Жизнь во благо Родины
Шрифт:
По приезде на дачу генерального секретаря СССР мне вновь не позволили сделать то, к чему я стремился. Шелепин перехватил меня сразу, едва мы с Семичастным пересекли периметр. Хозяин встретил нас лично, видно заранее все было оговорено между друзьями, и, утащив гулять по саду, завел разговор.
– Я все и сам понял, товарищ Шелепин, не нужно считать меня дитем неразумным, – во время паузы, взятой генсеком, я открыл рот. – Если честно, то сейчас мне кажется, что вы все – оправдываетесь. Не нужно этого, говорил ранее и повторю, я делаю все это для страны, а не для кого-то лично. Если я что-то
– Поговорили, – заключил Семичастный хмуро, а генсек, тот самый Железный Шурик, стоял и смотрел мне в глаза. Взгляд его был странным, не злой, не надменный, а какой-то задумчивый и отстраненный.
– Извини, Саша, иди к семье, они в доме. Надеюсь, мы поговорим позже, хотелось бы услышать о твоих приключениях, если ты не против.
– Конечно, о чем речь, Александр Николаевич, в любое время, только…
– Да поезжай ты в свою деревню, поезжай, никто тебе не мешает, только с охраной!
– Спасибо. Пока буду отдыхать, могу написать полный отчет. Я, когда пишу, могу вспомнить любую ситуацию поминутно.
– Еще бы, ты ж писатель! – опять съёрничал председатель КГБ. Вот уж кто никогда, кажется, не теряет чувства юмора.
Встреча с семьей оказалась короткой. После того, как схватил на руки своих девчонок, повисших на мне, резко поплохело, закружилась голова, руки разжались, и, чуть не уронив жену и дочь, я осел на пол прямо на крыльце дачи Шелепина. Сознание не терял, но силы ушли и мутило.
А дачка, кстати, ничего так, понятно, что казенная, но все же. Дом небольшой, но уютный и красивый, видно, что не старый, отделка совсем свежая, максимум пару лет как построен. Интересно, кому раньше принадлежал? Ну люблю я дома, люблю, вот и сидя на полу, в ожидании врача, за которым немедленно послали, оглядывал помещение.
– Девочки, простите, я устал чего-то, сейчас отдохну и все будет хорошо, – успокаивал я жену и дочь. Катя злилась, не на меня, конечно, а скорее на все, что я устроил в этом мире. Ладно, выкручусь, не впервой.
– Почему вы не в больнице? – доктор, явившийся по вызову Шелепина, осматривал меня прямо на крыльце, я не дал охране себя тащить куда-либо.
К сожалению, Катерина присутствовала при осмотре и все узнала, я видел, как ее лицо серело, когда доктор снял бинты с груди и осматривал рану. Что-то плохо на мне как-то стали заживать болячки, странно это, тело-то еще совсем молодое…
– Собирался завтра съездить, – уклончиво ответил я.
– Съездить! – передразнил меня врач, довольно молодой мужчина, с длинными светлыми волосами, убранными в хвост, даже не знал, что врачи носят такие прически, хиппи какой-то. Лицо у него было серьезным, а взгляд серых глаз жестким. – Не съездить, а лечь на обследование. Александр Николаевич, вызовите нашу машину, я забираю пациента, иначе я не поручусь за его здоровье. – Ладно хоть не сказал – жизнь, Катерину бы удар хватил.
– Сейчас вызову, – Шелепин удалился, а я, заявив, что мне мало воздуха, заставил лишних выйти из помещения, а то народу собралось, как на параде.
Катя подсела ко мне справа, взяв мою ладонь в свои руки.
– Опять? – думал, ругаться станет, но она
– Снова… – кивнул я осторожно.
– Очень больно?
– Терпимо, времени много прошло, сначала да, больно было.
– Ты обещал…
– Я думаю над этим постоянно, поверь, скоро все изменится.
Катя давно просит меня убавить активность и начать более спокойную жизнь. Не врал ей, действительно думаю над этим, каждый день думаю и, кажется, придумал.
На вполне себе скромной госдаче мы провели всего пару часов, супруга генерального настояла на обеде, а затем сразу засобирались домой. Удерживать нас никто не стал, все понимали, почему и зачем мы так торопимся. Семичастный вызвал машину, плюс обязательное сопровождение, бойцы «девятки». С меня взяли обещание явиться с утра в Кремлевскую больницу, возражать я не стал. Домой завалились уже вечером, дочка как всегда занялась рисованием, а мы с супругой ушли в ванную. Не для того, о чем, наверное, можно было подумать, она хотела помочь мне вымыться. Я с наслаждением погрузился в горячую воду и закрыл глаза. Еще не совсем, но все же я вернулся. Приключения в Турции сразу как-то ушли на задний план, даже думать о них не хотелось, все, о чем я сейчас думал, это свобода. Нет, я вовсе не отстраняюсь, нужен отпуск и более спокойная работа впоследствии.
– Придумал чего? У тебя выражение лица, как у кота, когда он сметаны ведро сожрет, – нарушила тишину Катерина, и я открыл глаза.
– Ага, – кивнул я. – Сначала больница, все равно не отстанут, да и надо проверить, как там доктор на корабле меня заштопал. Вроде осложнений нет, времени много прошло, уже бы проявились, но надо подстраховаться. Потом в деревню, обещали не препятствовать, да и право имею, надо же мне отдыхать!
– Опять с охраной?
– Нам с ней теперь жить, по-другому никак, не дадут. Прости, в этом моя вина, конечно, но я не смог бы по-другому. Как жить, если столько знаешь, а ничего не делаешь? Это какой-то извращенный способ самоубийства.
– Ты никогда не мог сидеть на месте, наверное, в том числе за это я и полюбила тебя. Но твои затеи никогда не выглядели обычной суетой, ты всегда делал что-то нужное, мне нравилось это. Да, сейчас ты замахнулся, конечно, очень глобально, но мне хочется верить, что все это увенчается успехом.
– Если бы не верил в это, не начал бы вообще. Ты помнишь, что я сказал, когда поехал на первое свидание с Шелепиным?
– Ты сказал, что если не удастся его убедить сразу, то больше пробовать не станешь.
– А я убедил. Несмотря на весь жизненный и партийный опыт, этот человек мне поверил или хотя бы сделал вид, что поверил. Главное, что начал действовать. Ведь знаешь, что мне нравится больше всего сейчас? Они никогда не спрашивали меня, что им делать. Да, просили списки надежных, на мой взгляд, людей, известных событий будущего, но никогда не задавали вопросы, как им поступать. Все свои хотелки я вносил сам, причем должен был обязательно доказать их целесообразность. Они действуют по своему усмотрению, поступают так, как считают правильным, и мне это нравится. Будем надеяться, и дальше все пойдет так же.