Жизнь за гранью жизни
Шрифт:
каждого". В этих восхвалениях не все было, конечно, чистой правдой; уже Цицерон писал, что они внесли в историю много лжи, того же мнения придерживался и Ливии.
Первая хвалебная речь была, по словам Плутарха, произнесена Попликолой над телом Брута. Сообщение это вряд ли достоверно; первым словом, произнесенным в похвалу умершего, считается речь консула Фабуллина над прахом Цинцината и Квфабия (480 г до н. э.). Этой чести удостаивались и женщины, в особенных, конечно, случаях. По свидетельству Цицерона, первой женщиной, которой выпала эта честь, была Попилия, мать катула.
После произнесения похвальной речи процессия в том же порядке двигалась дальше к месту сожжения или погребения, которое находилось обязательно за городскими стенами. Разрешение на похороны в городе, не только в Риме, но и в муниципиях, давалось редко, как особая честь и награда за выдающиеся заслуги. Общее кладбище существовало
ПОСЛЕДНЕЕ ПРОЩАНИЕ
знак траура ветки кипариса. Ложе с покойником ставили на костер и туда же клали вещи, которыми умерший пользовался при жизни и которые любил. Один охотник 1 в. н.э. завещает сжечь с ним всю его охотничью снасть: рогатины, мечи, ножи, сети, тенета и силки. К этому прибавляли всевозможные дары: участники погребальной процессии; тело изобильно поливали и осыпали всяческими ароматами, ладаном, шафраном, нардом, амомо, смолой мирры и проч. Светоний рассказывает, что когда тело Цезаря уже горело на костре, актеры, представлявшие предков и облеченные в одеяния триумфаторов, стали рвать на себе одежду и бросать в огонь; ветераны-легионеры начали кидать в костер оружие, с которым они пришли на похороны, матроны - свои украшения, буллы и претексты детей. Перед сожжением совершалось символическое предание земле: у умершего отрезали палец и закапывали его.
Когда костер был готов и ложе с покойником на него установлено, один из родственников или друзей покойного поджигал костер, отвернув от него свое лицо. При сожжении крупных военачальников и императоров солдаты в полном вооружении трижды обходили вокруг костра в направлении справа налево.
Когда костер угасал, горящие угли заливали водой, и на этом погребальная церемония собственно и кончалась. Участники процессии говорили последнее "прости" умершему; их окропляли в знак очищения священной водой, и они расходились, выслушав формулу отпуска: ilicet "можно уходить". Оставались только родственники, на которых лежала обязанность собрать обгоревшие кости. Обряд этот подробно описан в элегии, ошибочно приписываемой Тибулу. Вымыв руки и воззвав к Манам покойного, начинали собирать его кости. Их полагалось облить сначала вином, а затем молоком; потом их обтирали досуха полотном и клали в урну вместе с разными восточными ароматами. Это собирание костей совершалось в
самый день похорон, и тогда же происходило очищение семьи и дома покойного, оскверненных соприкосновением с мертвым телом: устраивался поминальный стол у самой могилы, в "могильном триклинии", если он был, а если его не было, то просто на камнях или на земле. Обязательным кушаньем на этих поминках было silicernium, какой-то вид колбасы; могила освящалась закланием жертвенной свиньи. Дома в жертву Ларам приносили барана.
Девять дней после похорон считались днями траура; в течение их родственники умершего ходили в темных одеждах; их ни по какому делу не вызывали в суд, и возбуждать вопросы о наследстве в это время считалось неприличным. На девятый день на могиле приносили жертву, состав которой был строго определен; тут могли быть яйца, чечевица, соль, бобы. Дома устраивали поминальный обед, за который садились уже не в траурной одежде (Цицерон очень упрекал Ватиния за то, что он явился на такой обед в темной тоге); у Петрония Габинна приходит с поминального обеда "в белой одежде, отягченный венками; благовония стекали у него по лбу в глаза". Люди знатные и богатые устраивали иногда в память своих умерших угощение для всего города. Такой обед Фавст, сын Суллы, дал в память своего отца, а Цезарь - в память своей дочери. Обычай этот отнюдь не ограничивался столицей; надписи засвидетельствовали его для ряда городов Италии. Случалось, что вместо обеда народу раздавались просто куски мяса; Марк Флавий разослал жителям Рима порции мяса на помин его матери (328 г. до н. э.); то же сделал Тит Фламиний по смерти своего отца (174 г. дон. э.). При империи раздачу мяса заменили раздачей денег. Игры в память покойного (обычно гладиаторские) часто устраивались тоже в этот самый день.
Умершего не забывали; память о нем свято соблюдалась в семье. Его обязательно поминали в день рождения и смерти, в "праздник роз", в "день фиалок", в праздник поминовения всех умерших. Поминали
ПОСЛЕДНЕЕ ПРОЩАНИЕ
умершего иногда еще и в другие дни: все зависело от того, что подсказывало чувство оставшихся. Римляне были вообще очень озабочены тем, чтобы увековечить свою память: неоднократно встречаются надписи, в которых говорится, что такой-то оставил определенную сумму денег, чтобы на проценты с них в определенные дни устраивались по нем поминки. На могиле совершали возлияния водой, вином, молоком, оливковым маслом, медом; клали венки, цветы, шерстяные повязки; поливали могилу кровью принесенных в жертву, обязательно черных животных. Созывался широкий круг друзей. Урс, первый, кто сумел играть стеклянным мячом "при громком одобрении народа", приглашает собраться на свои поминки игроков в мяч, любовно украсить его статую цветами и "совершить возлияния черным фалерином, сетинским или цекубским вином". Доходы с одной части инсулы определяются на то, чтобы ежегодно четыре раз в год - в день рождения, в день фиалки и в паренталии (родительский день) - поминали умершего, принося жертвы на его могиле, а кроме того, ежемесячно, в календы, ноны и иды, ставили на его могиле зажженую лампаду. Покойному ставили трапезу из овощей, хлеба, соли, бобов и чечевицы, а родственники устраивали тут же у могилы поминальное угощение.
В надписях высеченных на памятниках, часто встречается обращение к проходящим мимо с просьбой остановиться и сказать приветственное слово.^ Авл Геллий приводит эпитафию, которую сочинил^ для себя поэт Пакувий (220-132 гг. до н. э.): "Юноша,1 хотя ты торопишься, но этот камень просит тебя -" посмотри на него и прочти потом, что написано: '' "Здесь лежит прах поэта Марка Пакувия"; я хотел,, чтобы ты не оставался в неведении этого. Будь здо-: ров". А вот еще диалог между прохожими и умер-1 шим: "Привет тебе, Виктор Фабиан".
– "Да возна-1 градят вас боги, друзья, и да пребудут они милости-' вы к вам, странники, за то, что вы не проходите: мимо Виктора Публика Фабиана, не обращая на него
внимания. Идите и возвращайтесь здравыми и невредимыми. А вы, украшающие меня венками и бросающие здесь цветы, да живите долгие годы". Чудаков вроде Пропорция, который желал, чтобы его похоронили в лесной глуши или среди неведомых песков, было немного. Гробницы были устроены вдоль всех дорог, шедших в разных направлениях от Рима. На Аппиевой дороге находились памятник Цецилии Метеллы, жены труимвира Красса, усыпальницы Сципионов и Метеллов, могила Аттика, гробница императоров Септимия Севера и Галлиена. На Латинской дорогами был похоронен Домициан; на Фламиниевой дороге в XVIII в. нашли высеченную в скале семейную гробницу Назонов, особенно интересную своей живописью. Между Аппиевой и Латинской дорогой открыто было несколько важнейших колумбариев. В Помпеях могильные памятники тянутся вдоль всех дорог, вливающихся в город. Дорога на Геркуланум производит впечатление правильно разбитой кладбищенской аллеи.
Могилы устраивались самым различным образом. Место, где был похоронен один человек и которое только для него и было предназначено, отмечали двумя или четырьмя каменными столбиками по углам могилы или плоской каменной плитой (в середине ее часто проделывали углубление, в которое лили жидкости; сама плита служила столом для поминальных трапез, почему "столом" - mensa и называлась). Родовые и фамильные гробницы представляли собой часто большие сооружения с несколькими комнатами; в одной стояли урны с пеплом или саркофаги; в Другой собирались в поминальные дни друзья и родственники покойного, и так как поминки включали и угощение для живых, то нередко при могилах устраивались и кухни, упоминаемые во многих надписях. Тримальхион желал, чтобы вокруг его могилы (а памятник его занимал 100 римских футов в длину и 200 в ширину) были насажены всевозможные плодовые деревья и лозы. Место погребения называется в
ПОСЛЕДНЕЕ ПРОЩАНИЕ
надписях иногда "огородом", иногда "именьицем"; упоминаются вино, овощи и цветы, с него полученные. Такие участки обводились стеной; присмотр за могилой и за садом поручался обычно отпущеннику умершего, который тут же и жил. "Я позабочусь, чтобы по смерти не потерпеть мне обиды, - говорил Тримальхион, - поставлю охранять мою могилу когонибудь из отпущенников, чтобы люди не бежали гадить на мой памятник". Он желает украсить этот памятник разными рельефами и заказывает изобразить корабли, плывущие на всех парусах, разбитую урну и над ней плачущего мальчика, а посредине часы: "...кто ни посмотрит хочешь - не хочешь, - прочтет мое имя".