглупому молодому человеку, где применять свою энергию? Я потешился немного, представляя себе новую жизнь на новом месте, хотя уже и тогда понимал, что это невозможно. Слишком многое связывало меня с Уорли и с фирмой «Э. З. Браун и К°». Я отлично сознавал, что Сьюзен никогда не расстанется с Уорли, а значит, не сможет уехать и Барбара. Тут уж ничего не поделаешь, и этой причины вполне достаточно, чтобы отказаться от предложения Тиффилда.
Однако мой кабинет — особенно по сравнению с тем, какой, видимо, могла предоставить мне фирма «Тиффилд продактс», — был в числе причин, побуждавших меня медлить с отказом. Я с отвращением оглядел комнату. Меня наградили самым тесным и плохо проветриваемым помещением во всем здании. Моя должность, обозначенная на табличке, прикрепленной к двери, очевидно, не требовала ковра на полу — хватит и вытертого мата и поцарапанного дубового письменного стола с незакрывающимися ящиками.
А вот на Хильду, мою секретаршу, я посмотрел уже с меньшим отвращением. Это была маленькая пухленькая девушка лет двадцати с небольшим, круглолицая, кудрявая, рыжеволосая. Она никогда не представляла для меня особого соблазна, но обладала бесспорными достоинствами: отличалась неизменной веселостью, была довольно грамотна и, что самое главное, знала все сплетни.
— Привет! — сказал я. — Что новенького?
— Да вот эти цифры надо просмотреть, — сказала она.
Я вынул содержимое из корзинки для «Входящих бумаг». Там было по крайней мере на четыре часа работы. Я схватился за голову.
— А это не может подождать?
— Они нужны мистеру Рэбину к трем часам. И кроме того, вы назначили встречу с мистером Смизерзом на половину четвертого.
— Он ведь в Уэйкфилде, — сказал я. — Ему ни за что не успеть к этому времени.
— Ну так я передвину его на полчаса, — сказала она и, порывшись в сумочке, вручила мне тюбик с аспирином. — Я сейчас велю принести вам чаю. — И она сняла телефонную трубку.