Жизнь неуёмная. Дмитрий Переяславский
Шрифт:
Проводив ханского посла, великий князь уединился в думной палате, куда иногда звал бояр для совета. Но сегодня он хотел побыть один. Приезд мурзы напомнил ему о прошлогоднем наезде баскаков. Нойоны наговорили хану лишнего: баскаки собрали выход сполна. Они увезли даже больше, чем определено ханом. Удельные князья жаловались: баскаки брали сверх меры. Но почему Тохта прислал Чету? И как ханскую волю не исполнить? Не держал бы Тохта зла на него, князя Андрея, не отнял бы великий стол…
Обхватив ладонями седую голову, князь закрыл глаза. Надобно, думал он, позвать удельных князей, пусть везут во Владимир дары, иначе не миновать набега. А главное, не лишиться бы великокняжеской власти…
Когда он вел борьбу с Дмитрием, то не чувствовал угрызений совести: братьев никогда не мирила одна кровь, не сближало родство даже при жизни отца, Александра Ярославича. Зависть порождала ненависть. Он, Андрей, завидовал каждой удаче Дмитрия, особенно когда старший брат, посланный отцом к карелам, одержал победу. Когда же Дмитрий сел великим князем, мог ли городецкий князь примириться с этим? Андрей не любил и Даниила, но ему удалось склонить московского князя против Дмитрия, посулив прирезать к Москве коломенские земли. Однако, сделавшись великим князем, Андрей Александрович постарался забыть свое обещание.
Даниил напомнил ему о том, но Андрей удивился: о каких землях брат ведет речь? И Даниил затаил неприязнь к великому князю.
Мысль перекинулась с брата меньшего на тверского князя Михаила Ярославича. Упрям Михаил, свое гнет. Вместе с ярославским князем Федором еще при великом князе Дмитрии выспросил у хана Тохты для себя независимости и ныне мнит себя самовластным. Его примеру готовы последовать иные удельные князья, но он, Андрей Ярославич, такого не допустит…
Князь Андрей поднялся, в коленях хрустнули косточки. «Ужели старею?» - подумал и направился к жене в горницу. Шел тесным переходом, освещенным волоковым оконцем, и под грузными шагами поскрипывали рассохшиеся половицы.
Когда князь Андрей женился, знал - молодую жену берет, однако не устрашился, в себя верил. И, кажется, не ошибся: Анастасия ему верна и понимает его.
Княгиня-сидела в горнице одна. На стук отворяемой двери обернулась. В больших голубых глазах удивление: в такой час дня князь редко захаживал к ней.
– Аль случилось что?
Княгиню известили о приезде ханского посла.
– Да уж чего хуже, чем мурзу принимать. Помолчав, великий князь добавил:
– Обиду выказал, что тебя за трапезой не было. Анастасия нахмурила брови:
– Много мнит о себе татарин.
– Он посол хана.
– Нет, князь Андрей, негоже великой княгине ублажать мурзу, хоть он и ханом послан. Для того ли я замуж шла?
Она прошлась по горнице, статная, даже во гневе красивая. На белом лице румянец зардел.
– Будет тебе, князь, ведомо: унижения не прощу. Андрей Александрович уже познал жену: она слов попусту не бросает.
– Успокойся, Анастасьюшка. Позволю ли я выставить тебя на поругание? Не с тем явился. Завтра шлю к князьям гонцов, совет держать станем, как посла ублажить и чем от хана откупиться.
– И князь Михайло Ярославич приедет?
– посветлела Анастасия.
– Ужели и сестру мою Ксению привезет?
– Передам просьбу твою - увидишь сестру. А ты уж постарайся не попадаться на глаза мурзе, ухмылки его мне душу выворачивают. Князь почесал голову.
– Ксении шепни, пусть она Михаилу упросит ко мне ближе быть, чай, мы свояки. Чую, он Даниилу заступник и ему готов при нужде плечо подставить.
– Даниил брат твой.
– Мне ль то не ведомо? Известно и иное: Даниил и Иван Переяславский друг к другу зачастили. Спроста ли?
Анастасия промолчала.
– Не осуждаешь ли меня, княгиня?
– Как могу я судить тебя, великий князь! Ты перед Богом за все свои деяния ответ понесешь.
Князь насторожился, уловив в словах жены скрытый смысл. Не намекает ли она на то, как великокняжеский стол добыл? Заглянул ей в глаза, но ничего не понял.
Светлицу покинул с неясной тревогой. На красном крыльце остановился. По княжьему двору бродили ордынцы, возле поварни несколько татар выжидали, пока дворский выдаст им хлеб и иную провизию. Вскоре, нагрузившись, они убрались за мост, где белел шатер Четы. Князь Андрей видел, как там разгорался костер, подумал - еду ордынцы варят. Солнце клонилось к закату, и горела заря.
По ступеням, припадая на больную ногу, поднялся тиун, проворчал:
– Орда ненасытная, этак по миру пойдем, княже, - эвон, сколь пожирают.
Князь отмахнулся:
– Не тебе говорить, Елистрат, не мне слушать. Аль иное присоветуешь?
Тиун плечами пожал, а Андрей Александрович свое:
– Даст Господь, покинет мурза Владимир.
– Поскорей бы.
– Ордынцам в еде не скупись.
– Мерзопакостные, - буркнул тиун и спустился с крыльца.
Князь Андрей и без тиуна это знает, но как иначе поступать, коли он силой ордынской на великом княжестве держится? Пока хан к нему благоволит, кто из удельных князей может ему противиться?
Неспокойно по городам и селам Залесской Руси. Известие о приезде баскака взбудоражило люд. Удельные князья на совете долго решали, как ханский гнев от Руси отвести, да не пришли к согласию. Князь Андрей предложил князьям собрать дань и привезти ее во Владимир, но получил отказ. Князья заявили: ханский выход баскаки взяли еще на Рождество, а вдругорядь они, князья, ордынцам не пособники.
И тогда великий князь послал собирать дань самих ордынцев, а для безопасности приставил к ним гридней…
Объехали сборщики даже южную окраину Суздальского княжества, а в субботу явились в Суздаль.
Татары вваливались в дома и избы, шарили по клетям, выгребали зерно и все, на что глаз ложился, грузили на высокие двухколесные арбы. Противившихся били, а дружинники великого князя на все взирали бесстрастно.
Ударили суздальцы в набат, собрался люд у белокаменного собора:
– Мужики, берись за топоры и дубины!
– Круши ордынцев!
Гридни толпу оттеснили, дали баскаку с обозом покинуть Суздаль. Но по дороге во Владимир ордынцев остановили лесные ватажники. Пока к баскаку подмога подоспела, мало кто из сборщиков дани в живых остался.