Жизнь во благо Родины
Шрифт:
– Будет больно, – предупредил я последнего, и тот остановился. – То, что вы делаете – незаконно, но это полбеды. Вы ничего обо мне не знаете, а полезли в драку. У меня судимость за убийство нескольких человек, бандитов, но все же человек. Ты хочешь полежать в больничке?
– Н-нет, – покачал головой солдат. Видно, что ему вовсе этого не хочется, просто сержант приказал, а он выполняет.
– Вот и славно, – кивнул я, – расскажи мне, дружище, где мы вообще?
– Как это где? – напугался он.
– То, что мы в какой-то части, я понял, где именно?
– Недалеко от Москвы…
– Это я тоже знаю, что тут рядом есть, город, село, деревня?
– Это спецчасть, здесь ничего рядом нет, один лес.
О как, интересно.
– Мне надо позвонить, телефон тут есть?
– Только в штабе. Но тебя туда не пустят, там одни офицеры.
– А офицеры что, не люди? Ты обо мне что знаешь?
– Ничего, – пожал плечами солдат, – приказали, пошел.
– Ясно, хреново в армии, прикажет командир и идешь, а то, что на преступление, не думаешь, приказ…
– А как иначе?
– Да все правильно, – кивнул я, – только исполнение преступного приказа само по себе преступно. Я гражданский, – решил я немного прояснить ситуацию для бойца, – работаю в Минстрое, в проектном отделе, строим дома, если коротко. Что за хрень сделал ваш полковник… А кстати, кто он вообще?
– Это командир части, полковник Захарчук…
– И тут хохлы, – вырвалось у меня, ну не знаю почему, не знаю, просто как не столкнусь с кем-либо, обязательно выползают украинцы, что делать, если они всегда, при любой власти лезут наверх активнее других. Как у нас раньше в армии говорили… В настоящей, советской армии. «Хохол без лычки, как ***да без затычки».
– Что? – не понял солдат.
– Не бери в голову.
– Заткнись, Мартынов, – просипел вдруг очнувшийся сержант, – уже наговорил на пару переломов!
– Твой боец умнее тебя, сержант, – оборвал я этого наглеца. – Тебе что, не ясно еще, вы ошиблись, решив поиграть со мной. Ты, кстати, как командир, хоть и младший, но должен знать, что вступать в схватку с неизвестным противником очень опасно. Не подумал, что можешь сам получить?
– Тебе звездец теперь, это точно!
Ну, так-то он прав, что я смогу сделать против них? На их стороне один факт: они вооружены и имеют право использовать свое оружие, а я? Не стану же убивать простых солдат, только из-за какой-то фигни, что придумали какие-то военные. Вообще, подозрения есть, когда работал в Кремле с Шелепиным, были разговоры, в частности, о военных, болезненно отреагировавших на смену руководства страны. Скорее всего, товарищ Гречко тут замешан, а может, еще кто, пока не знаю. Тот еще царек, пободаться, думаю, придется.
– Эх, парень, пушной зверек придет к вам, когда моя жена позвонит кому надо, думаешь, не найдут?
– Да нужен ты кому, искать еще…
– На твоем месте я не был бы так уверен. Как ты думаешь, КГБ не сможет найти подконтрольного им человека?
– Иди свисти кому другому, КГБ его искать будет, – отмахнулся сержант, но насторожился. Сидя на полу, растирая ушибленную грудную клетку, он всем видом показывал, что сейчас отлежится и вломит мне. А вот боец, получивший в печень, поступает более разумно, очухался и делает вид, что его тут нет вовсе.
– Посмотрим, паря, посмотрим, – заключил я и направился к выходу.
На выходе меня не встречали, и то хорошо, но и свободно пройти к штабу части тоже не дали.
– Вы кто? Пропуск! – окликнули меня возле двухэтажного здания. Справа заходили два солдата… Стоп, один офицер.
– Я к другу, полковнику Захарчуку, не подскажешь, лейтенант, он у себя? – решил я играть внаглую. – А то бросил меня тут, по делам его кто-то увел, а теперь я найти его не могу.
– Пойдем, провожу, – кивнул лейтенант, поведясь на мою наглую ложь.
Едва зашел на КП, мне ловко завернули руки за спину, сопротивляться я не стал, да и не смог бы, солдаты вооружены, и я вновь оказался в положении пленного. На этот раз все вышло еще хуже. Нет, злобный полковник Захарчук не приказал по новой меня «вразумить», писателя Андреева тупо заперли в камеру. Еще бы в зиндан посадили, звери.
Дело дрянь, солдат я избил по простой причине, не хотел получать люлей от них, а вот дальше зарываться не стоило, будем ждать, во что все это выльется. Ну не служить же они меня притащили, ведь так? Командир части, да еще какой-то секретной, лично собирает уклонистов? Бред. Это игры какой-то умной личности, и пока непонятно, кого именно. Кто-то очень умный сумел отследить все телодвижения Шелепина и решил, что я какая-то важная фигура. Думаю, только общение с генсеком сыграло против меня, иначе взяли бы раньше. Против вояк я вроде ничего не выдвигал, следовательно, личных претензий ко мне быть не может.
Кормили хреново, за два дня был лишь ломоть черствого хлеба да банка непонятной тушенки, ну и воды во фляге дали, а больше и ничего. Никуда не водили, не допрашивали, тупо держали взаперти и все на этом. На третий день появился какой-то гражданский, это было видно не только по одежде, но и по манере держать себя. Военного сразу видно, выправка, жесты, речь, тут же взгляд хитрый, с прищуром, речь вкрадчивая, словно взвешивает каждое слово, при этом глазами меня так и сверлит. Это какая-то партийная шушера, ни с кем не спутаешь.
– Итак, молодой человек, кто же вы такой?
Первый вопрос заставил задуматься. Ладно бы это были подчиненные Семичастного, я бы понял, но тут вроде как вояки, а не безопасники.
– Не понимаю ваш вопрос, – ответил нейтрально я.
– Да все вы понимаете, не придуривайтесь. С каких это пор двадцатилетний мальчишка вдруг становится завсегдатаем Кремля? Получает должность в министерстве, квартиру на Ленинском проспекте?
– Наверное… – я сделал паузу, – с тех пор, как получил ту самую работу в министерстве строительства.
– Чушь собачья, у тебя ни образования, ни опыта! Зачем тебя держит Комсомолец? Кто у него в списках, отвечать, быстро!
– А вы вообще кто? С чего такие вопросы? В Советском Союзе человека насильно держат взаперти, это неслыханно! – продолжаю гнуть свою линию поведения. Зато мне уже все ясно, как ни старался Владимир Ефимович, а где-то все же «утекло».
– Тут я задаю вопросы! – резко вскинулся собеседник и тут же обмяк. Удар, несильный, а то можно и горло порвать, в область кадыка, заставляет его схватиться за ушибленное место и захрипеть.