Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира
Шрифт:
«Однажды в Париж явилась прелестная женщина и поселилась около Пале-Ройяля. Она привезла с собой много бриллиантов, большое количество серебра и золота. Ее звали графиней Кампинадос. В Париж она прибыла из Лондона и народный говор давал ей в любовники принца Галльского. В ту эпоху, о которой мы говорим, она возила с собой старого и отвратительного кастрата шестидесяти лет, итальянца Тендуччи, к которому она пристрастилась по необъяснимому капризу.
«Графиня Кампинадос, как видят, была не из тех искательниц приключений, у которых только и есть что одна красота.
«В париже в то время еще оставалось нисколько знатных вельмож; она разорила их. После вельмож дошла очередь до финансистов; потом, когда не осталось ни финансистов, ни вельмож, она обратилась к народу и стала его любовницей, быв любовницей почти короля.
«С этого дня графиня Кампинадос называлась Теруан де Мерикур.
Так выражается Шарль Монсле в своем замечательном эпизоде об этой куртизанке. И он говорил правду; в Париже еще оставались знатные вельможи, но разорять их было уже нечего, потому что они были уже разорены.
Герцог Шартрский, только что ставший, вследствие смерти отца герцогом Орлеанским, и как принц крови игравший такую презренную роль в Революции, – был одним из первых любовников нашей контрабандной графини.
Теруан де Мерикур рассталась с герцогом вследствие одной причины, о которой следует рассказать. У графа д’Артуа был, как известно, свой дом, который назывался безделушкой герцог Шартрский выстроил такой же, который он назвал Folie de Chartres.
«Сюда, – говорит Ламот Лангон, – вводили ночью с завязанными глазами проституток, более бесстыдных, чем обольстительных. Если хроника не преувеличивает, иногда их бывало до полутораста. По приходе в этот храм распутства они должны были снимать с себя всю одежду, и их вводили в столовую, где в присутствии герцога и его друзей они уничтожали отличный ужин. Когда тонкие кушанья и вина до высшей степени возбуждали этих новых вакханок, принц приказывал чтобы они отдавались его лакеям. Часто из зрителей эти достойные собеседники превращались в действующих лиц и смешивались с лакейством и проститутками.
«Приглашением на эти то праздники принц выражал свою дружбу приближенным.
Филипп привел сюда Теруан, но она не осталась и десяти минут. Бледная от отвращения, она поспешила оставить залу.
Принц намеревался удержать ее.
– Мне думается, герцог, что вы не захотите больше удерживать меня, – сказала она, – когда я вам говорю, что как бы ни было сильно ваше презрение ко мне, когда вы меня сюда ввели, оно не равняется с тем, которое я чувствую к вам, уходя отсюда.
Из объятий герцога Орлеанского она перешла к маршалу де Субизу, старинному поклоннику Помпадур, и Дюбарри, победителю при Росбахе, который уже на краю могилы все еще молодился. Субизу наследовал Виконт Шуазель де Мец.
Потом она переходила от одного к другому, от вельможи к вельможе, от генерального откупщика к генеральному откупщику. Этим господам оставалось жить не долго и они пользовались остатком своего существования.
С одним из своих любовников, принцем Гаргара графиня жила более, чем с другими. Кто был принц Гаргара? В какой стране света началось его происхождение? Без сомнения он и сам затруднился бы сказать. Одна любопытная дуэль привлекла на него внимание. Находясь в 1787 году на водах в Спа за игорным столом с некоторым шевалье де Куртином, принц Гаргара заметил, что шевалье передергивает и бросил ему в лицо карты.
Гаргара согласился драться на пистолетах. Ему достался первый выстрел; граф имел преимущество и не воспользовался им: он дал промах. Шевалье был в восхищении, что остался жив и здоров.
– Теперь ваша очередь, принц! – шутливо крикнул он. Потом в течении двух или трех минут измеряя его пистолетом, он заставлял его раз десять умирать. Наконец, направив пистолет в сторону, он выстрелил на воздух.
– С вашего позволения, м. г., мы начнем снова.
– Начнем?.. – спросил де Куртин. – К чему?
– Вы не хотите драться?
– Нет.
– Ну, я в отчаянии, но так как я явился сюда не для забавы… бац! бац!.. – И Гаргара дал шевалье две таких великолепных пощечины, какие когда-либо получал плут. Всего смешнее то, что этот пройдоха, дравшийся за какие-нибудь две или три глупых карты, не дрался за две самых звонких оплеухи. Он бежал без оглядки и не возвращался в Спа.
Между тем способ окончания дуэли сделал большую честь принцу Гаргара; каждый в Париже искал с ним знакомства. Он вел роскошную жизнь, играл в большую игру и всегда необыкновенно счастливо.
Он встретил графиню Кампинадос у Гишар на балу, который давала эта последняя в своем отеле в Шоссе д’Антен, который она хотела разыграть в лотерею по луидору за билет.
Принц взял сто билетов.
– Прелестная графиня, сказал он Теруан, – если я выиграю этот отель, от вас будет зависеть сделаться его хозяйкой.
Гаргара выиграл отель и, верный своему слову, поместил в нем графиню Кампинадос. Все шло хорошо четыре месяца, но однажды Теруан грубо сказала Гаргара.
– Мой друг, будьте добры, скажите мне, чем вы живете?
Принц с изумлением взглянул на графиню.
– Ей Богу! вскричал он, – вопрос забавен!.. А какое вам дело до того, чем я живу, если даю вам средства хорошо жить?..
– Должно быть есть, если я занимаюсь этим. Хотите вы узнать мое мнение: вы слишком много выигрываете.
– Ба!..
– Да. С вашей стороны было очень ловко дать пощечину шевалье Куртину, но мне кажется, если бы какой-нибудь ловкий игрок дал себе труд наблюдать за вами в один из этих вечеров, вы могли бы получить такое же нравоучение. Гаргара насмешливо расхохотался,
– Во всяком случае, сказал он, – если я шулер, то мы равны, моя милая. Шулер и куртизанка – одно то же.
– Вы ошибаетесь: одна берет, а другой ворует. Нам не годится быть вместе, и в доказательство этого, я ухожу. Прощайте!
И она удалилась.
Да, Теруан де Мерикур была странное создание, странность которого не замедлила выразиться на самой гибельной дороге, под ужасной формой.
В то время, когда под именем графини Кампинадос, она обирала последние луидоры у знатных вельмож и финансистов, довольно глупых для того, чтобы вместо своего спасения заботиться о своих удовольствиях революция быстро приближалась. Они не слыхали ее глухого приближения.