Жизнь российская. Том первый
Шрифт:
Но ничего не попишешь – болезнь прицепилась, не отодрать. Надо что-то делать.
«Идти в полуклинику? Или дома отлежаться?» – без конца спрашивал сам у себя разбитый напрочь Кульков, опять сидя на измятой вдрызг кровати и думая о весьма плохом произошедшем. Он всё думал… думал… и думал…
И про себя милого… некстати заболевшего… захворавшего от чего-то…
И про жену… отсутствующую…
И про врачей…
И про докторов…
И про сестёр медицинских…
И про эту бисову полуклинику…
Поликлинику он всегда называл так, потому что по его разумению этим дурацким «полуклиникам» до истинных поликлиник так же далеко, как пешком топать до Пекина.
Глава 12
Сборы к местным докторам
Бедному собраться – только подпоясаться.
Русская пословица
Позвонив жене, доложившись о прицепившейся вдруг чёртовой болезни и получив от неё великое благословение на скорейший визит к докторам, Василий Никанорович кашлянул с болью в горле, поморщился, вздохнул тяжело и начал собираться.
Оделся так, чтобы пуговиц на наряде по минимуму осталось, дабы потом у врача меньше времени тратить на расстёгивание и застёгивание этих злосчастных непослушных махоньких пуговок. А чтобы одежду не заправлять в брюки, чтобы поменьше суетиться в медицинском кабинете, особо не копошиться при раздевании-одевании, не колдовать над брючным ремнём, над хитромудрой его защёлкой и не смущать девок своей распахнутой наизнанку ширинкой, решил навыпуск что-либо надеть. Поэтому рубашку с застёжками даже с плечиков снимать не стал. Ого, голь на выдумки хитра. Где наша не пропадала…
Теперь на нём была тёмная удлинённая хлопчатобумажная футболка, сверху свитер шерстяной с большим стоячим воротником, закрывающим горло до самого подбородка, а поверх джемпера для фасона красовалась тонкая трикотажная курточка на молнии, в большой накладной карман которой он положил документы. Их он также называл на свой собственный лад – «тугаменты». Кульков – оригинал. Выдумщик он. Индивидуал.
В прихожей Василий быстрым натренированным движением скинул домашние тапочки и машинально, стоя на одной ноге, второй нашарил горловину правого ботинка. Рукой он держался за косяк двери, балансируя при этом как эквилибрист в цирке, и думая про нежданно-негаданно навалившуюся на него хворобу. Собрался уже сунуть в башмак ступню в синем, слегка дырявом носке. Но… его что-то остановило. Не так… что-то…
Кульков глянул вниз и обомлел: на чёрной коже его драгоценных чоботов, сверху, с боков и сзади сплошными взаимно перекрещивающимися косыми линиями, фигурами, змейками и загогулинами извивались мутные белёсые замысловатые узоры и пятна с бесформенными контурами и очертаниями: то ли от соли, то ли от каких-то других химических соединений, растворившихся в уличной снежной каше, по которой он вчера вечером вышагивал по пути домой. Да ещё иногда проваливался в эти рукотворные болотца, чёрт бы их побрал.
Сколько раз он корил себя, что вовремя не споласкивал и не протирал обувь после походов по городским улицам. И просушить её почему-то всегда забывал. Как на грех.
Мало того, что по всей поверхности обувки появлялись с трудом выводимые мудрёные рисунки и разводы, так она ещё теряла свою форму, скукоживалась и даже разваливалась от так называемых «высокотехнологичных» и «экологически чистых» реагентов и смесей, которыми обильно сдабривали площади, дворовые пространства, прилегающие территории, пешеходные тротуары и асфальтобетонное покрытие проезжей части улиц, переулков и тупиков услужливые дворники и дорожные работники по ценному указанию заботливого, умного и мудрого высокого городского начальства.
Обеспокоенного таким безалаберным, таким уродливым и бесчувственным отношением к людям, к обычным жителям многомиллионной столицы, к гражданам огромного российского государства, Василия Никаноровича ещё раз шандарахнуло по вспухшей от ночных неприятностей голове, а затем окунуло в бесконечные философские, социальные и экономические раздумья: «Ну скоко моно издеваться над нашим народом… Когда же это закончится… Надоело уже терпеть».
Сатира, непринятие происходящего и откровенный сарказм завладели его нутром.
Юмор тоже присутствовал, но сатира перебивала, она превалировала. Какой уж тут юмор… коли страшные страдания людские наружу выпячиваются.
Да! Страдания! Страдания и беспомощность!
Да-да! Именно так. Кто-то сознательно, а может… по недоумию… делает это…
Они хотят, чтобы лучше стало… А получается хуже и даже гораздо хуже…
И всегда так происходит. И во всём.
Один ответственный (высокопоставленный) представитель власти даже говорил с высокой трибуны такие странные слова: «Никогда такого не было и вот опять!»
Мол, хотели как лучше…
А получилось, дескать… сами видите как…
Глава 13
Обувная философия
Обучая, ты учишься сам.
Еврейская пословица
Размышления в кульковской вспухшей голове понеслись колесом, накручивая на себя всё больше и больше всяких разных негативных жизненных проблем; широкие раздумья честного и справедливого человека, замечательного гражданина и достойного патриота своей великой Родины охватили многие и многие разваливающиеся отрасли современного народного хозяйства нашей многострадальной страны.
Кульков же экономист по образованию Ему и карты в руки.
«О… какое это безобразие… Сколько испорчено пар обуви из-за такой «заботы» о горожанах – немыслимое количество. А в масштабах всей державы – ого-го…» – Василий Никанорович напыжился, вспомнив экономические формулы и постулаты, и постарался посчитать в уме, прикинуть количество изгаженных и изуродованных ботинок, сапожек, башмаков, туфель и других людских исковерканных чёртовой въедливой химией обуток. Но никак не получалось. Сбивался он. Путался. Метался между цифрами, запятыми и бесконечными нулями. Да, нулей уж очень много получалось. Мильёны… мильярды…