Жизнь неуёмная. Дмитрий Переяславский
Шрифт:
Со времен Александра Невского многие князья отказались от мечей и вооружили дружины татарскими саблями…
Сильный конь, хоть и подуставший, легко нес гридина. Под копытами мелькала земля. По ту и другую сторону редкие перелески, кустарники, овраги. Скоро начнется степь, и тогда уйдет рязанский князь. В степи и на ордынцев наскочить можно.
Торопит Стодол дружинников. А гридни и сами чуют - приустали кони: из этакой сечи да вдогонку…
Рязанцев увидели неожиданно. Они отдыхали, не ожидая преследования. Не успели коней взнуздать, как московская дружина налетела.
– Князь Константин!
– закричал Стодол.
– Не будем рубиться, не прольем кровь, аль мы не русичи? Князь наш хочет тебя на Москве видеть!
– В плен берешь, воевода?
– То как разумеешь, но жизнь тебе и гридням твоим обещаю…
Безлунная ночь. Тишина в Москве, лишь перекликается на стенах стража да лениво перебрехиваются на посаде псы.
Не спится Даниилу Александровичу, задумчиво идет он по Кремлю, и мысли его о рязанском князе, которого он вот уже месяц держит в темнице.
Вчера гонец привез из Твери письмо князя Михаила. Пишет тверской князь: «Доколе ты, Даниил Александрович, будешь таить Константина Романовича? Зачем глумишься? Коломной овладел, и ладно…»
Даниил, однако, опасается отпустить рязанского князя: освободит его, а он к Ногаю кинется, и тот его пригреет, своих воинов даст, - хватит ли тогда у Москвы сил отбиваться?
Сам того не замечая, князь оказался у темницы, бревенчатого сруба с дубовыми дверями, на которые навешен тяжелый замок.
Караульный узрел князя.
– Не уснул, страж?
– спросил Даниил.
– Как можно, княже.
– Олекса, кажись?
– Я самый, князь.
– Доволен ли службой, гридин?
– Уж куда как.
– И добро, стереги пленного в оба.
– Аль отсюда побежишь?
Промолчал Даниил Александрович, ушел, оставив Олексу размышлять о предвзятостях судьбы. Вот хотя бы Константин Романович. Княжил в Рязани, владел городами и землями, а ныне в темнице томится. Видать, истину сказывал старый гусляр: «Жизнь, Олекса, ровно поле в оврагах и рытвинах, того и гляди, ногу сломаешь…»
Князь Даниил спросил, доволен ли Олекса княжеской службой. А что ответить? Олекса сыт, одет, по миру не скитается с сумой… А еще Дарью повстречал… Тепло сделалось на душе у гридина, и не будь он караульным, так бы и пустился в пляс…
А князь Даниил Александрович поднялся по ступеням крыльца, посмотрел на небо, затянутое тучами. Ни просвета, хоть бы где дыра открылась, звезда показалась.
В опочивальне, разоблачаясь, князь решил поутру призвать князя Константина, попытаться договориться с ним по-доброму.
Побив на Оке не одну сотню татар, Даниил Александрович понимал: за это придется нести ответ. Позовет его Тохта, и как оправдаться? Московский князь готов был и смерть принять, сыну Юрию наказы давал. Однако теплилась надежда, что те татарские воины были из орды злейшего врага Тохты - Ногая.
Близилась осень. Молчит Сарай. Может, хан не обратил внимания, что князь Даниил прирезал к своему княжеству Коломну?
Со временем улеглись страхи, и теперь уже Даниил Александрович поверил: Тохта не придал значения своеволию московского князя и не разорит его княжество.
Они сидели в трапезной друг против друга и, хоть стол был едой уставлен, к пище не прикасались.
Утром рязанскому князю истопили баню. Он попарился, грязь, какую собрал в темнице, смыл и сейчас настороженно слушал, о чем говорит его недруг Даниил:
– Ты, князь Константин, не гляди на меня волком. Я, может, для тебя и серый, но меня жизнь принудила. Коломна-то город земли Московской.
– Московской?
– взбеленился рязанец.
– С каких пор? Говори, Даниил, да не завирайся. Отколь Коломне в Московском княжестве быть?
– Аль отец мой, Александр Ярославич, не владел ею?
– Нет, не припомню такого!
– Не желаешь вспомнить, то твое право. А была, была!..
– Ты, князь Даниил, байки для других побереги.
– Ко всему, князь Константин Романович, Коломна у Москвы под боком. Ты же, поди, не забыл, как меня мальцом в Москве князем посадили. Княжество малое, нищее, и городов нет. Ты же землей Рязанской завладел, одних городов у тебя пять, не меньше. Ужели умалится княжество Рязанское, коли на нищету мою Коломну выделишь?
– Тебе, Даниил, Коломну, Андрею - Муром… Вы, братья, звери хищные, ненасытные. Не так ли вы и великого князя Дмитрия терзали? А он, как помнишь, на рязанские земли не зарился.
Даниил прикрыл глаза:
– Попусту злобствуешь, Константин Романович. Коломна была рязанской, ныне московская, а ты у меня в плену, и я волен в жизни твоей и смерти.
– Не стращай!
– Я не стращаю, сказываю, как есть.
– Чего хочешь?
– Ряду подпишем.
– О чем?
– Коломну за Москвой признай.
– С ножом ко мне, ровно тать!
– Не суди строго. Была бы твоя сила на Оке, ты бы с ордой Москву разорил.
– Орда, уходя, Пронск пожгла.
– Ты татар сам навел. Давай миром ряду подпишем, и отпущу тебя в Рязань.
– А ежели не подпишу?
– Ох, князь Константин, не пытай меня.
– Видит Бог, душегубствуешь.
– Суди как хочешь.
– Жизнь нас рассудит.
– Как знать. Так как, Константин Романович, станем писать ряду?
– Зови бояр. Сегодня быть по-твоему.