Жоэль и Поль
Шрифт:
– Жила она. Ты-то уверена, что жила вообще, куколка? Давай собирай себя в кулак, и хватит ныть.
– Хорошо.
Девушка наклонилась к лицу Жоэль и между их губами оставалось всего пару сантиметров. Жоэль чувствовала ее дыхание и жар ее слов.
– Слышь! Пути назад все равно нет. У тебя есть выбор: жить, как уличный пес, в этом пустом городе или все-таки решиться на риск и докопаться до истины. Выбор может быть только один.
– Ну, раз уж все так обречено…
Собеседница резко подняла голову и что было сил тряхнула Жоэль за плечи.
– Твою мать, хватит ныть! Обречено, не обречено. Ты готова слушать или будешь дальше тратить мое время?
– Буду слушать.
– Вот
– К сожалению, поняла.
– Это всего лишь верхушка айсберга, дальше будет интересней и сложней.
– Это я уже тоже поняла.
Жоэль услышала, как за окном грохочут поезда. Железные тела соприкасались с рельсами, содрогая улицу и поднимая вековую пыль с полок и чердаков, пыль с чужими секретами. Жоэль приподнялась в кровати, лицо вытянулось, по коже побежал холодок, царапая нервные окончания.
– Что это еще такое?
– Поезда.
– Я слышу, но откуда тут взяться поездам?
– Слышь, че за вопросы? Тебе же сказали, время идет, твой поезд в пути.
– Но в этом районе никогда не было поездов?
– Не было. И ты раньше другая была.
– Но как?
– Дорогуша, ты уверена в том, что этот район вообще был? Или, может, были твои соседи? Ты, че, так и не поняла?
– Значит, город он… не настоящий?
– В каком-то смысле да.
– И теперь может случиться, что угодно? Я создаю город? Могу даже Тадж-Махал поставить у Лувра?
– Че? Зачем тебе это? Что за тупость?
Жоэль рассмеялась, как ребенок, разлетелась тысячью колокольчиками, так она смеялась в любви с Полем. Ее волосы подпрыгивали, улыбка осветила тусклую комнату, по шее поползли цвета жизни и радости. Небо очистилось над Парижем в один момент, и в комнату пробились лучи света. Багровые и розовые цвета закружились по часовой стрелке вокруг кровати. Девушка опешила и вскочила на ноги. Хохот разрывал пространство, сотрясал тоску, в это время поезд за окном сотрясал весь город, грохоча пуще прежнего. Жоэль резко замолчала, встала с кровати, в то время как в комнате от стучащих колес задребезжали стекла в рамах. Откинула волосы и, демонстрируя самую дерзкую улыбку на весь Париж, уверено начала наступление на собеседницу. Жоэль в этот момент походила на львицу, и львица была в самом плохом расположении духа, поэтому с жертвой предстояло разделаться самым жестоким образом.
– Слышишь ты, как тебя там, кстати? – сказала Жоэль, приблизившись к девушке вплотную.
– Меня… Терри.
– Терри, значит, так. Выметайся из моего дома и передай этим, чтоб в следующий раз присылали кого-нибудь повежливее. Ты все поняла? – Жоэль нависла над лицом девушки, Терри же втянула голову в плечи и покрылась морщинами, смертельный испуг заполнил ее измученное наркотиками тело. Посреди комнаты стоял коршун, запуганный мощной львицей, черные перья летели во все стороны, превращаясь в пепел на багровых огнях комнаты. Жоэль светилась красками восхода, ее взгляд испепелял.
– Я, это. Я же не думала. Че ты, а? – Терри сбивчиво пыталась выразить свои мысли, пятясь в испуге. Ее лицо, казалось, сжалось сильнее, шея пропала в костлявых ключицах.
– Если есть, что сказать – говори, а после выметайся! – Голос Жоэль гремел сильнее стекол, прокатывался валунами по паркетным доскам и сбивал апломб с потрёпанного ворона.
– Я думала… Думала, нет, мне говорили, что ты это исключение, что ты это первый случай, но я не знала же.
– Ближе к делу! – и с потолка посыпалась штукатурка. Грохот поезда повышал децибелы, поезд будто ехал прямиком в стену дома. Терри оглядывалась по сторонам, такой страх не посещал ее ни разу, не по сценарию.
– Я… Короче, они сказали: «Теперь тебе надо понять, кто ты, искать надо там, где уже искала.» Это все, что они сказали.
– Это все? – стены издали звук, похожий на грохот молота.
– Это все.
– Пошла вон! – по стене за спиной Жоэль поползла трещина. Грохот поезда оглушал, но голос Жоэль был куда сильнее, зрачки превратились в вытянутые эллипсы, глаза наполнились желтым светом.
Терри резко развернулась и выбежала из комнаты. Жоэль расслабила спину, расслабила губы и выдохнула. В комнате наступила тишина. Поезд прибыл, или отбыл, но это был покой. Багровый стал синим, комната была наполнена пылью, в воздухе летал гнев и опускался на белоснежную пижаму Жоэль. Никогда ранее ее грудь не вздымалась с такой смелостью, а дыхание не было таким горячим, обжигающим при выдохе и ледяным при вдохе.
Разговор окончен, и последовала первая грозовая ночь. Никакой апатии не могло быть, никакого смирения или принятия, наступило время заявить о себе и, в конце концов, найти поезд, который выстроил свои пути на всех переулках ее молодости, ее любви, усопшей под грузом истины.
Стало ясно, что город является продолжением Жоэль. Париж был огромным альтер-эго, живущим благодаря и вопреки Жоэль. После встречи с Терри настало время экспериментов. Жоэль встала рано утром, надела спортивный костюм, собрав предварительно волосы в высокий пучок, и отправилась в город. Сегодня она собиралась писать картину своей жизни, и под рукой у нее были все материалы города, безграничное количество холстов и божественные краски.
Выйдя на авеню Монтель в сверкающие огни роскоши, Жоэль широко расставила ноги и зажмурила глаза. Она выбрала это авеню неслучайно, ведь ранее это была аллея вдов, а Жоэль чувствовала себя вдовой уже долгое время. Тут, на этой авеню, где печаль и одиночество спустя десятки лет были прикрыты цветастой тряпкой богатства и кича, она чувствовала истинное воплощение своей истории. Здесь предстояло вскрыть воспаленный живот Парижа и облегчить последние муки. Жоэль представила, как посреди улицы вырастает виноградник, с живыми и нежными побегами, виноградник, способный пробиться сквозь пелену лжи и притворства. В ее груди заработала кухня эмоций, лицо окрасилось в красный цвет, она вложила всю доброту, оставшуюся в ее сердце, представляя виноградник посреди бетонной улицы. Появился оглушительный звук поездов, мчавшихся на предельной скорости, вокруг ее тела выросли рельсы и побежали составы. Жоэль продолжала сжимать веки и концентрировать энергию внутри. Ветер от пробегавших составов растрепал волосы, а спортивный костюм облепил тело. Оглушительный стук колес, разрывающий пространство, рвал ее тело во все стороны, но Жоэль уверенно стояла на ногах. Послышался треск асфальта, посыпалось стекло, город под ногами рос, превращаясь в бугристые холмы. Слышался визг машин, раздавленных чем-то могущественным и неостановимым.
Жоэль резко открыла глаза. Улица была уничтожена, составы исчезли, оставив после себя кровавые следы рельсов, изрезавших тело Парижа. Окна смотрели на мир пустыми глазницами, без рам и стекол. И посреди разгромленной улицы, среди трупов машин, рос виноградник высотою около 20—25 метров. Гигантское дерево врезалось ветвями в окна магазинов Chanel, Prada, Dolce & Gabbana, Christian Dior, Valentino, нанизывая ложь, как макароны, на свои могущественные ветви. Жоэль рассматривала дерево, открыв рот, в ее глазах горела жизнь и, конечно, власть.