Жизнь после Пушкина. Наталья Николаевна и ее потомки [Только текст]
Шрифт:
Путешествие пришлось отложить. Знакомые разъехались. Отец чуть не ежедневно стал навещать одинокую больную. <…>
Особым знаком Царской милости явилось его назначение прямо из свиты командиром лейб-гвардии Коннаго полка, шефом котораго состоял Государь, питая к нему особое благоволение.
Обширная казенная квартира, упроченная блестящая карьера расширяли его горизонт и, не откладывая дольше, он сделал предложение»{835}.
«Вспомни, как ты был одинок перед нашим браком, а, однако, у тебя были братья, сестры… которые тебя любили»{836}, — напишет Наталья Николаевна Ланскому пять лет спустя (26 июля 1849 г.).
Назначение,
В. А. Нащокина впоследствии вспоминала о своей встрече того времени в Москве с H. Н. Пушкиной:
«Это была женщина чудной красоты: высокая, дивно сложенная, изящная, с каштановыми или темно-русыми волосами… она, заехав однажды к нам, заявила Павлу Войновичу, что генерал Ланской, человек тогда уже пожилой… сделал ей предложение и она приехала спросить совета, как ей поступить. По ее объяснению, Пушкин на смертном одре сказал ей: „Если ты вздумаешь выходить замуж, посоветуйся с Нащокиным, потому что это был мой истинный друг“.
Мой муж уклонился от совета, ссылаясь на то, что Пушкину он мог советовать, как близкому другу, душа которого была для него раскрыта и ясна; вдове же его, при всем уважении к ней, советовать он не может. Наталья Николаевна уехала, и вскоре потом мы услышали, что она помолвлена с Ланским.
Не могу умолчать об одном маленьком факте, характеризующем отношение известной части общества к великому поэту: после помолвки Натальи Николаевны к нам зашел генерал Врангель, начальник московской артиллерии. Я обратилась к нему с вопросом: „Слышали новость?“ — „Какую?“ — спросил он. — „Пушкина замуж выходит“. — „За кого?“ — „За генерала Ланского“. — „Молодец, хвалю ее за это! По крайней мере, муж — генерал, а не какой-то там Пушкин, человек без имени и положения…“
То ли еще моим ушам приходилось слышать о великом поэте!»{837}.
Эта новость привела в движение злые языки не только Москвы, но и Петербурга. Сплетни рождались одна нелепее другой. Характерной является дневниковая запись лицейского товарища Пушкина М. А. Корфа, на тот момент являвшегося доверенным лицом Николая I, его статс-секретарем (о котором академик К. С. Веселовский заметил: «Корф вообще любил макать свое острое перо в очень черные чернила»):
«14 мая 1844 г.
…Мария-Луиза осквернила ложе Наполеона браком своим с Неем. После семи лет вдовства вдова Пушкина выходит за генерала Ланского… В свете тоже спрашивают: „Что вы скажете об этом браке?“, но совсем в другом смысле: ни у Пушкиной, ни у Ланского нет ничего, и свет дивится только этому союзу голода с жаждою. Пушкина принадлежит к числу тех привилегированных молодых женщин, которых государь удостаивает иногда своим посещением. Недель шесть тому назад он тоже был у нее, и вследствие этого визита или просто случайно, только Ланской вслед за этим назначен командиром Конногвардейского полка, что по крайней мере временно обеспечивает их существование, потому что, кроме квартиры, дров, экипажа и проч., полк, как все говорят, дает тысяч до тридцати годового дохода <…> Ланской был прежде флигель-адъютантом в Кавалергардском полку и только недавно произведен в генералы!»{838}.
Да, лицейскому товарищу Пушкина не откажешь в умении «макать свое острое перо…» Однако в «Сборнике биографий кавалергардов…» можно ознакомиться с послужным списком П. П. Ланского и убедиться в том, что в 1818 г., поступив на службу в Кавалергардский полк, 23 апреля 1834 года он был произведен во флигель-адъютанты «по благоволению императора Николая», а 10 октября 1843 г. (еще до знакомства с Н. Н. Пушкиной) произведен в генерал-майоры.
Так что двусмысленные намеки Корфа не имели под собой реальной почвы. К слову сказать, известно также его злопыхательство и в адрес Пушкина. Взаимоотношения их всегда, начиная с Лицея, были холодными, а после гибели Поэта Корф в своих воспоминаниях позволял себе быть откровенно недоброжелательным и желчным по отношению к Пушкину и его жене. Желчным настолько, что даже друзья Поэта вынуждены были вступиться за Наталью Николаевну.
Примером служит «Записка о Лицее» Модеста Корфа, в которой он отмечал:
«…Женитьба несколько его остепенила, но была пагубна для его таланта. Прелестная жена, которая любила славу своего мужа более для успехов своих в свете, предпочитала блеск и бальную залу всей поэзии в мире и, по странному противоречию, пользуясь всеми плодами литературной известности Пушкина, исподтишка немножко гнушалась тем, что она, светская женщина по преимуществу — привязана к мужу-литератору, — эта жена, с семейственными и хозяйственными хлопотами, привела к Пушкину ревность и отогнала его музу. Произведения его после свадьбы были и малочисленны, и слабее прежних. Но здесь представляются, в заключение, два любопытные вопроса: что вышло бы дальше из более зрелого таланта, если б он не женился, и как стал бы он воспитывать своих детей, если б прожил долее?»{839}.
Князь П. А. Вяземский в своих примечаниях к «Записке…» Корфа, которого называл «чиновником огромного размера», возразил: «Жена его любила мужа вовсе не для успехов своих в свете и немало не гнушалась тем, что была женою литератора. В ней вовсе не было чванства, да и по рождению своему не принадлежала она высшему аристократическому кругу»{840}.
К сожалению, Корф в своих едких высказываниях был не одинок. Сбывалось предсмертное предвидение Пушкина: «Она еще потерпит во мнении людском…»
И Наталья Николаевна терпела… Всю жизнь терпела недружелюбный шепот в свой адрес, злословие, кривотолки, догадки, досужие домыслы, грязные слухи…
Когда в мае 1844 года П. П. Ланской был назначен командиром лейб-гвардии Конного полка, это послужило поводом к новым сплетням.
А меж тем в доме Гончаровых заговорили о свадьбе.
Александра Николаевна извещала брата Дмитрия:
«Я начну свое письмо, дорогой Дмитрий, с того, чтобы сообщить тебе большую и радостную новость: Таша выходит замуж за генерала Ланского, командира конногвардейского полка. Он уже не очень молод, но и не стар, ему лет 40. Он вообще (одно слово неразборчиво), это можно сказать с полным основанием, так как у него благородное сердце и самые прекрасные достоинства. Его обожание Таши и интерес, который он выказывает к ее детям, являются большой гарантией их общего счастья. Но я никогда не кончу, если позволю себе хвалить его так, как он того заслуживает…»{841}.
Из письма Александрины становится ясно, что Наталья Николаевна сама приняла решение выйти замуж, обсуждая это только с сестрой, с которой жила одним домом все эти годы. А других родственников, включая и родителей, она лишь поставила в известность. Это было самостоятельное, зрелое решение, в отличие от ее брака с Пушкиным, когда долгих два года «Гончарова-мать сильно противилась браку своей дочери, но… молодая девушка ее склонила». Теперь Наталья Николаевна, в свои почти 32 года, — глава большой семьи, она привыкла все делать сама, неся груз ответственности за каждого из подрастающих детей. Она сама вершила свою судьбу, поэтому о своем решении выйти замуж она сообщила родным post factum.