Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира
Шрифт:
– Вы!.. вы у меня!.. вскричала она. – Вы осмелились ко мне явиться!.. – и обратившись к Жанне пояснила: – Знаешь ли ты, кто этот человек? Это мой первый любовник; тот презренный, о котором я тебе говорила, тот, кто бросил меня в Лондоне, поклявшись вечно любить меня.
Конрад де Тешь побледнел.
– О! продолжала Теруан, – пусть вы перестали любить меня, – я не за это упрекаю нас барон!.. Ясно, что раньше или позже мы были бы должны расстаться, но по крайней мере вы были бы обязаны кое чем молодой девице, которую вы взяли чистой и непорочной, и не должны бы бросить ее так, как имели бы право бросить меня теперь, если бы я была вашей любовницей… и вы явились ко мне просить прощения! ха! ха! ха!.. да это дерзость!
– Нет!
– Это другое дело. Это слово спасает вас. Если бы вы ответили мне «да», то, чтобы наказать вас за то, что вы пренебрегли моим запрещением, я раздробила бы вам череп вот этим она показала ему пистолет и продолжала; – теперь бы предупреждены: я не прощаю вас, не хочу вам прощать!.. И где бы я не увидала вас… бойтесь! Ступайте! – Она отворила дверь.
Конрад де Тешь колебался; ему было трудно отступить перед женщиной. Но в глазах этой женщины были такие молнии, которые, заставили подумать.
– Прощайте же! – сказал он.
Он еще не вышел на улицу, когда Жанна Ледюк прыгала сзади него через несколько ступеней. Когда она вернулась, Теруан уже лежала.
– Откуда ты, Жанна? – спросила она.
– Поговорила одну минуту с другом.
– С каким это другом?
– С Этьеном Грави, который живет напротив. Он истинный патриот, и ненавидит аристократов.
– Ну?..
– Разве ты не догадываешься? Я ему показала того, кто вышел из этого дома. И ты можешь быть спокойна. На него донесут сегодня вечером, а завтра он будет взят.
Теруан бросилась на шею Жанне.
– Благодарю! вскричала она.
– Не за что, скромно возразила прежняя рыбная торговка. – Ты не подумала об этом, подумала я. Иметь или не иметь друга. Твой барон мог бы сбиться с дороги при солнце, его посадят в тень.
10 августа король был осажден в Тюльери Витерманом и Марсельцами. «Вначале казалось, говорит Барбару в своих мемуарах, что король намеревался драться, потому что утром он осматривал Швейцарцев и кинжальщиков, одетых в их мундиры. Если бы он показался, если бы он сел на лошадь, большинство парижских батальонов высказалось бы за него. Но он предпочел отправиться в национальное собрание. Говорят, этот совет был ему дан. Уверяют, что королева, выхватив пистолет из-за пояса д’Аори и подавая его королю, сказала ему что он обязан исполнить свой долг.
«Ожидать надоело. Марсельцы, имея на своих флангах бретонцев, приближаются гордо и проникают во двор принцев. Швейцарцы смотрели из дворцовых окон; они также кричали; да здравствует нация! Долго переговаривались; человек двенадцать из них и несколько жандармов смешались с Mapсельцами, в знак дружелюбия они стреляют из окон холостыми зарядами. Гравье, начальник батальона, проникает до самых апартаментов, полагая встретить свидетельство братства, как вдруг раздался страшный залп из ружей карабинов, мушкетонов… Выстрелам предшествовало движение оружия. Марсельцы по естественному импульсу отодвинулись на несколько шагов и легли при «кладсь!» швейцарцев. Этот маневр спас их; град пуль ударил в то место, которое они оставили. Они могли остаться на месте все. Их легло только семеро. Пушечный выстрел отодвинул швейцарцев.
«… Дерутся во дворце; каждый выстрел, каждый стон вносит беспокойство в толпу, теснящуюся на площади; наконец слышится крик победы: Он наш!.. Можно ли было остановить месть брата, покрытого братской кровью и ненависть народа, мстящего за народ?.. Но то было все таки постыдное убийство!..
Убивали в апартаментах, под крышами, в погребах, – убивали всех кого только находили во дворце: швейцарцев, дворян, лакеев…
Теруан де Мерикур и Жанна Ледюк пролили первую кровь в этот плачевный день. В то время, когда король и королева отправлялись в национальное собрание, Теруан во главе когорты мегер, вторгнувшись во дворец Фейльянтинцев до самого Собрания, требовали, чтобы им отдали двадцать двух пленных роялистов, задержанных во время ночи в Елисейских полях национальной гвардией.
Теруан знала, что Сюло находится среди этих пленников, тот Сюло, который в течение целого года осыпал ее насмешками.
Оставим Ламартину рассказывать в его Жирондистах как Теруан убила Сюло.
«Молодой писатель тщетно показывал приказ муниципальных комиссаров, призывавший его во дворец: его взяли вмести с другими. Его имя увеличило и раздражило толпу; требовали его головы. Комиссар выйдя на трибуну обратился к народу с речью, желая удержать от преступления и обещая правосудие; Теруан де Мерикур, в амазонском платье, с саблей наголо, заменяет комиссара на трибуне. Она зажигает своими словами жажду крови в народе, который ей аплодирует…
«… До Сольминьяк, прежний адъютант короля, гибнет первым, потом двое других. Те, которые ожидали своей участи в кордегардии, слышали крики и борьбу своих сотоварищей; они умирали десять раз. Позвали Сюло. На посту у него отняли его гренадерскую шапку, саблю и патронташ. Руки его были свободны. Одна женщина указала его Теруан де Мерикур, которая его не знала, но ненавидела по имени и сгорала желанием отомстить за то поругание, которому она от него подвергалась. Она, схватила его за шиворот и повлекла. Сюло противился. Он выхватывает у одного убийцы саблю, открывает себе проход и готовится спастись. Он бежит; его хватают сзади и повергают на землю; его обезоруживают и в тело ему втыкают двадцать сабель; он испускает последний вздох у ног Теруан; она отрубает ему голову и влачит по улице Сен-Оноре.»
У Фейльянтинцев убивать было уже некого. Теруан и Жанна Ледюк бегут в Тюльери, где начинаются убийства. Марсельцы убивали в комнатах и бросали трупы в окна. Теруан и ее гнусная шайка неистовствуют над этими трупами, снимают с них одежду, отрубают у них головы и вырывают еще трепещущие сердца.
Вот наконец мы достигли сентябрьских убийств, совершенных по повелению министра правосудия Дантона с целью очистить почву свободы от ее врагов. «Дантон, – говорит Пьер де Ларьеж – был пожираем революционной лихорадкой; он с одинаковой силой возбуждал к славе, к смерти, к убийству, к грабежу, и сквозь пороки и преступления, которыми отмечена эта сатанинская личность проглядывает могущество патриотизма, ненависть к чужеземцам, пламенная любовь свободы, которые часто скрывают под своими блистательными кучами ту грязь и кровь, которые скопились в этой пламенной душе.
29 августа по требованию Дантона были приняты следующие меры в необычайном ночном присутствии Национального Собрания.»
«При звуке барабанов, который раздастся завтрашний день, все граждане имеют быть в своих жилищах. Движение карет будет отстрочено на два часа. Отделения, трибуналы, клубы приглашаются не иметь собраний, дабы не отвлечь общественного внимания от потребностей минуты. Вечером дома будут освещены. Избранные отделениями комиссары, сопровождаемые, общественной силой, проникают во имя закона во все жилища граждан. Каждый гражданин объявит о своем оружии и отдает оное. Если он подозреваем, будет произведен обыск, если солгал, он будет арестован. Всякий приватный человек, найденный не в своем жилище, будет подозреваемым и заключен в тюрьму. Все пустые дома, или те которые не отопрут, будут запечатаны. Комендант Сантер потребует войско; он составит второй кордон около окрестностей Парижа, дабы останавливать каждого, который попробует бежать. Сады, леса и окрестные прогулки будут обысканы, вооруженные суда будут стоять на обеих оконечностях Парижа но течению реки, дабы помешать бегству врагов нации.»