Жизнь в зеленом цвете - 7
Шрифт:
– Ага, - Гарри устало сел на ковёр перед камином и вынул из кармана сигареты. Опытным путём он выяснил, что, если приложить к кусочку пергамента лист мяты и лист табака или хмеля, то трансфигурированные из этого всего сигареты получаются вполне сносными, не хуже маггловских. Ещё он собирался поэкспериментировать с листьями вишни и еловой хвоей, но это было не к спеху.
– Чёрт, знал бы, что так будет - сам бы разделался с хоркруксом, плевать, что я не гриффиндорец…
Держать сигарету забинтованными пальцами было неудобно, и Гарри перехватил её левой рукой.
– Зато, по крайней мере, ты знаешь о страхах Кевина, - заметил Джордж.
– Теперь они не вылезут
– Но они всё равно вылезут, не так ли?
– вздохнул Гарри.
– Я не знаю, какими словами назвать мистера и миссис Диггори… я понимаю тоску по Седрику, это их сын, он был замечательным… но, мать твою, о живых детях кто будет думать?! Элвис Пресли?
– Кто такой Элвис Пресли?
– не понял Джордж.
– Маггловский певец, - Гарри глубоко затянулся и выдохнул чуть зеленоватый дым.
– Как можно было так нырнуть в своё горе, чтобы не сообразить за два года, что Кевин чувствует себя брошенным? Может, они потихоньку сошли с ума из-за смерти Седрика? Или Кевин и правда был для них обузой?
– Кто знает, - Фред убедился, что ожоги рассосались - мадам Помфри не оставляла надежд убедить Гарри стать колдомедиком и охотно делилась с ним секретами своего ремесла - аккуратно стёр следы мази с покрытой нежной новой кожей ладони и кинул бинт в огонь.
– Теперь он с тобой… конечно, дядя и тётя могут всё ещё претендовать на него, но тебя, по-моему, он уже любит больше.
– Может, и больше… но он явно не поверил до конца, что он для меня не обуза. Не представляю, что надо сказать, чтобы убедить его…
– Самое главное - не дать ему повода усомниться в своей нужности, - Джордж размотал свой бинт, скомкал и бросил в огонь.
– Он обязательно будет искать подтверждения или отрицания…
– Как-нибудь справлюсь, - неуверенно сказал Гарри.
– Честно сказать, до этого года мне ни о ком не приходилось заботиться…
– Всё когда-нибудь бывает в первый раз, - ухмыльнулся Фред и встал с кресла.
– Мы все трое в копоти, между прочим. Кто-нибудь, кроме меня, собирается пойти умыться?
– Мне вообще не помешает хороший душ, - признал Гарри, поднимаясь на ноги.
– Но через спальню я в ванную не пойду. Не дай Мерлин, разбужу Кевина… лучше всего пойти в ванную старост.
– Там сейчас наверняка никого нет, - Фред хитро сощурился.
– И мы трое никого не стесним, - закончил Джордж, улыбаясь.
Гарри взглянул на них и улыбнулся. Пусть с чёрными полосами копоти на лицах, лохматые, в мятой одежде - так или иначе, они были самыми желанными людьми на Земле.
Ещё на пятом курсе, только-только получив значок с буквой «С», Гарри изучил во всех подробностях ванную старост. Помимо бассейна, где на четвёртом курсе он слушал песню золотого яйца, там имелось душевое отделение, делившееся на две части - для девочек и мальчиков. По оценкам Гарри, общая площадь этого отделения могла бы поспорить с пространством футбольного поля. Мыться здесь было забавно, но Гарри всё же предпочитал бассейн, потому что когда с потолка лились горячие струи воды с пеной, создавалось впечатление, что это такой необычный дождь. Гарри не нравилась непогода. Но сейчас он и думать забыл об этой своей ассоциации.
Его ожоги только-только затянулись, когда они трое, толкаясь локтями и шёпотом перешучиваясь, вошли в ванную старост; пропитавшийся мазью бинт полетел к кроссовкам, носкам, джинсам и свитеру, из которых Гарри выскользнул, как змея из сброшенной кожи.
– Кажется, ты похудел, - Фред расстегнул свою рубашку.
– Мне уже некуда худеть, - Гарри потянулся, встав на цыпочки; тёплые,
Гарри мог только предполагать, чем является для близнецов - может быть, напротив, штормом, в эпицентре которого будоражило нервы. Но это, право же, не имело особого значения.
– Знаешь, на вид он всё такой же, как был, - авторитетно заключил Джордж, кидая джинсы в сторону.
– Надо проверять на ощупь.
– Сначала догоните!
– Гарри показал близнецам язык и скрылся в душевом отделении.
Чтобы включить воду, достаточно было прижать руку к стене и подумать о том, какой именно душ хочешь принять. Тёплые, почти горячие струи с запахом яблок буквально рухнули с потолка - стеной, как ливень. Гарри убрал промокшие насквозь волосы с лица и, не оборачиваясь, отбежал к центру зала.
– Ты думаешь, не догоним?
– близнецы ступили в душевую. Вода стекала по их телам, прозрачная, блестящая, обрисовывающая каждый дюйм совершенно одинаковых поджарых тел.
– На самом-то деле, - без намёка на улыбку сказал Гарри, - я только этого и хочу.
Тела близнецов были горячими; Гарри прижимался к обоим, как будто умолял о спасении, скользил губами и пальцами по мокрой коже; поцелуи Фреда и Джорджа заставляли его вздрагивать и прижиматься сильнее, гортанно стонать, пока мягкие губы собирали капли с его ключиц, плеч, груди, живота - и ниже, ниже, пряное, жгучее удовольствие, запах яблок - как в саду Уизли, где были и яблони, клонящие ветви к земле под тяжестью налитых зрелостью плодов, едва не лопающихся от сладкого сока…
…- Любите меня, - шептал Гарри, упираясь лбом в плечо Фреда.
– Любите, пожалуйста, без вас я не смогу…
– Мы всегда с тобой, - Джордж захватил губами мочку уха Гарри.
– Даже когда ты думаешь, что нас нет, - руки Фреда вырисовывали на спине Гарри одним им ведомые узоры, раз за разом посылая вниз по позвоночнику тягучее желание; Гарри по-кошачьи выгибался под прикосновениями близнецов, тянулся целовать обоих в губы - сладкие, такие сладкие, как в яблочном соке, словно дождь застал их в саду Норы, где они целовались на заросшей лужайке, ловили сквозь одежду друг друга жар тел, дразнили друг друга, играли, пока могли, под тёплым летним ливнем, до тех пор, пока возбуждение не стало невыносимым.
– Даже если нас не будет вовсе…
– …мы всё равно будем рядом с тобой.
– Ты наш третий близнец.
– Наш брат.
– Наш любовник.
– Мы отражаемся в твоих глазах…
– …а ты - в наших.
– Мы любим тебя.
– Любим.
Слова растворялись в дожде-душе, шёлковым шорохом повисали в воздухе рядом с Гарри и близнецами наравне с шумом падающей воды; Гарри запрокидывал голову, яростно двигаясь, раскрываясь и раскрывая, зарывая руки в мокрые тёмно-рыжие пряди, гладкие, тяжёлые, облепляющие белоснежную кожу, на фоне которой ярче была его собственная смуглость. Губы пересыхали от яблочной сладости, едва успев намокнуть, и снова ловили то воду, то дурманящие поцелуи; огонь разбегался по телу, отделённый от воды лишь тонкой кожей, единый огонь для троих, сродни тому огню, что был в начале начал, когда Бог учился отделять стихии друг от друга и навсегда лишал огонь и воду радости быть рядом; либо они убивают друг друга, либо они не вместе.