Жизнь за жизнь
Шрифт:
– Мам, это уже явный перебор, – растерялась девушка.
– А меня твоё мнение не интересует, – с презрительной усмешкой посмотрела на неё мать. – Скажи спасибо, что прямо сейчас за порог не гоню. Но через неделю чтоб духу твоего здесь не было, поняла?
– Мам…
– Я всё сказала, – отрезала Роза Антоновна, сердито сдвинув брови. – Я свободная женщина и имею право на личную жизнь.
К этому откат от разрушившегося защитного колдовства уже не имел никакого отношения – это было отчаяние брошенной супругом женщины. Временная мера. Попытка заткнуть образовавшуюся пустоту кем-то другим. Отомстить. Доказать всем, что после
– Хорошо, я съеду, – упавшим голосом согласилась она и закрылась в своей комнате, чтобы провести остаток вечера в размышлениях о том, как и где жить дальше.
Мало было проблем? Получи новые. О том, что принесёт завтрашний день, Юля старалась не думать – явно ничего хорошего. Но хотя бы скоро вернутся Турины, и можно будет напроситься пожить в той деревенской развалюхе, которую приобрела Яна. А чем не вариант? На другие-то денег всё равно нет.
Глава 3
Телефон зазвонил почти сразу же после того, как Юля закрыла за собой дверь. Номер неизвестный, но она ждала звонка от Сашиного доктора, поэтому ответила, не раздумывая. Не ошиблась – звонил действительно Морозов. Сказал, что взвесил все «за» и «против», оценил возможные последствия и пришёл к выводу, что встреча с бывшей невестой его пациенту не противопоказана.
– Мне хотелось бы увидеть хоть какую-то реакцию на внешние раздражители. Я даже согласен на отрицательную, если она будет ярко выраженной.
– То есть всё совсем плохо? – скорее констатировала, чем спросила Юля.
– Вы меня, конечно, извините, но я не привык нарушать правила. Плохо, да, поэтому я и разрешаю вам приехать, но не ждите от меня большего. Историю его болезни я вам почитать не дам.
Они договорились, что Юля приедет к одиннадцати, поскольку прогулка у пациентов, которым не показана полная изоляция от общества, начинается именно в это время.
– Только сразу хочу предупредить, что на территорию вас не пустят. Это мера предосторожности, извините. С Александром вы будете общаться только в моём присутствии, поэтому позвоните, когда приедете.
Ей-то какая разница, с глазу на глаз они будут общаться или под присмотром толпы санитаров? Юля теперь вообще не была уверена, что ей нужна эта встреча. Зачем? Если бы это была просто очень глубокая депрессия, то можно было бы рассчитывать на то, что новость о ребёнке станет для Саши якорем, который удержит его от дальнейших попыток свести счёты с жизнью. Но ведь это не так. Он не болен, хотя раньше Юля и считала, что у него поехала крыша. Теперь же она была склонна полагать, что крупно ошиблась.
Если предположить, что Сашу действительно тянет на тот свет какая-то потусторонняя сила, то его отвратительному поведению было очень простое объяснение – он любит Юлю. По-настоящему любит, всем сердцем. Тянется к ней, как утопающий к соломинке. Подсознательно ищет спасения, потому что не понимает, что происходит. А там, по ту сторону, кого-то очень сильно злит эта любовь, поскольку она мешает получить желаемое. Саша бесился не потому, что спятил – он просто не отличал свои собственные желания и цели от навязанных. И в петлю он полез не по своей воле. Астральный паразит, который руководил его поступками до смерти Светланы Борисовны, был ангелочком с крылышками по сравнению с проблемой, которая назрела сейчас. Сущность можно прогнать, а вот как избавиться от влияния обитателя мира мёртвых – этого Юля не знала. Она пообещала Морозову, что приедет, только по одной причине – хотела убедиться, что не ошиблась в своих предположениях. А ещё рассчитывала на магическое наследие Зинаиды Трофимовны, которое при близком контакте с проблемой обычно выдавало нужные подсказки. На кладбище, правда, оно почему-то предпочло помалкивать, но Юля списывала это на своё неумение управлять тем, что получила в пожизненное пользование без инструкции по эксплуатации.
Спать она легла рано. Завела будильник на восемь часов утра – лучше приехать в психушку с опозданием, чем с утра цапаться с матерью из-за какой-нибудь ерунды. Роза Антоновна уходила на работу не позже половины восьмого, а то и раньше, поэтому восемь – самое то. Заснуть не могла долго. Неожиданная дневная тошнота прошла, но утром снова предстояло трястись в автобусе, причём довольно долго, поэтому Юля пыталась придумать, как избежать неприятных ощущений в дороге. Пока думала, проголодалась. Сходила в кухню, попила чай с сушками и снова забралась в постель, мысленно сетуя на то, что очень хотелось бы обойтись без вот этих вот всех прелестей «интересного положения».
* * *
– Деда, ты скоро?
Звонкий детский голосок эхом отразился от толстых, влажных брёвен, и Юля подняла голову вверх, потому что звук шёл оттуда. Далеко вверху на фоне светлого квадрата было видно какое-то сооружение, а под ним маячило округлое личико девочки лет семи-восьми, обрамлённое тёмными кудряшками.
– Мамку зови, помощь нужна, – пробасил кто-то сбоку.
Юля шарахнулась в сторону и прижалась спиной к брёвнам, только сейчас заметив, что стоит по пояс в воде. Ни всплеска, ни волнения – её резкое движение никак не отразилось на водной глади. Зато от бородатого старика, одетого в мешковатую рубаху с закатанными выше локтя рукавами, волны шли во все стороны, ударялись о стены и возвращались назад.
– Ох, Егорушка… Кто ж это тебя так? – вздохнул старик, поднимая из воды на руки распухшее детское тельце.
Юля зажала рот двумя руками, чтобы не закричать. Мальчик был совсем маленький – года четыре, не больше. Сначала она подумала, что ребёнок утонул, упав в этот глубокий колодец, а потом увидела жуткую рану на его светловолосой головушке, но яркая вспышка ослепила и заставила зажмурится. Детский плач, мелькание лошадиных копыт, грохот, мужские голоса… Тихие всхлипы убитого горем старика, прижимающего мокрое, холодное тельце к своей груди.
– Не-е-ет! – истошно завопила сверху какая-то женщина.
Юля села в постели и широко распахнула глаза. Сердце колотилось в груди часто-часто, и пришлось сделать несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться. Настолько ярких ночных кошмаров она не видела уже очень давно. Но даже в тех, которые ей снились, олицетворением зла всегда был самый жуткий детский страх – двоюродная бабка Туриных Зинаида Трофимовна. В этом сне вроде бы и зла никакого не было, но сам момент и этот ребёнок… Всё было настолько чётким и детальным, что Юле казалось, будто она до сих пор чувствует влажный запах полусгнившей древесины.