Жизнь в зеленом цвете - 5
Шрифт:
– Ага, вот только его мы с собой и таскаем, - заметила обладательница того самого неугомонного голоса; у неё были фиолетовые волосы и вздёрнутый носик.
– Буквально спать без него не ложимся!
Кто-то снова рассмеялся.
– Когда в позапрошлом году у тебя получилось впервые вызвать настоящего Патронуса?
– деловито поинтересовался Люпин.
– На матче с Рэйвенкло, - отрапортовал Гарри.
– До тех пор на занятиях получалось только облачко…
– Всё в порядке, Аластор, это Гарри.
Они все заулыбались, не отрывая от него взглядов, и
– А вы точно те, за кого себя выдаёте - за кого бы вы там себя ни выдавали?
– уточнил Гарри. Его слова отчего-то вызвали у собравшихся внизу приступ громового хохота. Гарри терпеливо подождал, пока они поутихнут, и спросил:
– Профессор Люпин, когда я впервые попросил Вас заниматься со мной чарами Патронуса?
– В Хэллоуин, - незамедлительно откликнулся Люпин.
– Тогда я спас тебя от Филча и показывал загрыбаста в аквариуме.
– Далеко пойдёшь, Гарри!
– одобрил Грюм, улыбаясь до ушей; в исполнении старого аврора подобная эмоция несколько напрягала.
– Так и надо, парень - бдительность, бдительность и ещё раз бдительность!
Гарри, опустив палочку, спускался по лестнице - медленно и осторожно, чтобы не упасть.
– С тобой что-то не так?
– глазастый Люпин, знавший его лучше прочих, заметил неладное.
– Всё в порядке, - открестился Гарри.
– Я просто три дня просидел в комнате, отвык за учебный год…
Люпин и Грюм синхронно нахмурились, но ничего не сказали.
Гарри познакомился с Тонкс - той самой обладательницей фиолетовых волос, а также громоздкого имени Нимфадора, а посему предпочитающей называться по фамилии, с Кингсли Шеклболтом - как и Тонкс, аврором, со Стурджисом Подмором, с Гестией Джонс, Эммелиной Вэнс, Эльфиасом Доджем и Дедалусом Дигглом; новые имена и лица разом смешались у него в памяти.
– Мы твоя охрана, Поттер, - веско пояснил Грюм.
– Я знаю, что ты отлично летаешь, так что готовься к тому, чтобы сидеть на метле долго.
Гарри не возражал бы, даже если бы он летал из рук вон плохо. Даже лучше было бы, если бы было так - тогда он попросту упал бы с метлы, разбился, и финита ля трагикомедия.
Когда он вернулся на кухню к «своей охране» вместе с собранными вещами, Люпин заклеивал какой-то конверт.
– Я написал твоим дяде и тёте, чтобы они не беспокоились…
– Они не будут, - с глубочайшей внутренней убеждённостью сказал Гарри.
– …что с тобой всё в порядке…
– А вот по этому случаю они могут и траур объявить.
– …и что следующим летом они снова тебя увидят.
– Это обязательно?
Ответа Гарри не получил.
Грюм наложил на Гарри заклятие прозрачности; странно было сознавать, что теперь ты сливаешься с фоном, незаметный обычному глазу - Гарри смотрел на свои руки и видел только пол и мебель.
Грюм проинструктировал всех на случай, если кто-то из них погибнет («Чёрта с два», - Гарри что-то не верилось, что сегодня на них кто-нибудь нападёт), и по сигналу в виде снопа искр они взлетели.
Они летели так высоко, что от холода у Гарри зуб на зуб не попадал; Тонкс поблизости периодически высказывала своё искренне мнение о перестраховщике Грюме - она тоже замёрзла. Остальные молчали, но думали примерно то же самое - Гарри чувствовал их дискомфорт. Когда они приземлились, Гарри был чрезвычайно удивлён тем, что его не пришлось специально отмораживать от метлы.
– Прочти и запомни, - Гарри послушно прочёл про себя подсунутую Грюмом бумажку: «Штаб-квартира ордена Феникса находится по адресу: Лондон, Гриммаулд-плейс, двенадцать».
«Орден Феникса? Это ещё что такое?»
Грюм сжёг листок; Гарри прокрутил в памяти эти слова: «Гриммаулд-плейс, двенадцать…». И между домами одиннадцать и тринадцать появился дом. Он рос, словно вытесняя собой соседние дома, обитатели которых ничего не замечали; немытые окна, грязные стены, обшарпанная и облупившаяся чёрная дверь с серебряным молотком в виде клубка змей.
Внутри всё тоже внушало мало доверия. Длинный мрачный холл, потёртый ковёр, лампы и канделябры - снова в форме змей, мерцающий тусклый газовый свет. Почерневшие от времени портреты на стенах, опутанная паутиной люстра, подозрительное шуршание под плинтусами. «Гермиониного Косолапсуса сюда - он бы живо вывел всё это шебуршание; не съел, так распугал бы».
– Только тихо, Гарри, - тёплая, вопреки всем законам физики, ладонь Люпина сжала закоченевшее во время полёта плечо Гарри.
– Говори тихо, как все.
Все и вправду разговаривали практически шёпотом и старались ничем не греметь; даже Молли Уизли, вышедшая откуда-то из коридора и кинувшаяся обнимать Гарри сразу же, как Грюм снял с него заклятие, причитала о том, как он похудел и осунулся у «этих ужасных людей», исключительно шёпотом. Когда она наконец отпустила его, Гарри отступил на шаг, чтобы оглядеться как следует, но натолкнулся спиной на Тонкс, не ожидавшую такого подлого нападения. Она сдавленно ойкнула и тоже наткнулась на что-то, упавшее с оглушительным стуком; Гарри вздрогнул и поморщился. Но ягодки были впереди: холл заполнил ужасающий вой. Это кричал один из портретов: старуха в чёрном чепце. Её желтоватая кожа собралась гроздьями морщин, глаза закатились, изо рта капала слюна. Она размахивала руками, как будто пыталась поймать кого-нибудь и удушить, не отходя от кассы, и истошно кричала:
– Грязь! Гнусность! Порождение мерзости и скверны! Прочь, полукровки, мутанты, полоумные! Как вы осмелились осквернить порог дома моих отцов...
Люпин и миссис Уизли пытались задёрнуть портрет побитыми молью шторами, но те не хотели закрываться; вопли становились всё громче, Тонкс с бесконечно виноватым лицом поднимала и тащила на место тяжёлую подставку в форме ноги тролля, а Гарри хотел сначала помочь, но забыл об этом, когда из двери в конце холла стремительно вышел высокий мужчина с длинными чёрными волосами. Гарри так давно не видел крёстного… он мог только стоять, широко раскрыв глаза, и жадно впитывать каждое движение Сириуса, своего единственного родного человека на этой чёртовой земле (Дурслей Гарри решительно не брал в расчёт).