Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих
Шрифт:
Точно так же исполнял он картины и другие живописные работы для многих владетельных особ в Ломбардии, в том числе — две картины в Мантуе, по заказу герцога Федериго II, для посылки их императору; вещи поистине достойные такого властителя. Когда это произведение увидел Джулио Романо, он заявил, что никогда не видел колорита, который достигал бы такого совершенства. На одной из них была обнаженная Леда, на другой — Венера; колорит их тел был настолько нежен и тени телесного цвета были настолько разработаны, что краска казалась не краской, а живым телом. На одной из картин был удивительный пейзаж, и не было ломбардца, который написал бы это лучше, чем он; к тому же волосы были так красивы по цвету, и отдельные волоски были написаны и выведены с такой чистотой и законченностью, что лучшего не увидишь. Были там также и исполненные с большим искусством
Написал он еще в Модене картину с изображением Мадонны, которая всеми живописцами высоко ценилась и почиталась лучшей картиной в этом городе, точно так же и в Болонье кисти его принадлежит Христос, являющийся в саду Марии Магдалине; эта прекраснейшая вещь находится в доме болонских дворян Эрколани.
В Реджо была прекраснейшая и редкостная картина, которую недавно, проезжая через этот город, мессер Лучано Паллавичино, большой любитель хорошей живописи, увидал и не остановился перед большим расходом и, купив подобную драгоценность, послал ее в Геную в свой дом. В том же Реджо есть картина, написанная на дереве и изображающая Рождество Христово, от которого исходит сияние, освещающее пастухов и другие фигуры, стоящие кругом и глядящие на него, причем в числе многого, свидетельствующего о наблюдательности художника, есть там женщина, которая, пожелав пристально взглянуть на Христа и не смогшая смертными очами вынести света его божественности, словно поражающего своими лучами ее фигуру, затеняет себе рукой глаза; она настолько выразительна, что прямо чудо. Над хижиной — хор поющих ангелов, которые так хорошо написаны, что кажутся скорее потоками небесного дождя, чем произведениями руки живописца.
В том же городе находится маленькая картина величиной в один фут — самое редкостное и прекрасное его произведение, которое только можно увидеть, исполненное притом в маленьких фигурах; на ней изображен Христос ночью в Гефсиманском саду, где ангел, являющийся Христу, освещает его светом своего сияния настолько правдоподобно, что нельзя было ни задумать, ни выразить это лучше. Внизу у подножия горы, в долине, видны три спящих апостола; над ними темная гора, на которой молится Христос, что придает невероятную силу этим фигурам, а в глубине, над далеким пейзажем, изображено появление зари, и видно, как сбоку подходят несколько солдат с Иудой. Несмотря на свои маленькие размеры, история эта так хорошо исполнена, что она ни с чем не сравнима по терпению и старанию, вложенным в такую небольшую вещь.
Много можно было бы сказать о его творениях, однако, так как у людей, отличившихся в нашем искусстве, каждая его вещь вызывает восхищение, как произведение божественное, то более распространяться не буду. Я приложил всяческие старания к тому, чтобы иметь его портрет, но раздобыть его не смог, ибо, будучи человеком скромной жизни, он сам себя не изображал, да и другие никогда с него не писали. И, поистине, он себя не ценил и отнюдь не был убежден, зная трудности своего искусства, что он им владеет с тем совершенством, к которому стремился. Он довольствовался малым и жил как хороший христианин.
Обремененный семейством, Антонио постоянно старался беречь деньги и вследствие этого стал таким скупым, что скупее людей не бывает. Потому-то и рассказывают, что, когда он получил в Парме шестьдесят скудо мелочью и ему понадобилось отнести их для своих надобностей в Корреджо, он сам нагрузился этими деньгами и отправился в путь пешком; а так как в то время стояла страшная жара и его напекло солнце, то выпил он воды, чтобы охладиться, и тогда в жесточайшей лихорадке слег он в постель, с которой уже не вставал до самой смерти, настигшей его в возрасте около 40 лет.
Живописные работы его относятся приблизительно к 1512 году. Он обогатил живопись величайшим даром — своим колоритом, которым он владел как настоящий мастер. Благодаря ему и прозрела Ломбардия, где в области живописи обнаружилось столько прекрасных дарований, последовавших его примеру в создании произведений похвальных и достойных упоминания, ибо, показав нам в своих картинах, с какой легкостью он преодолел трудности в изображении волос, он научил нас, как это надо делать, чем навеки обязаны ему все живописцы, по настоянию которых флорентийский дворянин мессер Фабио Сеньи составил нижеследующую эпиграмму:
Hujus cum regeret mortales spiritus artus Pictoris, Charites supplicuere Jovi: Non alia pingi dextra, Pater alme, rogamus: Hunc praeter, nulli pingere nos liceat. Annuit his votis summi regnator Olympi Et juvenem subito sydera ad alta tulit, Ut posset melius Charitum simulacra referre Praesens, et nudas cemeret inde Deas. [90]В это же время жил миланец Андреа дель Гоббо, прелестнейший живописец и колорист, многие произведения которого рассеяны по домам его родного города Милана, а в павийской Чертозе находится написанный его рукой на дереве большой алтарный образ Успения Богоматери, не законченный им вследствие его внезапной кончины, но свидетельствующий о том, насколько он был отличным мастером, любившим потрудиться ради искусства.
90
Жизнеописание Пьеро ди Козимо, флорентийского живописца
В то время как Джорджоне и Корреджо величайшими почестями и славой возвеличивали Ломбардскую область, не скудела еще и Тоскана талантами, среди которых не последним был Пьеро, сын некоего Лоренцо, золотых дел мастера, и ученик Козимо Росселли, почему и звали его постоянно и не иначе как Пьеро ди Козимо. Ибо поистине не меньшим обязаны мы тому и не меньше должны почитать настоящим отцом того, кто обучает нас мастерству и обеспечивает нам благополучное бытие, чем родившего нас и просто давшего нам бытие.
Отцом, усмотревшим в сыне живой ум и склонность к рисованию, он был отдан на попечение Козимо, принявшего его весьма охотно. И, видя, как с годами растет и талант его, он выделял его из всех учеников, любя как сына, каковым всегда и почитал. Юноша этот обладал от природы духом весьма возвышенным, но весьма отвлеченным, и отличался от других молодых людей, обучавшихся у Козимо тому же искусству, богатым и непостоянным воображением: он порой так погружался в работу, что если при этом, как это бывает, с кем-либо беседовал, то в конце беседы приходилось рассказывать ему обо всем сначала, так как мысли его были уже увлечены какой-нибудь новой его фантазией. И в то же время он так любил уединение, что единственным было для него удовольствием бродить задумчиво в одиночестве, мечтая и строя воздушные замки. Тем не менее он пользовался большой любовью своего учителя Козимо, которому он так много помогал в его работе, что тот очень часто поручал ему многие важные вещи, так как знал, что и манера, и вкус у Пьеро были лучше, чем у него самого.
Потому-то он и взял его с собой в Рим, куда был приглашен папой Сикстом для росписи папской капеллы историями, на одной из которых Пьеро, как говорилось в жизнеописании Козимо, написал прекраснейший пейзаж. А так как он отличнейшим образом писал и с натуры, он выполнил в Риме много портретов знатных лиц и, в частности, портреты Верджинио Орсино и Руберто Сансеверино, поместив их в название истории. Кроме того, он написал портрет герцога Валентино, сына папы Александра VI; портрет этот, насколько мне известно, утерян, но сохранился выполненный Пьеро картон, который находится у досточтимого и ученого мессера Козимо Бартоли, настоятеля Сан Джованни.