Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира
Шрифт:
Но, не правда ли, если война продолжится пять месяцев, то неужели она должна приговорить себя к совершенному уединению?..
– Просите, сказала она лакею, который доложил о графе, и когда этот последний вошел: – я должна вас предупредить граф, – сказала ему она, – ни слова о любви, или я прогоню вас без жалости.
– Решено, ни слова о любви, Произнес он. Был августовский вечер; тяжелый, удушливый воздух, которому неизбежно было назначено окончиться грозою. Нинона, по природе, была очень нервозна; мы не скажем ничего нового, сказав что состояние атмосферы оказывает громадное
Между тем де Миосен брался за шляпу.
– Вы уходите? сказала Нинона.
– Да; коляски моей нет, и я живу, как вам известно, далеко, в улице Дофина; с моей стороны было бы неблагоразумно…
– Неблагоразумно! совсем неблагоразумно!.. Как! вы оставите меня одну; когда (молния). Ах, ради Бога! закройте окно!.. (удар грома) Боже какой ужасный гул!..
– Вы боитесь грома?
– Ужасно!
– В таком случае я остаюсь.
– Благодарю. (Удар грома). О! она приближается! приближается! Возьмите пощупайте мои руки…
– Он холодны как лед! Бедная Нинона!
– А если бы вы слышали, как бьется у меня сердце!..
– Послушаем… Действительно, ужасно!.. Хотите, я закрою занавески, чтобы не было видно молнии.
– Да!.., задернете занавески… совсем задернете.
– А чтобы вы не слыхали грома, есть средство…
– Какое?
– Прежде всего дайте мне ваши руки, я их согрею в моих… так… теперь положите вашу голову ко мне на грудь… и не думайте…
– О чем не думать?
– О громе!.. это так легко, если только вы желаете…
Нинона, быть может, и не хотела того, чего хотел граф; но верно то, что гроза прошла так, что она ее не заметила. В половине ночи, лежа рядом со своим новым любовником, Нинона, вспомнив о чем-то, внезапно разразилась хохотом.
– Ах! славная записка у ла Шатра…
Де Миосен осведомился, что значит это восклицание; Нинона все ему рассказала; он хохотал вместе с ней, и на другой день рассказал в свою очередь эту историю своим друзьям.
Рассказ имел большой успех. Ах! славная записка ла Шатра! повторяли со всех сторон. Это слово так и осталось насмешкой для всех легковерных простаков… Нинона была сердита на Mиoceнa за огласку; по этому поводу она написала ему письмо, в котором его бранила. Он явился, чтобы выпросить прощение; она приняла его очень сухо.
– Я вас ненавижу!..
– Милая Нинона!
– Я запрещаю вам приходить ко мне!
– Милая Нинона!
Разве в этот вечер снова была гроза? Или он имел особенный дар произносить: «Милая Нинона!» так что куртизанка не могла противиться, только граф считал себя прощенным. Но, без сомнения, не таково было убеждение Ниноны, ибо на другое утро, когда граф уходил:
– По крайней мере, граф, крикнула она ему, – мы не помирились.
Что касается, Ла Шатра, узнав о своем несчастье, он оказал больше философии, чем предполагали. Он отослал назад записку Ниноны с этой простой надписью внизу:
«Для уплаты, после банкротства.»
«Маркиз де ла Шатр.»
Граф д’Эстре произведенный Людовиком XIV в вице-адмиралы Франции за то, что посещая порты Франции, Голландии и Англии, от изучил все, что необходимо моряку, – прогуливаясь однажды вечером с аббатом д’Эффиа, увидал Нинону и влюбился в нее.
Аббат д’Эффиа, четвертый сын маркиза д’Эффиа, маршала Франции и брата знаменитого и несчастного Генриха де Рюзе д’Эффиа, маркиза де Сен-Марса прогуливался однажды вечером со своим другом графом д’Эстре, увидал Нинону и влюбился в нее.
Кто был первым счастливцем? История уверяет, что оба вместе: граф д’Эстре имел дни, аббат – ночи. Великолепная система, употребленная Ниноной, чтобы любовники не встречались. Но им однако привелось встретиться, и угадайте, где? перед колыбелью!.. Да, от этой любви родился сын.
– Он мой! вскричал граф.
– Он мой! вскричал аббат.
– Честное слово! в свою очередь вскричала Нинона. – Что он одного из вас, – этого я не отрицаю, но чей именно, я не могу объяснить.
– Ах! Если бы был Соломон, вздохнул аббат, – он вывел бы нас из затруднения.
– Да, сказал граф, – но так как Соломон более не существует, следует найти средство, чтобы мы могли согласиться. Ведь вы хотите, аббат, приобрести малютку?
– Конечно, и тело и душу!
– А я душу и тело! Итак, мой друг! Я предлагаю разыграть его.
– В какую игру?
– В passe-dix.
– Идет.
Passe dix очень старинная игра, чрезвычайно простая. В рожок кладут три кости и потом бросают на стол. Если выпавшие очки превышают десять, – это выигрыш; если их меньше десяти – проигрыш.
Всего страннее, что Нинона присутствовавшая при этой партии, не сделала ни малейшего возражения. Напротив, она находила очень смешным, что два мнимые отца разыгрывали своего сына. У Ниноны не было материнской любви, потому что нельзя иметь все. Случай поблагоприятствовал графу д’Эстре. Он бросил четырнадцать противник его одиннадцать.
– У нас будет другой, Нинона! сказал аббат, ради своего утешения.
– Никогда! воскликнула куртизанка. – И одного довольно.
Однако у нее был и другой, драматическую историю которого мы расскажем. Было бы несправедливо, чтобы Нинона, дурная мать, не была наказана, за то, что грешила. Граф д’Эстре озаботился о своем сыне, и ребенок не мог жаловаться, что он принадлежала этому отцу; воспитанный под именем де ла Буасьера, он получил блистательное образование, вступил в морскую службу и достиг звания капитана корабля.
Нинона восхитительно играла на лютне. Раз в течение каждых двух или трех лет Шевалье являлся к Ниноне, церемонно целовал ее и дарил великолепную лютню. Нинона играла какой-нибудь отрывок на новом инструменте и говорила:
– Великолепно!
– Вы довольны?
– Очень довольна, Шевалье.
– Слишком счастлив, что сделал вам приятное, и имел случай еще раз наслаждаться прелестью вашего таланта. Честь имею кланяться.
– Прощайте, Шевалье.
И тем все кончалось. Шевалье удалялся; Нинона убирала новую лютню. То были не мать и сын, а музыкантша и ее поставщик лютней.