Жнец
Шрифт:
Это ужасное чувство. Даже просто желать их другому человеку. Вот во что я превратилась. Это все, что осталось от меня с тех пор, как он положил на меня глаз два года назад.
— Скажи, как тебе жаль, — повторяет Блейн.
— Мне жаль, что я на него просто посмотрела.
— Тебе нравится смотреть на этого урода? — спрашивает он. — Потому что он всегда, черт его дери, пялится на тебя.
Я ничего не отвечаю. Потому что мне нравится смотреть на него. На парня с тревожными карими глазами. Он пленяет меня так, как никто другой. Тот, кто всегда спокоен и загадочен. Единственный, кто, как мне кажется,
— Я задал тебе гребаный вопрос! — Блейн плюет мне в лицо, а затем хватает меня за волосы, вырывая пряди, когда толкает меня лицом в пол, вытирая мной грязный ковер. Я не провоцирую его. Даже не могу больше сдерживать слезы. Во мне просто… ничего больше не осталось.
Я только рада, что клуб закрылся и все ушли. Я не хочу, чтобы это кто-то увидел. Это самое худшее. От одной мысли о моем унижении, если кто-нибудь поймает его за этим занятием. Но тогда они узнают об этом. Помогут ли они мне? Будет ли их это заботить?
Его бы да. Я знаю, что его это определенно будет заботить. Того парня с карими глазами. Или, может быть, это только то, во что я хочу верить. Потому что легче поверить, что кому-то не все равно, чем смотреть в лицо реальности.
— Ответь мне, — рычит Блейн. — Ты что-то испытываешь к этому умалишенному?
Я просто хочу, чтобы все закончилось.
Он выжидающе смотрит на меня, ожидая, что я ему совру. Скажу ему, что нет никого, кроме него.
— Он хорошо ко мне относится, — шепчу я.
— Хорошо к тебе относится? — ревет он. — Да он и слова тебе ни разу не сказал. Как он может хорошо к тебе относиться?
Он двигается, чтобы расстегнуть брюки.
— Отсоси у меня, и я снова буду доволен.
Звук, похожий на отвращение, вырывается из моих легких прежде, чем я успеваю подавить его. И Блейн, будто с цепи срывается. У меня даже нет времени обдумать последствия того, что я только что сделала, прежде чем он швырнул меня в стену. Удар дезориентирует меня, и все, что я могу разглядеть — это очертания его размытой фигуры когда он приближается ко мне. Он вжимает меня в пол и бьет снова и снова, сильнее с каждым ударом. Это даже больше не больно. Я ничего не чувствую, когда он меня бьет. Мое тело нашло способ дистанцироваться от боли.
Может быть, именно поэтому мне так хочется все время бросать ему вызов. Я должна дать ему то, чего он хочет. Плач, мольбы и сопротивление, которых он так отчаянно жаждет. Но во мне просто нет всего этого. И он это понимает. Он всегда может прочитать меня как открытую книгу, и он знает. Он смотрит прямо мне в глаза, сканируя то, что ввиду своей слабости я не в силах спрятать в глубине себя. Опустошенность. Нечувствительность. Ненависть.
И осознание этого злит его еще больше.
Его руки обхватывают мое горло и сжимают.
— Да что с тобой такое, черт возьми? — рычит он. — Ты тупая гребаная сука. Ты никчемная шлюха.
— Я никогда не хотела тебя, — хриплю я.
Я чувствую, как мои губы растягиваются в улыбке, а все тело Блейна сотрясается от силы поглощающего его гнева. Руки на горле сжимают все сильнее и
В этот момент я готова умереть. Его рука все еще неистово сжимает мое горло, когда он снова прижимает мою голову к полу. Воздух покидает мои легкие, в глазах неумолимо темнеет. Я закрываю их и думаю о своей матери. Надеюсь, с ней все будет хорошо. Надеюсь, она не возненавидит меня за то, что я сдалась. И Эмили тоже. Она и так меня ненавидит. Она думает, что я слабачка. Но она ничего не знает.
Глоток воздуха.
Я делаю глубокий вдох, и кислород свободно поступает в мои легкие. Тяжесть тела Блейна исчезла, но я не знаю почему. Когда я открываю глаза, я нахожу свое спасение в образе человека, который ни обмолвился со мной и словом. Парня с глазами цвета кофе. Того самого, за которым я тайно наблюдала и о ком мечтала с той самой минуты, когда впервые увидела его.
Он лежит на Блейне, и его тело сотрясается от невыраженного гнева. Его кулак врезается в лицо Блейну. Снова и снова, и снова. Блейн сопротивляется, но это бесполезно.
Ронан сильнее. Сильнее. Жестче.
Мой защитник.
Я никогда не видела столько ярости в одном человеке. Сила его ударов, выражение его лица. Парень, смявший тело Блейна, с каждым ударом представляется мне солдатом, наносящим удары лишь с одной целью. Покалечить. Убить. Уничтожить.
Его шея бугрится жгутами вен, а мышцы напряжены от жажды крови. Он все понимает. Кровь забрызгала весь его костюм. Не знаю, как долго это продолжается. Но в какой-то момент лицо Блейна перестает быть узнаваемым, и я понимаю, что он потерял сознание. Но этот парень продолжает нападать на него. Как будто этого недостаточно. Как будто все закончилось слишком быстро, и он сожалеет, что не смог заставить его страдать еще больше.
Поэтому, прекратив наносить удары, он берет Блейна за волосы и резко сворачивает ему шею. Часы отсчитывают секунды, плавно перетекающие в минуты, пока мы с Ронаном оба смотрим на изуродованное лицо человека, который мучил меня так долго. Я хочу подползти к нему. Чтобы проверить и убедиться, что это правда. Но я не могу пошевелиться.
Взгляд его темных глаз задерживается на мне, и ужас охватывает меня, и его дыхание прерывается. Осознание и шок от того, что он только что сделал, отчетливо проступают на его лице, а после передаются и мне. Он собирается убить меня. Он убил одного из своих. И теперь он собирается убить меня. Потому что этого не должно было случиться. Ни из-за меня. Никогда.
Я отползаю назад на четвереньках, предпринимая отчаянные попытки убежать. Ронан хватает меня за лодыжку еще до того, как я отползла на каких-то полтора метра. А потом он наваливается на меня сверху, переворачивает. Я крепко зажмуриваюсь и жду. Я не знаю, почему этот парень пугает меня больше, чем все остальные. Все дело в его молчании. Он же убийца. Он — один из них. И он только что совершил непростительный грех из-за меня.
Его руки касаются моего лица, и при этом его касание настолько нежно, что непрошеные рыдания рвутся из меня наружу. Слезы, которые я не могла выдавить из себя десять минут назад, текут из моих глаз, и я дрожу от страха и замешательства. Я думала, что хочу умереть, но теперь мне страшно.