Жнец
Шрифт:
Но по сравнению с ушедшим на повышение полковником Турусовым, ранее возглавлявшим отдел и запомнившимся Нике собственноручно совершенной им кражей ножа с места происшествия по «темному» убийству, Нурсултанов был просто ангелом во плоти. Или же его демонические крылья пока были надежно спрятаны от глаз следователя Речиц под черной форменной курткой сотрудника полиции.
– Ты куда сейчас? – спросил Нурсултанов у Ники, увидев, что она не планирует садиться в «дежурку».
– Мы сейчас пойдем в магазин, – Ника махнула рукой в сторону пристройки к дому с вывеской «Семейный». – Надо посмотреть записи с камеры.
– Я пойду с вами, – Игорь Васильевич выбросил бычок и поспешил за Колей и Никой.
– Может, «дежурка» пока экспертов развезет? – спросила у него следователь Речиц. –
– Без проблем, Ника Станиславовна, – и Нурсултанов остановился дать водителю указания.
Ника махнула на прощание Федотову и Новенькому и зашла в магазин.
Похоже, что наличие камеры, установленной над входом в магазин, было единственным, что отличало эту торговую точку от типичного ларька из девяностых. У зашедшей в магазин Ники сразу появилось ощущение, что она, незаметно для себя самой воспользовалась машиной времени и очутилась в детстве: посреди магазина красовался прилавок, в котором были разложены шоколадки и печенье, за спиной у продавщицы раскинулись ряды водочных и пивных бутылок. Закуска же располагалась в холодильнике, издававшим такое громкое дребезжание, что Нике пришлось сильно повысить голос, чтобы поздороваться и представиться.
– Как она тут работает целый день в таком шуме, – пожалела она продавщицу.
Ника, Коля и продавщица нырнули в подсобку, там уже мучил старенький ноутбук опер Вася Никитенко.
– Вот, можно посмотреть запись. Хозяин камеру установил два месяца назад, малолетки повадились ночью в окно залезать и спиртное выносить, – отчитался он.
– Что там есть интересного? – раздался сзади голос догнавшего их Нурсултанова.
В подсобке стало очень тесно. Ника, продавщица и трое полицейских, заинтригованные донельзя, столпились вокруг ноутбука. Никитенко отмотал запись на вечер пятницы. Камера, установленная на крыльце магазина, хорошо захватывала основной подход к дому – асфальтированную дорожку, проложенную от ближайшей остановки. Пощелкав мышкой, Никитенко выбрал один из фрагментов и прокомментировал:
– Вот, я так понимаю, наши будущие потерпевшие идут домой.
И правда, на экране появились фигурки мужчины и женщины, устало ползущие с пакетами ко входу в подъезд.
– Вроде похожи, – согласилась с Васей Ника.
А дальше камера бесстрастно зафиксировала перемещения туда-сюда жильцов подъезда. Примерно до одиннадцати часов вечера они входили и выходили из подъезда довольно активно. Около девяти часов начало темнеть, силуэты на записи стало различать сложнее.
Вооружившись флешкой с записью, они вернулись на улицу. Нурсултанов и опера закурили, следователь Речиц еще раз осмотрелась во дворе. Двор как двор. Стоят по периметру четыре кирпичные хрущевки-пятиэтажки, в центре красуется ржавый остов старой детской площадки, окруженный цветочками да лебедями из покрышек, сделанными заботливыми руками местных бабушек. Да ветер гоняет по двору пустые пакеты, явно захваченные им в ближайшем мусорном баке.
– К дому два основных подхода: от остановки и со стороны реки? – спросила Ника.
– Да, – кивнул ей в ответ Никитенко. – Но с реки там сложно подниматься: берег крутой и стоит заборчик.
– Ника Станиславовна, какие дальше планы? – поинтересовался Нурсултанов.
– Сейчас я планирую съездить в больницу, попробовать допросить мать Митрошиной. А потом вернусь в отдел, буду анализировать, кто и когда заходил в подъезд в интересующий нас период. Меня почему-то сильно беспокоит это убийство, – внезапно поделилась своей тревогой Ника. – Не похоже оно на простую пьяную бытовуху. Может, заказное? Или вообще серийное?
– Ох, ну ты вечно придумаешь что-то, Ника Станиславовна! – засмеялся Нурсултанов. – Поди любовница какая-нибудь убила из ревности или любовник. Кто в здравом уме и твердой памяти будет заказывать технолога бродской «кондитерки» и бабу, которая конфеты на конвейере лепит? Или серийное, ха-ха-ха! Ты что, кино про маньяков насмотрелась? Не переживай, все раскроем!
И хотя подполковник был вполне добродушен, в его монологе Ника уловила легкую издевку.
– Ах так, – подумала она. – Ну посмотрим потом, кто из нас окажется прав.
Она
Рыжий, высокий и широколицый Вася Никитенко продолжал курить с абсолютно непроницаемым выражением на лице, а вот Ткачук был хмур и задумчив.
– Его тоже что-то насторожило. Надо будет потом спросить, что именно, – подумала Ника. – Кроме того, раны на шеях жертв очень похожи на раны с трупа Вити Мамонта. Неужели я поторопилась с арестом его сожительницы?
О том, как легко допустить в своей работе ошибку, следователь Речиц знала не понаслышке. Ее следственный путь, как и у многих ее коллег, не был абсолютно безупречен, и за все промахи ей было стыдно. В самый неожиданный момент они могли всплыть в памяти: и странный труп утопленника без телесных повреждений, непонятно как очутившийся в озере далеко от своего дома, и спорная ситуация, связанная с необходимой обороной, в которой Ника сгоряча разобралась неверно, и убийца, который три месяца водил ее за нос, почти убедил прекратить в отношении него уголовное преследование и привлечь к ответственности за убийство только своего подельника. И это была только верхушка айсберга таких неприятных воспоминаний, ведь чем старше и матерее становилась следователь Речиц, тем строже начинала она судить себя прежнюю – молодую и неопытную.
Но тот выезд с самого начала, еще со звонка оперативного дежурного, не предвещал ничего сверхъестественного. В собственной квартире был обнаружен труп мужчины с перерезанным горлом – местного алкоголика Вити Мамонта. Тело нашла сожительница покойного, она же первая и наиболее вероятная подозреваемая. И Витя, и его сожительница Верка, известная среди местных алкашей под многообещающим прозвищем «Черная вдова» злоупотребляли спиртным, и в подпитии Витя начинал лупцевать свою благоверную с такой страстью, что слышно было на всех этажах и во всех подъездах двухэтажного деревянного барака, расположенного на самой окраине Бродска, на улице с пролетарски звонким названием Красный Молот. Эта улица прямо прилегала к одноименному поселку, что зачастую рождало топографическую путаницу. Много лет назад какой-то невнимательный картограф, очерчивая границы Бродска, включил в него несколько бараков поселка Красный Молот, да не мудрствуя лукаво обозвал их улицей Красный Молот. Но проработав несколько лет в Бродском межрайонном следственном отделе следователь Речиц уже привыкла к причудам местной топонимики.
В ходе осмотра логова Мамонта и Черной вдовы Нику ничего не насторожило. Лампочка без абажура беззастенчиво освещала стол, покрытый потертой клеенкой, на котором стояли недопитая бутылка водки, две стопки, щербатая тарелка с надкушенным соленым огурцом. Натюрморт дополняло мертвое тело, лежащее на диване, и лужа крови под ним. А живую природу представляла пьяная в лоскуты сожительница Мамонта, почему-то ходившая по квартире босиком. Бурые лужицы на полу ее абсолютно не смущали, Верка топталась прямо по ним. Сама Черная вдова, одетая в хорошо знакомый любому следователю наряд типичного маргинала – брюки черные спортивные с белыми лампасами «три полоски», футболка черная спортивная, тоже вся была в крови. Бурые пятна были и на трениках, и на футболке, и на маленьких аккуратных ладонях миниатюрной Верки.
Обитатели барака прозвали ее Черной вдовой не просто так. Ее первого супруга зарезал второй претендент на Веркино сердце. Но ему, по словам самой Верки, дали немного, так как «там самооборона была». Именно этот достопочтенный кавалер стал ее вторым мужем. А его самого спустя пару лет зарезали собутыльники.
После всех этих трагических событий в жизни Верки появился неоднократно судимый Витя Мамонт, такой же любитель горячительных напитков, как и она сама. Он принес в жизнь Веры покой и стабильность, в течение пяти лет они жили вполне благополучно, все больше и больше спиваясь, пока однажды Мамонт не попал под суд за то, что ткнул Веру ножом в живот. Но Вера простила своего вспыльчивого возлюбленного, дождалась его из колонии как образцово-показательная «ждуля». И в вот в ту сырую апрельскую ночь Витю догнала его судьба, Черная вдова зарезала очередного любовника уже собственноручно.