Жизнь - вечная. Рассказы о святых и верующих
Шрифт:
– Сколько? – спросила я, имея в виду, сколько заплатить.
– Обойди, читая тропарь и молитву три раза вокруг часовни, а потом проси, в чем имеешь нужду, – ответила женщина, не взяв с меня денег.
Вот, оказывается, ради чего я приехала сюда, пересчитывая последние копейки и не решаясь отдать последние. Вот ради чего под проливным дождем, промокшая, замерзшая, в худых сапогах, оставила я туристический автобус, отстояла службу в Смоленском храме, затем в часовне, а потом, так и не отогревшись – еще полчаса около киоска! По совету продавщицы, три раза с величанием и тропарем обошла я вокруг часовни и по прочтении молитвы припала к ее стене, обливая горючими слезами, умоляла блаженную предстательствовать за меня
Через два дня, по приезде в Москву, дочь моя, лежавшая в депрессии три года, впервые надела пальто и вышла на улицу. Я организовала ту самую художественную школу, в которой мы встретились, помнишь? – закончила свой рассказ Татьяна Терентьевна.
– Это когда сюжет про тебя снимала? Интересно… – удивилась я. – Нет, ты мне ничего такого не рассказывала. Ни в кино, ни в разговоре.
– Да? – в свою очередь удивилась она. – Знаешь, почему, может, не рассказывала? Сама долго не верила, что улучшение было по молитве к Ксении. Наверно, целых полгода. Да и жизнь колесом крутилась. Но потом стала думать: ведь все как с неба упало. Представляешь? Вдруг выделили комнату в школе, которую сколько времени не хотели давать, ученики набежали. Иринка тоже на подработку устроилась… В общем жизнь разделилась: до поездки к Ксении и после. Как черное и белое. А уж мелких чудес – не счесть. Молюсь ей всегда. Так что дарю тебе первую историю…
– Так думаешь, про нее писать? – не совсем уверенно спросила я.
– Зачем думать? Помолись. Она и пошлет знак какой-нибудь.
– Точно… – осенило меня, чувствуя, что состоявшийся случайный разговор с художницей совсем не случайный.
Вечером я вдруг наткнулась взглядом на давно купленный, но забытый акафист блаженной Ксении Петербургской, лежавший сверху книжной полки. Прочла я его и стала прислушиваться к себе, склонилось ли куда-то сердце, по слову преподобных Варсонофия Великого и Иоанна: «Когда не можешь спросить своего старца, то надо трижды помолиться о всяком деле. При этом, если имеешь свободное время, помолись три раза в течение трех дней. Если же случится крайняя надобность, как во время предания Спасителя, то прими в образец, что Он отходил трижды от молитвы, и, молясь, трижды произносил одни и те же слова. После окончания молитв смотри, куда преклонилось сердце хотя на волос, так и поступи, ибо извещение бывает заметно и всячески понятно сердцу. Если же после третьей молитвы не получишь извещения, то знай, что ты сам виноват в том; и если не познаешь своего согрешения, укори себя, и Бог помилует тебя». Пока мое сердце ни к чему не склонялось.
Решила я тогда три вечера подряд читать акафист блаженной Ксении, МихАбру же имени не называть, даже если опять с ножом к горлу пристанет. На удивление, он на эти три дня обо мне напрочь забыл. В третий вечер стало мне немного не по себе перед прочтением акафиста – а ну, если не получу извещения? Как сказано, сама буду в этом виновата. Очень ответственный был третий вечер. Прочла я акафист, помолилась блаженной, чтобы как-то явила она свое согласие или несогласие… Но ничего такого не происходило. Грустно, конечно… Прочитав молитвы на сон грядущим укорила себя, как советовали преподобные Варсонофий и Иоанн, что не познала своего согрешения, с тем и уснула.
Утром я проснулась с ясной мыслью: «следующая в плане», несомненно, Ксения Петербургская. И сколько бы за день я ту мысль не гнала, не то что волосок, целый канат опять возвращал меня к ней. Я позвонила МихАбру и дала ответ.
– И кто дальше, думай, – строго сказал он. – Если ты не догадываешься, летая в своих эмпиреях, скажу: издательство – это плановое хозяйство…
– Так блаженная же Ксения дальше…
– Ясно, что Ксения. За ней кто? Наталья, не зли меня!
– Про нее сначала написать бы… – робко ответила я.
– Твои проблемы, – отрезал МихАбр. – Через неделю лично мне сообщишь, кто следующий…
Так внезапно, в одну секунду, ошеломить и озадачить меня мог только один человек – МихАбр… К тому приходилось приспосабливаться: сначала стараться не обращать внимания, потом привыкнуть, дальше – действовать, желательно с попаданием в яблочко или хотя бы в восьмерочку… И наконец, смириться. В то время мне, кажется, удалось приподняться на третью ступеньку. «Смириться» маячило еще где-то далеко впереди. Смириться в моем случае означало – без всякой рефлексии принять слова МихАбра за волю Божию, которая «ими же веси судьбами» направляет данный человеку от Бога талант к общей пользе. Я признавала, что МихАбр на том отрезке писательского пути был для меня орудием Промысла Божия. Но думалось с тоской об одном: когда же кончатся шипы, где эти самые благоухающие розы успеха?
Составила я всего одну книгу про святых – про преподобного Серафима, но с этой первой книги сразу стала складываться традиция – перед началом работы ехать к мощам того святого, про которого собиралась писать. Преподобный Серафим подтолкнул, а блаженная Ксения эту традицию закрепила…
Я еще раздумывала, ехать или не ехать в Питер. Времени на книгу было дадено уже не полтора, а целых два месяца – прогресс. Но препятствие оказалось совершенно в другом. Если про преподобного Серафима литературы было достаточно, чтобы составить популярный двухсотстраничный текст, то про блаженную Ксению существовало лишь небольшое и единственное житие с описанием чудес. Кто его составлял – неведомо, но появилось оно к моменту канонизации блаженной и было признано каноническим. Некоторые неясности этого жизнеописания вызывали у меня вопросы. Но как получить на них ответы? Что можно добавить от себя до необходимых двухсот страниц? Ничего… Я позвонила МихАбру:
– Про Ксению Петербургскую не могу писать. Потому что материалов недостаточно.
Наступила зловещая пауза.
– Значит так, – ответил МихАбр металлическим голосом. – Из-под земли достань, а напиши…
– Да невозможно же за два месяца! – пропищала я.
– Работай! – крикнул он и бросил трубку.
Вот потому я и решила поехать в Питер, на Смоленское кладбище, чтобы блаженная сама подсказала, как мне выкарабкиваться из этой ситуации. Питер я знала плохо, где находится Смоленское кладбище, понятия не имела. Пришлось просить свою питерскую знакомую довести до места. Лена на просьбу откликнулась и встретила меня прямо у вагона одиннадцатичасового поезда.
– Пойдем куда-нибудь посидим для начала… – сказала она.
– Нет, что ты! У меня в семнадцать пятьдесят обратный поезд, – огорошила я ее. – Вези прямо к Ксении.
– И что, по Невскому не прогуляемся?
Я вздохнула, помотала головой и спросила:
– А ты знаешь, где лежат мощи Иоанна Кронштадтского?
– В Иоанновском на Карповке, – на зависть мне отчеканила Лена.
– Вот нам и туда бы успеть…
Уже на подходах к Смоленскому кладбищу увидела я удивительную картину: стремящиеся в одном направлении люди несли множество цветов, будто на похороны какому-нибудь народному артисту. Оказалось, букеты предназначались Ксении.
– А мы цветы не купили… – грустно сказала я.
– Ладно, в следующий раз, – отмахнулась Лена.
Между могилами лежал снег, хотя в городе весь растаял. В небольшой часовне над могилой блаженной было много народа – не протолкнуться.
– Давай переждем поток, а? – попросила я, увидев, что Лена во что бы то ни стало решила протиснуться внутрь. – В сторонке отдышимся.
– Здесь всегда столько народа, – ответила Лена. – Тебе что от нее надо-то?
– Мне? Написать про нее… – вздохнула я.