Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира
Шрифт:
Как удивляться, что плененный этой современной царицей, герой вел себя как обыкновенный смертный? Посланный в 1793 году в Неаполь к Великобританскому посланнику, командор Нельсон увидал леди Гамильтон и полюбил ее. И на этот раз, по желанию королевы, леди Гамильтон удовлетворилась только тем, что позволила себя любить.
Но в 1797 году, через четыре года Нельсон возвратился уже контр-адмиралом; тогда, чтобы успокоить всеобщее недовольство Мария Каролина решила объявить снова войну Французской республике. В этой войне она надеялась на поддержку английского флота. Контр-адмирала Нельсона
При взятии Бастии Нельсон потерял один глаз, в Санта Круце – руку. Этому то безрукому и кривому леди Гамильтон толковала нежный вздох, который кривой впивал как нектар.
Нельсон уехал и возвратился 22 сентября 1798 года. I-го предшествовавшего августа он выиграл битву при Абукире. Через несколько дней Неаполитанский двор нарушил свой трактат с Францией.
– Необходимо, чтобы Нельсон был наш! – сказала королева своей фаворитке. На другой день Леди Гамильтон принадлежала Нельсону.
Это, однако, не помешало неаполитанскому двору через три месяца спасаться в Палермо, при приближении армии Шампионета.
Но перед тем в королевском дворце пели и плясали. В одну из праздничных ночей, слегка уставшая после кадрили, Леди Гамильтон, на минуту осталась одна в будуаре, рядом с бальной залой. Сам Нельсон повиновался ей и удалился. Облокотившись на окно, леди Гамильтон созерцала залив, плескавшийся у дворца. О чем она думала? Быть может о том, чего она никогда не имела…
Легкий шум около нее вывел ее из мечтательности. Она повернула голову, и против воли, вскрикнула. В двух шагах от окна, стоял мужчина, которого она сразу узнала, хотя он и постарел с того времени, когда она его видела в последний раз.
То был Даниэль Гольборн.
– Вы! – пробормотала она.
Он молчал.
– Вы в Неаполе?.. – продолжала она, чтобы сказать что-нибудь; – При дворе?..
– Отчего же нет? Вы здесь же? – сказал он.
Она побледнела.
– Правда, – заметила она, стараясь улыбнуться. – Вас должно было удивить…
– Нет. Я давно уже ничему не удивляюсь.
– Наконец, по крайней мере сознайтесь, понизила она до шепота голос, как будто боясь быть услышанной, – сознайтесь, что я хорошо сделала, не последовав вашему совету…
– Я не сознаюсь в этом, потому что это не мое убеждение. На вашем месте, Эмма Гарт, я лучше бы желал умереть, чем быть фавориткой… орудием этой презренной королевы, которую зовут Каролиной Неаполитанской. На вашем месте, я скорее бы желал быть мертвой, чем быть прелюбодейной женой сэра Вильяма Гамильтона и обесславленной любовницей адмирала Нельсона. Эмма Гарт, взгляните перед собой, вы видите над заливом небо ясно, но взгляните также, со стороны Везувия черный тучи… Эмма Гарт, не ждите этих туч! Еще время, Эмма Гарт, освободитесь смертью от опозоренного существования!.. Темза далеко, но море близко!.. Идемте!..
Когда Даниэль Гольборн говорил, леди Гамильтон оставалась неподвижной и безмолвной. Но когда, после рокового заключения, он протянул к ней руку, то, не смотря даже на весь ужас, она оторвала от паркета как бы прикованные ноги и бросилась к двери.
– Это сумасшедший! – вскричала она. – Как позволяют являться сюда безумцам!.. Ко мне, Нельсон!.. Королева!.. Ко мне!
Нельсон явился первым.
– Что такое? Что с вами?..
Она испуганно оглянулась кругом. Даниэль Гольборн исчез.
– Ничего, прошептала она. – Ночная бабочка влетела в окно…
Мария Каролина показалась на пороге. Леди Гамильтон бросилась ей на шею, говоря:
– О, моя королева, как я испугалась!.. Но теперь все прошло!.. Всё! Пойдёмте танцевать.
В этот вечер, перед восхищенным Нельсоном, леди Гамильтон танцевала свое эротическое pas du chute.
Нельсон был до такой степени влюблен в леди Гамильтон, что для того, чтобы не расставаться с ней, он в 1800 году отказался от начальства над флотом в Средиземном море. Они отправились в Англию. Но Лондон был не то, что Неаполь. Английская аристократия не приняла в свою среду леди Гамильтон. Она утешилась в этом, окружив себя самой бесстыдной роскошью. В 1802 году она родила от Нельсона дочь, которую тот признал своей; она могла надеяться, что будущность её обеспечена. Смерть сэра Гамильтона, случившаяся в 1803 году, внушила ей, быть может, новые надежды. Но в сражении при Трафальгаре Нельсон был убит.
Леди Гамильтон рвала на себе волосы, узнав о его смерти… Она прожила еще несколько лет в Лондоне на остатки от своей роскоши; потом, не имея ничего больше, кроме небольшой пенсии, которую выдавало ей английское правительство, она уехала с дочерью на континент, в небольшой городок Сен-Пьер, в полумиле от Кале.
Между тем дочь ее, Диана, подрастала и обещала быть прелестной. Леди Гамильтон еще могла наслаждаться счастьем близ своей дочери. Но уже несколько лет она составила себе привычку пить; она пила до опьянения. А когда она была пьяна, у нее была одна только мысль – умереть.
– С меня довольно! – повторяла тогда она. – О! Иметь мраморный дворец и прозябать потом в кирпичной хижине!.. С меня довольно! Оставьте меня, дайте мне броситься в воду. Ди, оставь меня!..
Бедная малютка Ди начинала плакать, когда мать вынимала из шкафа проклятую бутылку виски, напоминавшую Эмме ее родину.
– Матушка! Матушка! – упрашивал ребенок.
– Каплю!.. Одну только каплю!..
И по капле она напивалась до бесчувствия. И что особенно приводило в отчаяние Диану, так то, что от этого здоровье ее матери разрушалось. О! Ей не было надобности бросаться в воду; ее и так скоро должны были зарыть в землю. Это говорили все.
Однажды, вечером, в январе 1815 года, пользуясь отсутствием дочери, леди Гамильтон выпила столько водки, что на этот раз дошла до крайней грани. А так как никого не было, чтобы удержать ее, она задумала привести в исполнение свою идею. Она вышла из дому и отправилась к Кале. Она шла быстро и твердым шагом. Казалось, что для исполнения ее проекта адская жидкость, которой она в этот раз выпила около пинты, придала ей силы. Она дошла до порта.
– Наконец-то! – сказала она, созерцая океан, и внимательно прислушиваясь к шуму волн. И она пошла направо к склону…