Жизненный путь Христиана Раковского. Европеизм и большевизм: неоконченная дуэль
Шрифт:
Ответ на оскорбительные подозрения был, как обычно, спокойным по форме, но чувствуется, какого огромного труда стоила эта показная уравновешенность. Полпред писал: «Что касается совместительских для коммунистов, этот вопрос меня в порядке партийной дисциплины интересовал с самого моего приезда. Для этой цели было дано задание ячейке проверить, насколько соблюдаются партийные директивы… Так как в апреле (1924 г. – Авт.) стало известно, что, сколько бы должностей ни имел коммунист в Лондоне, он не должен получать свыше 60 ф. ст., [749] то начиная с 1 июня, о чем свидетельствует протокол советской делегации 30 мая, я отказался от 30 ф. ст., которые получал дополнительно в качестве торгпреда. С этого момента я перестал получать какое бы то ни было жалованье из торгпредства, а представительских из торгпредства я вообще никогда не получал». [750]
749
Это был так называемый «партийный максимум». Суммы, превышавшие его, поступали в доход РКП(б).
750
РГАЭ. Ф. 413. Оп. 2. Ед. хр. 1994. Л. 103–105.
Надо сказать, что сам Раковский, и его как личность трудно за это винить, ибо действовал он в пределах того официального лицемерия, которое было внутренне присуще всей советской системе, публично солидаризовался с выводами комиссии Ройзенмана, хотя отлично знал их подлинную цену. 22 мая 1925 г. он писал Красину о своем одобрении деятельности комиссии ЦКК, открывшей «очень много больных сторон, которые ускользали и еще долго могли ускользать от глаз Внешторга и от глаз Лондонского торгпредства». [751]
751
Там же. Л. 101.
27 мая состоялось собрание работников торгпредства, которым руководил Раковский. Разгромное сообщение Ройзенмана о результатах ревизии АРКОСа не получило со стороны Раковского ни слова возражения. [752] Более того, на собрании партячейки советских учреждений в Лондоне 29 мая, также одобрившем доклад Ройзенмана, Раковский выступил в прениях с полным согласием с итогами ревизии. [753]
Но иной характер носили личные раздумья, даже те из них, которые он излагал в своеобразном документе, до которого в 20-х годах додумалась высшая советская иерархия, – личном дневнике, страницы которого заранее предназначались для ознакомления с ними «хозяина» и его приспешников. 18 мая Раковский записал: «Тов. Красин очень сгущает краски по поводу ревизии т. Ройзенмана. Это следствие того, что он не получил еще подробного доклада об этой ревизии, таким образом, имел только освещение лиц, лично заинтересованных в извращении истины. Понятно, что создание торгового аппарата – дело трудное и что всякие изменения и чистки должны проводиться с осторожностью». [754]
752
Там же. Л. 226–232.
753
Там же. Л. 118.
754
Там же. Л. 117.
1 июля 1925 г. состоялось заседание руководителей Наркомвнешторга с участием Ройзенмана. Здесь было принято иезуитское решение снять с работы в АРКОСе большую группу ответственных сотрудников «в строго секретном порядке под видом их отправки в СССР, причем указанные работники до прибытия в СССР не должны знать об их увольнении». [755] Судьба тех несчастных, которых таким преступным образом завлекали на родину, становилась ясной, если обратить внимание на протокол следующего заседания в НКВТ, на котором в связи с «изъятием» ряда лиц из торгпредства в Германии было решено просить заместителя председателя ОГПУ Г. Г. Ягоду срочно предоставить материал, [756] и на то, что в заседании 16 июля по вопросу о личном составе советского торгпредства в Великобритании и АРКОСе лично участвовал Ягода… [757] Действительно, по возвращении в СССР ряд сотрудников АРКОСа был арестован. [758]
755
РГАЭ. Ф. 413. Оп. 2. Ед. хр. 1994. Л. 36.
756
Там же. Л. 37.
757
Там же. Л. 39.
758
Там же. Ед. хр. 1997. Л. 161.
Вскоре после этого заместитель Раковского по торгпредству Ф. Я. Рабинович по решению Политбюро был отозван в Москву, а в августе 1925 г. торгпредом в Лондоне был назначен член коллегии Наркомвнешторга М. И. Хлоплянкин, [759] который незадолго перед этим писал Раковскому явно по указанию ОГПУ: «Прошу обратить особое внимание на порядок и форму откомандирования лиц в СССР. Считая абсолютно нежелательным оставление в Англии лиц, занимавших в наших органах ответственные должности и подлежащих увольнению, мы вызываем их одного за другим в Москву, имея в виду в дальнейшем из СССР их не выпускать. В этом деле Вы обязаны оказать нам всемерную помощь, проявив в нужных случаях соответствующую изобретательность». [760] В комментариях это письмо не нуждается. Рабинович же был существенно понижен, он стал, и то лишь на непродолжительное время, директором АРКОСа. [761] Следует обратить внимание и на то, что эти перемещения существенно сузили сферу деятельности Х. Г. Раковского, так как он прекратил и формально исполнять функции торгпреда.
759
Там же. Ед. хр. 1994. Л. 234.
760
Там же. Л. 239.
761
Филипп Яковлевич Рабинович во время Большого террора оказался в числе тех, кто стал жертвой сталинщины. Вначале его отправили на «низовую работу» директором лесной базы в Котласе. В 1937 г. он был арестован. 7 декабря Сталин подписал расстрельный список с его фамилией, а 9 декабря Рабинович был расстрелян.
Чекистско-бюрократические игры вели к развалу хозяйственной деятельности советского торгпредства в Лондоне. В связи с увольнением Рабиновича и назначением Хлоплянкина Раковский с глубокой обеспокоенностью писал заместителю наркома внешней торговли М. И. Фрумкину 15 июля 1925 г.: «В АРКОСе будут совершенно новые люди… В торговое представительство приедет тов. Хлоплянкин, который даже не знает по-английски. Между тем мы находимся в периоде интенсивной работы, проведения заказов и т. д., не говоря уже о политической обстановке, которая также требует известной осторожности. Мое письмо имеет в виду то, чтобы тов. Рабинович после приезда тов. Хлоплянкина остался здесь известное время… не только для того, чтобы в этот трудный период здесь был бы человек, который облегчил бы все трудности переходного момента. Я с ним об этом разговаривал. Он… готов не за страх, а за совесть работать, пока Хлоплянкин войдет хорошо в курс дела». [762] Фрумкин поддержал это ходатайство. [763] Однако вскоре Рабинович был отправлен в Москву. О его судьбе мы уже знаем.
762
РГАЭ. Ф. 413. Оп. 2. Ед. хр. 1997. Л. 115.
763
Там же. Ед. хр. 1994. Л. 242.
На втором году работы Х. Г. Раковского в Лондоне Великобритания стала меньшим центром активности советской дипломатии, нежели в предыдущие месяцы. Когда 12 октября 1925 г. Г. В. Чичерин мотивировал целесообразность перевода Христиана Георгиевича в Париж, он писал из Берлина Литвинову, Сталину и другим деятелям: «Кстати, в Лондоне нет у нас перспектив и нет у нас большого дела. Я не понимаю, ради чего хотят держать там Раковского». [764] Но, хотя Чичерин с полным основанием полагал, что Раковский предназначен для решения «больших дел», его многочисленные «малые дела» в британской столице продолжали оставаться весьма полезными для государственных интересов СССР, как их понимала большевистская элита.
764
Там же. Л. 161.
Он усиленно занимался размещением в Англии советских заказов. Когда летом 1925 г. Раковский приехал в Москву, им в Наркоминделе и в ЦК ВКП(б) была высказана серьезная озабоченность тем, что советские органы халатно относятся к формированию программы заказов. Государственная монополия в области крупной промышленности, такая же монополия во внешней торговле, отсутствие конкуренции и существенной материальной заинтересованности, очевидно, воспринимались уже Раковским, умевшим выявлять коренные причинно-следственные связи, как трудно изживаемый (если изживаемый вообще) порок квазисоциалистической системы хозяйствования. Но действовать он мог пока лишь путем нажима на соответствующие партийные и хозяйственные органы.
2 июля на заседании Политбюро было принято решение о заказах в Англии прежде всего промышленных товаров, причем в отношении оборудования промышленных предприятий и сельскохозяйственных машин допускалась повышенная против обычного оплата. Это, однако, не удовлетворило Раковского. Возвратившись в Англию, он писал 18 июля Чичерину: «Я привез с собой только общие цифры. Если Москва не даст соответствующей спецификации, и в более ускоренном темпе, то на основании этих общих данных нельзя вести конкретные переговоры. Поэтому я прошу, чтобы Вы добились у Политбюро постановления, вменяющего в обязанность и Внешторгу, и Совнархозу (имелся в виду Высший совет народного хозяйства СССР – ВСНХ. – Авт.), и всем хозяйственным органам, которые заинтересованы в реализации заказов, проделать в самый кратчайший срок необходимую работу». [765] Получив это письмо, Чичерин поставил 24 июля перед Политбюро вопрос о принятии соответствующего решения. [766] Там не менее и ориентировочный план закупок изделий британской промышленности на 1925–1926 гг., который был теперь у полпредства, означал шаг вперед. Раковский придавал реализации плана большое значение, считая возможным вступать теперь в более или менее конкретные переговоры. Он развернул необходимую работу по размещению заказов. [767]
765
РГАЭ. Ф. 413. Оп. 2. Ед. хр. 2001. Л. 95; Известия. 1925. 2 июня.
766
РГАЭ. Ф. 413. Оп. 2. Ед. хр. 1997. Л. 86.
767
Там же. Л. 78.
Уделял внимание Раковский и налаживанию советско-британских культурных связей. Он поддерживал контакты с комиссией заграничной помощи при Президиуме ЦИК СССР, которая весной 1925 г. была реорганизована во Всесоюзное общество культурных связей с заграницей (ВОКС). Председательницей ВОКС стала весьма влиятельная, но, как вскоре оказалось, неудобная для сталинской группы дама – Ольга Давидовна Каменева – родная сестра Л. Д. Троцкого и бывшая жена Л. Б. Каменева. Как писал весьма информированный Н. Валентинов (Вольский), это была дама, игравшая роль «патронессы-аристократки, меценатки, покровительницы и руководительницы артистического мира столицы». [768] С лета 1925 г. уполномоченной ВОКС в Великобритании была В. Н. Половцева, работавшая в полпредстве [769] (перед этим она представляла интересы комиссии заграничной помощи).
768
Валентинов Н. НЭП и кризис партии: Воспоминания. Нью-Йорк, 1991. С. 196.
769
ГАРФ. Ф. 5283. Оп. 3. Ед. хр. 3. Л. 84.