Жнец
Шрифт:
Я чувствую слишком большую ярость. Вот откуда берется моя сила. Ярость. Она накапливается внутри меня до тех пор, пока не находит выхода. Я выпускаю ее дозированно, когда мне это позволяют. Когда они заставляют меня убивать людей, они посылают их в яму. Обычно это срабатывает. Но я всегда чувствую, как ярость разрастается внутри меня, и боюсь, что однажды этого небольшого количества будет недостаточно.
Они перестали давать нам таблетки. Это проверка нашей лояльности. Они допрашивают нас. Бьют нас. Пробуют все, что заставит нас сломаться. Они говорят нам, что мы можем
Я хочу получить таблетку.
Но я твердно намерен не сломаться. Фаррелл подходит к парню, стоящему рядом со мной. Алексу. Он меньше меня ростом. Худее. Его тело резко наклонилось вперед, а лицо стало пепельно-серым. Он тоже хочет таблетку. Но Алекс очень умный. Умнее меня. Он знает больше о внешнем мире. Он заставляет меня усомниться в том, чему нас здесь учат. Он говорит о вещах, которые я стараюсь не замечать.
Это смущает и злит меня. Иногда я просто хочу, чтобы он остановился. Я говорю ему, чтобы он со мной не разговаривал. Но он продолжает это делать. И теперь я понимаю, почему мы не должны разговаривать. Потому что я беспокоюсь, что они сделают с ним сегодня. Как много еще он может вынести. Он мне не друг, но я не хочу, чтобы он умер. Иногда такое случается на тренировках. Иногда другие парни умирают.
Но не я. И именно поэтому дружить запрещено. Отношения не должны иметь никакого значения. Нас не должно беспокоить, если умрет какой-нибудь парень, потому что это означает, что они были слишком слабы, чтобы быть солдатами. Когда я смотрю на Алекса, я не вижу солдата. Я не вижу его в числе тех, кто успешно пройдет обучение. Но я не хочу, чтобы он умер.
Он единственный человек, говоривший со мной, помимо Фаррелла и Койна. Иногда мне кажется, что я схожу с ума от одного лишь звука собственных мыслей. Здесь, внизу, в темноте, все постоянно голодные, измученные жаждой и усталостью.
Алекс заставляет меня думать, что, возможно, я не схожу с ума. Но он говорит, что именно этого они и хотят. Если я сойду с ума, то никто никогда не будет со мной связываться. Вот что он мне говорит. Вот так они и охраняют свою территорию.
Он рассказывает мне разные истории. Истории из книг, которые он помнит. И они уносят меня подальше из этого места. Мне нравятся его рассказы. Но он не мог рассказать их мне в последнюю неделю, потому что ему нездоровится. Он уже два дня сидит без воды.
Но они просто продолжают допрашивать нас. Пытаются тем самым сломать нас.
Задавая нам одни и те же вопросы снова и снова. Они говорят, что, если нас когда-нибудь схватят, они должны знать, что мы не сломаемся. Так что они продолжают это делать. Он останавливается только тогда, когда они выключают свет и снова включают эти крики в громкоговорители. А потом на смену им приходят крысы. Так много крыс. Они ползают по нашей коже. Они ползают по мне повсюду.
Сегодня Койн душил нас, пока мы не потеряли сознание. А потом привел в чувства. А потом снова мучил до потери сознания. Я понятия не имею, как долго это продолжалось.
Они
Мне хочется разбить голову о бетон. Но если я это сделаю, они снова посадят меня на цепь. Поэтому вместо этого я смотрю на стену. Но я чувствую Фаррелла. Он смотрит на меня сверху-вниз. Затем на Алекса. Он знает, что я не сломаюсь, но Алекс уже близок к этому. Я думаю, что он сломается. Потому что ему жизненно необходимы таблетки. Он тоже дрожит. Потеет. И весь покрыт рвотными массами.
Фаррелл смотрит на него сверху-вниз с явным отвращением. Прежде чем я успеваю подумать о последствиях своих действий, я выпаливаю что-то, чтобы отвлечь его.
— Я верен только своему делу.
Его глаза устремляются на меня, и в них сквозит недоверие. Он меня раскусил, и теперь будет только хуже. Он берет свою бамбуковую трость и встает позади меня. Я закрываю глаза, когда трость опускается на подошвы моих ног, и все это время не двигаюсь.
— Может быть, ты примешь порку и за своего друга? — бросает мне вызов Фаррелл.
— Он нездоров, — отвечаю я. — Так что я приму и их.
Алекс в ужасе смотрит на меня, а я отвожу глаза. Фаррелл наносит удары тростью по моей спине и ногам, пока я не падаю на битое стекло подо мной. Но это еще не конец. Становится слишком поздно, когда мне приходит в голову мысль, что я только усугубил ситуацию.
Он оттаскивает Алекса от стекла и толкает его на скамейку. Алекс всхлипывает, и я ненавижу его за это. Я ненавижу эти громкие звуки. Этот крик. Мне хочется заткнуть уши. Я хочу сказать ему, чтобы он заткнулся. Я не хочу ничего этого видеть и слышать. Фаррелл задирает его рубашку и начинает бить. Он наблюдает за мной, пока делает это, выводя меня на непроизвольные эмоции.
Когда я не поддаюсь на его провокации, он бьет его еще сильнее. И еще сильнее. Трость ударяется о его голову и лицу, и Алекс плашмя падает на скамейку. Это просто проверка. Фаррелл хочет посмотреть, не брошу ли я ему вызов. Но на этот раз он зашел слишком далеко. Алекс был долгое время без воды. Он слаб и истощен. Его тело не может выдержать большего. Я видел, как другие парни держались под пытками. И я наблюдал за теми, кто не выжил. Но на этот раз все по-другому. Потому что Алекс разговаривал со мной. И я его знаю.
— Пожалуйста, — умоляю я.
Фаррелл рычит на меня и снова поднимает руку, яростно ударяя Алекса по голове. Алекс перестает двигаться. Он перестает шуметь, и я задерживаю дыхание, молча умоляя Фаррелла остановиться. Он не останавливается.
Он продолжает бить его. Снова, и снова, и снова. Пока кровь не забрызгивает его рубашку и руки.
Что-то в виде этой крови заставляет всю эту ярость внутри меня вскипеть, как я и боялся. Я не знаю, откуда она взялась. Я понятия не имею, что делаю. Но я иду к Фаррелу, а он пытается использовать свою трость против меня. Он не готов к тому, что я буду сопротивляться, потому что я никогда этого не делал.