Жизнь после жизни
Шрифт:
— А у нас радость, Настенька, — сообщила Вера Алексеевна, — вот вашу Подружку забирают.
В первый момент Настя отчего-то испугалась.
— Как забирают? Куда?
— Мы забираем, — вступил Путилин. Губы у него дрожали,
— Она ведь старая, бездомная, беспородная, — добавила Путилина. — Кому она нужна? Кто будет о ней заботиться? Да и сколько ей осталось? Кто знает… Может, день, а может, два-три года. Пусть уж она этот срок доживет в тепле и заботе.
Настя с трудом сдерживалась, ей хотелось расплакаться и от благодарности к этим людям, только что потерявшим единственного сына, и от жалости к старой Подружке, и от жалости к себе самой. Надо же, она, оказывается, успела привязаться к этой собаке, и расставаться было больно и грустно.
А собака все понимала. И смотрела на Настю большими печальными глазами. И даже хвостом не виляла.
Настя и Алексей устроились в спальном вагоне, и оба немедленно вытянулись на своих полках. Они снова до утра смотрели Олимпиаду и теперь смертельно хотели спать. Настя уже почти провалилась в дрему, когда вспомнила, что собиралась позвонить. Надо сделать это сейчас, пока поезд не выехал в зону, где нет покрытия сетью телефонной связи.
Она достала телефон и набрала номер Татьяны Корягиной. Жаль ее, она ведь, в сущности, неплохая тетка. Сначала мать потеряла, потом неверного любовника, который оказался убийцей матери. Насте хотелось сделать ей что-нибудь приятное.
— Вы сердитесь на меня? — спросила она осторожно.
— Да за что же? — искренне удивилась Татьяна.
— Но ведь получилось, что я приехала и разрушила вашу жизнь. Леонида арестовали, и вообще…
— Да ладно вам, я сама виновата, все искала принца на белом коне, все выбирала, вот и довыбиралась, завела, дура набитая, любовничка, который мою же мать и убил.
— Если вас все еще интересует Харлампий Аколуфьевич, то я знаю, где его можно найти.
— Правда?
По тому, как дрогнул голос Татьяны, Настя поняла, что все ее слова — пустая бравада, и она грустит о матери и, наверное, все-таки любила ее. Пусть по-своему, но любила.
Ну и хорошо.