Жизнь в дороге
Шрифт:
Я решил не задерживаться здесь, а сразу идти в сторону Ангкора. Очень быстро современные здания сменились деревенскими домиками. Жизнь тут была спокойнее. Детишки резвились, играя в «шлепанцы». Суть игры в том, что на камень устанавливается один шлепанец, а другим надо его сбить с небольшого расстояния.
Ангкор Ват посвящен богу Вишну. Но символизирует священную гору Меру, на которой по легенде живет другой индуистский бог — Шива.
Перед собой я увидел буддистский храм, живописно расположившийся посреди высоченных пальм. На поле перед храмом монахи играли в футбол. Мое появление внесло в игру некоторую заминку, в результате которой зазевавшийся вратарь одной из команд пропустил гол. Ко мне подошел молодой бритоголовый монах и поинтересовался целью моего визита. Я ответил, что хотел бы остановиться в этом храме на пару дней. Моя просьба была воспринята спокойно, и Бона, так звали монаха, пригласил следовать за ним. Мы прошли к дому, приземистому одноэтажному зданию с широкими дверями и окнами без стекол. Там и жили монахи.
В единственной комнате стояли двухъярусные кровати, на стенах висели буддистские изображения, а под потолком мерно крутились огромные вентиляторы.
— Будешь спать здесь, — сказал Бона, освобождая свою кровать от лежавших на ней вещей.
— А как же ты? — спросил я.
— Нет проблем! — и Бона продемонстрировал плетеный гамак, привязал его к крюкам на стене и показал, как именно он будет спать.
Затем Бона пригласил меня на экскурсию по монастырю. Познакомил со старейшинами, показал монастырское кладбище и глубокий колодец. Раньше в монастыре было два колодца с питьевой водой, но во времена «красных кхмеров» их засыпали телами убитых монахов.
Придя к власти в Камбодже в 1975 году, «красные кхмеры» объявили этот год «нулевым», начав отсчитывать с него новую эру.
Камбоджийские коммунисты в 70-х годах боролись с американской оккупацией, со всем западным и современным, с коррупцией, воровством и ростовщичеством. Пытались уничтожить капитализм, религию и деньги. Хотели выселить горожан в деревню, в сельскохозяйственные коммуны. Говорят, досталось всем образованным и даже просто «очкарикам». Реформы обернулись репрессиями и множеством жертв. В то же самое время США воевали с Вьетнамом, вьетнамские партизаны бегали по всему Индокитаю, и американцы бомбили не только оба Вьетнама — северный и южный, но также и Лаос с Камбоджей. А потом значительную часть жертв этой войны приписали камбоджийскому лидеру Пол Поту. Раз уж он все равно коммунист, диктатор и сумасшедший, то какая разница убил ли он десятки тысяч своих сограждан или несколько миллионов.
Один из забитых трупами колодцев перестал существовать, его закопали, а другой пришлось очистить, поскольку иных источников воды не было. Несмотря на жуткую историю, монахи до сих пор берут из этого колодца воду, моются ей и даже считают пригодной для питья.
Вечером меня пригласили на ужин. «Братия» расселась прямо на полу. В центр кружка поставили несколько тарелок с едой. Электричества не бы ло, и при свете свечи наша трапеза приобрела мистический оттенок — по стенам метались огромные тени, а бритоголовые монахи в одинаковых оранжевых одеяниях казались братьями-близнецами. Я отведал кисловатого супчика, закусил лепешкой и уже потянулся было к тарелке, в которой лежало что-то еще, но в ужасе отдернул руку. В тарелке, растопырив в стороны суставчатые лапки, лежали огромные жуки. Аппетит сразу пропал. Я вяло надкусил очередную лепешку.
В мире считаются съедобными почти 2 тысячи видов насекомых, 30 % из которых — жуки.
— Ешь, ешь! Очень вкусно! — монахи заботливо пододвинули ко мне тарелку с жуками. Я же старался держаться подальше от сомнительного блюда. Мимо нас пробежал здоровенный таракан, деловито забрался на грубо сколоченную табуретку и важно пошевелил усами. Гигантская тень на стене тоже пошевелила усами, после чего таракан и его тень побежали по своим делам.
— Смотрите, ваша еда разбегается, — язвительно заметил я.
— Нет, нет! Это другое! — развеселились монахи. Но ужин пришлось закончить, думать о пище больше не хотелось.
Рано утром монахи ушли на молитву, а я отправился исследовать Ангкор Ват. Жажда приключений, помноженная на отсутствие денег, заставили меня искать обходной путь. Я нашел вытоптанную местными жителями тропинку и углубился в джунгли. С деревьев свисали лианы, в гуще веток свистели птицы, а из-под ног выскакивали длиннющие многоножки. Тропинки разветвлялись и сходились вновь. Через некоторое время я перестал ориентироваться в утренней дымке и понял, что заблудился. Но это не сильно меня беспокоило, поскольку лес был обитаем. Постоянно встречались приземистые соломенные хижины с круглыми крышами. Наверное, здесь живет какое-нибудь дикое и малоизученное племя, подумал я при виде очередной хижины. Надеюсь, они не едят худосочных европейцев. Тут из соломенных дверей вышел камбоджиец в модных джинсах и футболке, выкатил велосипед и уехал прочь. Так мне и не удалось сделать этнографическое открытие. Через некоторое время я вышел из леса — прямо передо мной был Ангкор…
Осмотрев древние руины, под вечер я вернулся в монастырь. Бона как раз отправлялся на ежедневные занятия по английскому языку. Он давал уроки другим монахам и деревенским ребятишкам. Я попросил разрешения присутствовать на занятиях. Бона согласился, но, как мне показалось, был этому не слишком рад. В крошечной комнатенке при свете свечей сидело около десятка человек. Бона вышел к доске и начал писать число и тему занятия. С каждым словом он бросал на меня пытливые взгляды, пытаясь по выражению моего лица понять, все ли правильно он пишет, нет ли ошибки? Я решил ему помочь и пару раз поправил. Но именно этого и не стоило делать. Бона, желая сохранить свой авторитет учителя, вежливо, но настойчиво попросил меня удалиться, и остаток вечера я провел, лежа в гамаке и листая книгу об истории буддизма.
Истории буддизма насчитывается 26 веков.
На следующий день я уезжал из монастыря. Бона вывез меня на мотоцикле на трассу и вручил на дорогу пакет с бананами. Через некоторое время я вновь глядел на мир из кузова грузовичка. Мелькали рисовые поля, крестьяне в соломенных шляпах и детишки верхом на быках.
Дорога государственного значения Сиемриеп — Пномпень не была асфальтирована, и пыльный грузовичок весело скакал по кочкам, а я, вместе с объемными тюками, катался по днищу кузова. Периодически дорогу пересекали высохшие от жары реки. Мосты над ними были самыми примитивными: несколько бревен скрепленных веревками или металлическими скобами. Большая часть мостов была повреждена. Чтобы движение не останавливалось, возле мостов сидели местные жители и помогали машинам преодолевать опасные участки. Они громко командовали: «Левей! Левей! А теперь правей! На меня!» Водители послушно выполняли указания, а затем платили за помощь. Говорят, время от времени, государственная дорожная служба присылает бригады для ремонта мостов. Но через некоторое время мосты вновь оказываются поврежденными — местные жители не хотят терять свой заработок.
Встречались по дороге и нищие. В отличие от обычных попрошаек они были технически более подготовлены. При приближении машины они включали магнитофоны и просили подаяние под музыку, усиливая свои голоса при помощи громкоговорителей. А ребятишки-помощники обходили машины с ведрами и корзинами для сбора наличных.
Следующий город, в котором я остановился, назывался Кампонгтхом. Я собирался проехать мимо, но, увидев стоящие вдоль дороги кхмерские статуи, решил задержаться. Это были так называемые «стражи монастыря». В Китае это львы Ши Цза, в Лаосе — свирепые воины или собаки, в Таиланде — воины с длинными носами, в Индонезии — слоны со множеством рук. Стражи должны отгонять злых духов и не пускать их в монастыри. Иногда таких же стражей устанавливают возле коммерческих или государственных учреждений и частных домов. Возле монастыря в Кампонгтхоме стояла целая гвардия: собаки-носороги, воины с тремя лицами, драконоподобные монстры. При виде этих тварей даже самый отчаянный злой дух не рискнул бы войти внутрь.
Я вежливо поздоровался с монстрами и вошел на территорию монастыря. По вечерам здесь тоже преподавали английский язык. Около десятка групп занимались одновременно в помещении, разделенном тряпочными ширмами. Помимо английского изучали французский и тайский языки. Меня встретило сразу несколько учителей, они удивленно выслушали мою историю и подвели к настоятелю, древнему сухонькому монаху. Тот не возражал, если я немного поживу в монастыре. Меня поселили в отдельную комнату, в которой стояла деревянная кровать с сеткой от комаров.