Жонглер с тиграми

В 1969 году один мой приятель летел в Европу через Калькутту. Стояла самая тяжкая пора бенгальского лета, жаркая и удушливо-влажная. От малейшего усилия по телу струились ручьи пота. Все были мокрые и злые. Но в это самое время далеко-далеко, в двухстах тридцати тысячах милях от Калькутты, творилась История. Около половины девятого по местному времени Нил Армстронг стал первым человеком, ступившим на Луну. Приятель мой был американцем и взволнованно вслушивался в доносящиеся сквозь помехи в трещащем транзисторе слова: «Маленький шаг одного человека…» [2]

— Потрясающе, правда? — с энтузиазмом обратился мой приятель к соседу-индийцу. — Человек на Луне!

— Это не моя Луна, — равнодушно ответил индиец.

Так вот, эта книга — о «моей Индии». Это хроника моих попыток жить и работать в стране, которую мне когда-то описали как «самое большое и неуправляемое демократическое государство мира». Поскольку и жил, и работал я в основном в Дели, то и история эта связана по большей части с индийской столицей. Да, конечно — Дели так же мало представляет Индию, как Лондон — Англию, а Нью-Йорк — США. Тем не менее…

В Индии я — иностранец, и моя точка зрения — точка зрения иностранца, хотя я постоянно советовался с индийцами, как моими знакомыми, так и совершенно посторонними, изучал справочники, статьи и все такое прочее и изо всех сил пытался избегать затертых клише, которые так любят иностранцы. Большинство известных мне иностранцев утверждало, что в Индии не только трудно жить — в ней нелегко бывать даже проездом. Здесь скверный климат, здесь на каждом углу подстерегают страшные азиатские бациллы; транспорт и связь — настоящий кошмар, а нищета, зрелища которой невозможно избежать, удручает. Во времена Раджа — то есть британского правления — англичане сходили в могилу молодыми или тонули в бутылке джина; сегодня дипломатические службы и крупные корпорации рассматривают назначение в Индию как тяжкое испытание, и вознаграждают за него всяческими льготами, дополнительными выплатами или обещанием лучшего назначения в будущем.

Я не провел в Индии ещё и суток, когда мне рассказали о женах дипломатических работников одного из посольств — три четверти из них жили в добровольном заключении в посольском городке и покидали стены последнего, лишь направляясь в аэропорт. Тогда же мне поведали душераздирающую историю о супруге психиатра, работавшего при посольстве. Как-то утром она, как говорится, «сорвалась с резьбы» и, носясь по делийским улицам в авто своего мужа, вопила: «Всех убью!..».

Нельзя не признать, что для некоторых людей испытание Индией оказывается чересчур тяжелым. Они позволяют нервам взять над собой верх и уже не обращают внимания на то хорошее, что есть в Индии. Впрочем, и самые верные поклонники Индии не могут не признать — эта замечательная страна порой прилагает исключительные усилия для того, чтобы сделать простые вещи или сложными, или невозможными. Превращать простое в сложное — это национальный стиль жизни, это почти что жизненная философия. Причем сами индийцы страдают от этого ничуть не меньше иностранцев. Индийцы, конечно, лучше представляют себе некоторые моменты, но им от этого не легче. Ибо Индия — это страна, где ничто не выглядит тем, чем является, и не является тем, чем выглядит.

Впрочем, и в мире рекламы все точно так же выглядит не тем, чем является в действительности. Со стороны работа рекламщика может показаться легкой, забавной и в чем-то жульнической — впариванием штампованных трюков жадным и легковерным клиентам. Я, зная эту профессию изнутри, могу заметить, что все это не так. К примеру, очень немногие из нас умеют продать свои идею и действуют по наитию — и они маскируют свое неумение «исследованиями», уговорами и профессиональным жаргоном. Новое платье короля. Поэтому реклама зачастую не манипулирует выбором клиента — вместо этого она подтверждает свободу его выбора. Что же до забавности — дочитайте книгу и вы многое поймете.

Для меня лично работа в рекламе всегда была средством к путешествиям. Я старался работать как некий «солдат удачи» — «имею авторучку, готов путешествовать». Сперва получалось не очень. Хотелось бы, конечно, поехать через полмира, чтобы на месте изучить какую-нибудь шоколадку или шампунь. Но мои желания и желания заказчика как-то не совпадали. Тогда я решил, что коль скоро гора не идет ко мне, я отправлюсь в горы сам.

Для начала я нанялся в рекламное агентство в Гетеборге, в Швеции, на должность «творческого директора международного отдела» агентства, которое при этом не работало вне шведского рынка. На самом деле им был нужен сотрудник-иностранец, поскольку его наличие позволяло добиться снижения налогов, — в то время Швеция была страной с чуть ли не самыми высокими в мире налогами. Мне дали «вольво», роскошную квартиру окнами на море, весьма приличные представительские и, поскольку тогда стояло лето, месячный отпуск. В этом отпуске я провел два месяца, после чего меня командировали в Нью-Йорк, до сих пор не знаю зачем. Когда я был в Америке, мой начальник сообщил мне, что намерен уйти и основать первое коммунистическое рекламное агентство в Швеции. Он уже получил первый заказ от компании «Тор Лайнз», которой принадлежали паромы, обслуживавшие три порта. Все эти три порта были так или иначе связаны с Карлом Марксом. Не желаю ли я перейти к нему?.. Я отказался, а несколько дней спустя меня вызвали в Стокгольм, и директор агентства известил меня, что, увы, агентство теряет столько денег, что вынуждено будет потерять и меня. Я больше не был «налогово выгодным товаром».

Следующая работа привела меня ненадолго в Лагос [3] . Увы, недостаточно ненадолго. Лагос, как мне кажется — худший город мира. А мой клиент продавал грузовики и, чтобы продавать больше, затеял поставлять их без дверей кабины. Он полагал, что хорошо знает местный рынок и рассуждал так: шофёры все равно снимают дверцы, чтобы кабину лучше продувало, так почему бы не сделать машину немного дешевле?.. Конкуренты его тем не менее продавали машины с дверьми — и у них дела шли куда лучше. Я вскоре выяснил, почему. Оказалось, шофёры действительно снимают дверцы — и продают их в качестве стен для хижин в трущобах. В этом качестве дверцы, снабженные окном с подъемным стеклом, шли нарасхват.

Еще в одной африканской стране, Египте, мне попался самый длинный в мире рекламный щит. Он прославлял газированные напитки «Швеппс», но оплатило его правительство, которое с помощью этого щита загородило местную нищету от взоров едущих из аэропорта или в аэропорт иностранцев. Компания, на которою я работал в Каире, была основана неким рок-музыкантом, который взялся писать рекламные песенки, потом снимать ролики, и наконец создал крупнейшее в столице Египта рекламное агентство. Сразу по моем прибытии он предупредил меня, что работать будет трудно, в частности потому что телефонных справочников не существует, а телефонная компания то и дело меняет номера абонентов, причем отказывается давать справки об изменениях. В некотором смысле это было генеральной репетицией перед Индией.

Ну, а первое предостережение свыше относительно самой Индии я получил в Гонконге. В самый разгар презентации рекламной кампании для пиццы меня вызвали из зала совещаний, и секретарша сообщила, что в вестибюле меня требует некий человек, утверждающий, что ему «совершенно необходимо» видеть меня. Я спустился, и навстречу мне метнулся толстенький индиец с восклицанием: «У вас глаза Иисуса!». Оказалось, это странствующий свами [4] . Он утверждал, что небеса направили его ко мне, дабы сообщить, что мне суждено скончаться на восемьдесят восьмом году. Шел 1987 год, и я с интересом осведомился, что имеется в виду — что я должен скончаться в восемьдесят восьмом, или же когда мне стукнет восемьдесят восемь?.. Согласитесь, разница есть. Он не знал, хотя я уверен, что позолоти я ему ручку — вопрос решился бы ко взаимному удовольствию.

Как бы там ни было, но я ещё жив. Сам удивляюсь почему — после всего…

На родину этого пророка я попал только пять лет спустя, и за эти пять лет мы с моей авторучкой побывали в Японии, Китае, Корее, Малайзии, на Тайване и на Филиппинах, в Индонезии, Австралии и Новой Зеландии, а также в Атланте, штат Джорджия. Футуристический стерильный город, несущий благословение грядущей Олимпиады и проклятие акцента, который был бы у жевательной резинки, умей она говорить.