Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира
Шрифт:
Вдруг, без всяких приготовлений, напротив после самой восхитительной ночи, граф прислал Ниноне следующее письмо:
«Не находите ли вы, моя милая, что мы достаточно любили, и что пора перестать любить? Вы изменчивы по наклонности, я горд – по природе. Вы скоро утешитесь о потере меня; потеря вас, когда я подумаю, что она произошла через меня, – покажется мне не столь жестокой, неправда ли, это решено? Прощайте!»
Нинона сидела за туалетом, когда ей подали эту записку; она побледнела при чтении оной; но удерживая чувство досады:
–
Ответ состоял из густой пряди волос, которую отрезала Нинона. Она не была жадна до своих волос…
Волосы женщины – талисман, и Нинона знала это, посылая прядь своих волос неблагодарному!.. Он готовился покинуть Париж, когда лакей передал ему эти волосы. Через несколько минут он был у ног Ниноны.
– Вы?
– Я был глупец! Покинуть вас – разве это возможно?
– Но ведь я изменчива!..
– Я подожду измены.
– Но ведь вы горды?..
– Я перенесу стыд.
– А! мы достаточно любили!.. Негодный!
– Прости меня, моя Нинона!.. прости меня!..
Она простила. Так по крайней мере, думал Фиэски.
Эта ночь была восхитительнее предыдущих. Граф снова надел на себя цепи, которые были также легки для него, как цветочная гирлянда. Но едва он вернулся домой, как в свою очередь Нинона прислала к нему лакея, который передал прекрасному итальянцу такую записку:
«Не находите ли вы, мой друг, что мы достаточно любили, и что пора нам перестать любить! Я изменчива по склонности, но вы не знаете, что я тоже горда по природе, как и вы. Я не думала бросить вас, вы заставили меня об этом подумать. Тем хуже для вас. Утрата меня будет для вас жестока, это меня утешает в утрате вас. Прощайте!»
– Хорошо сыграно, Нинона! вскричал Фиэски, окончив чтение этого послания, и скрывая под смехом свое неудовольствие.
– Граф не имеет ничего передать моей госпоже? спросил лакей.
– Нет, ничего… но одумавшись… Ах, постой, постой минуту!
Граф вошел в свой кабинет, где на дне ящика из черного дерева среди подобного же рода реликвий лежал черный локон. Он разделил его на две половины, одну оставил себе, другую запечатал в записку со следующими словами:
«Благодарю за урок, но так как он может послужить моему восприемнику – я счастлив, дорогой друг, что мог доставить вам, – чтобы снова вы не употребляли ножниц, – то чем дан этот урок. Это меня не обидит; клочок был очень велик.
«И прощайте!
«Граф Фиэски!»
Шолье, аббат Аталя и Пуатье, Шанеля и Сент Эпьена, – что однако не мешало ему до восьмидесяти лет любить и воспевать вино и женщин, – Шолье, которого Вольтер называл современными Анакреоном, пользовался также благосклонностью Ниноны.
Но Шолье был учеником, в поэзии, Шапеля, – человека умного, но горького пьяницы. Он имел глупость представить любовниц своего учителя, а этот последний имел дерзость ухаживать за ней… Нинона не терпела пьяниц; она спровадила Шапеля, который отомстил ей эпиграммой.
«Чему тут удивляться,Что стала завиратьсяО добродетели ПлатонаПрелестная Нинона?Ведь если счесть ее года– Она могла бы спать с ним, господа!..– Во всяком случае, – сказала Нинона, когда ей спели этот куплет, – я предпочла бы лучше спать с Платоном, чем с Шапелем. – И с этой минуты стала холодно обращаться с Шолье.
Мы только для памяти упомянем о принце Марсильяке, герцоге де Да Рошфуко. Знаменитый автор «Пpaвил» – был слишком влюблен в герцогиню де Лонгвиль, и потом в г-жу Лафайет, чтобы долго заниматься Ниноной. Но как друг, герцог всегда считал за честь быть в числе друзей Ниноны.
За ним по нашему порядку следует де Жерсей, о котором в интересе нашего рассказа мы будем говорить в конце, перед аббатом Гедуаном.
Маркиз или вернее маркизы де Савиньи, ибо Нинона была любовницей и мужа знаменитой маркизы и его сына, – первого в 1643, второго 1667 году, – были довольно жалкие люди. Отец был очень не долго ее любовником.
Маркиз Савиньи сын, юность которого была бурная, гораздо долее отца подчинялся Ниноне. Мадам де Савиньи говорит об этой связи в своих мемуарах, в которых, шутя, называет своей невесткой ту, которая была старше ее на десять лет.
Граф Шуазель, бывший в 1693 году маршалом Франции, в 1676 г. ухаживал за Ниноной, когда ей было уже шестьдесят лет. Нинона была еще прелестна, свежа, жива, молода, несмотря на прожитые ею двенадцать люстров. Шуазель был безумно влюблен в нее… Каждый день, когда она вставала, он приносил ей букет, – единственный подарок, который она принимала, – днем он сопровождал ее на прогулку; вечером в Оперу.
Между тем, граф, который был на двадцать лет моложе своей возлюбленной, невольно сдерживал себя близ нее, вследствие какого то чувства уважения, которого не могла уничтожить страсть; прошло, по крайней мере шесть недель, как он открылся ей в любви и кроме нескольких поцелуев руки и в щеку – пожар не разгорался.
Шуазель нравился Ниноне; не будучи Антиноем, он имел большие физические достоинства. Он был высок ростом, имел прекрасные зубы, прекрасный рот и т. д.
Уважение Шуазеля надоедало Ниноне; она не привыкла к такому долгому уважению.
Она принимала его в таком неглиже, которое позволяет всякую смелость… Но этого было недостаточно; однажды Шуазель нашел куртизанку в постели; его нарочно не предупредили, он привскакнул так, что едва не достал до потолка.
– Что с вами? спросила Нинона, от которой не ускользнуло это движение. Я сегодня несколько больна, граф; вам не нравится, что я принимаю вас в постели?