Жонглёр
Шрифт:
– Так это что, ко всему прочему, чтобы соответствовать твоим фантазиям, мне необходимо будет и срочно жениться?
– Ну зачем срочно, но ведь в обозримом будущем тебе всё равно это придётся сделать. А так у тебя будет хороший стимул и мощное оправдание. Ну не век же ты бобылём будешь дни свои коротать?
– Конечно. Но в мои планы входило достичь положения, финансового благополучия и только потом заняться этой стороной жизни, без понуканий с внешней стороны.
– С таким подходом ты затянешь с этим на десятки лет, а так – покатишься, как
– Я хотел по любви. Сумасшедшей страсти. Ну, в худшем случае, – из выгоды. Если уж ограничивать себя, то хотя бы за деньги. За хорошие деньги. Вкусные и жирные, – надув щеки и широко раскинув руки, изобразил Александр.
– А ты меркантилен, братец! – восхитился Фирсанов.
– Какой уж есть! Другим не стану. И пока мы не доехали до места, пообещай мне две вещи.
– Слушаю?
– В случае дядиного отказа ты оставишь попытки воплощения своей бредовой идеи, а если всё получится, то ты не полезешь там, – махнув рукой в сторону, потребовал Краснов, – под пули. Не важно, с чьей стороны они летят.
– Первое – пока не знаю, а вот второе – обещаю! Иначе, кто же напишет на зависть современникам и в назидание потомкам дневник англо-бурской войны?
– Иначе я себе свою болтливость не прощу. И останусь вечным холостяком.
– Серьёзная угроза, – протянул в задумчивости Леонид. Изобразив на лице титаническую работу мысли, неожиданно просветлел. – Только ради твоих будущих детей.
– Ну, Лёнечка, гран мерси тебе за такую заботу о моих чадах и домочадцах! Притормози, любезный, прибыли! – приказал кучеру Краснов.
Они вышли возле большого бежевого здания в романо-готическом стиле. Его обильно украшали стрельчатые арки и остроконечные башенки. Дом был облицован разноцветной керамической плиткой. Внешняя основательность сразу внушала посетителям полное доверие ко всему, что находилось за его дверьми.
Атмосфера в самом издательстве поразительно не соответствовала монументальности здания. Леониду и Александру показалось, что они попали на тонущий пароход в тот самый момент, когда закончились спасательные круги, жилеты и плотики. Беготня в разных направлениях, округлённые в отчаянье глаза, заломаные в немой мольбе руки. Естественное редакционное состояние неизбывной паники. Так, наверное, выглядел последний день Помпеи. Если бы рядом где-нибудь на этаже был замечен со своим мольбертом Карл Брюллов, Краснов и Фирсанов ни чуточки не удивились бы.
И только возле кабинета Силы Яковлевича Афанасьева царил покой. Такой редакционный омут спокойствия, где с сотрудников слетала вся шелуха повседневности и в их светлых головах рождался «Завтрашний Нумер»!
Их встретил молодой человек с заострённым личиком лисёнка, прямым пробором напомаженных волос и пустым взглядом прозрачных серых глаз.
– Что изволите, господа? – поинтересовался служащий.
– Мы к Силе Яковлевичу, – почему-то извиняющее промямлил Краснов.
– Это невозможно-с. Сегодня-с не приёмный день.
– Невозможно? – радостно переспросил Краснов. –
– Может, что переда… – по инерции заучено затарахтел секретарь, но буквы, еле видным серым дымком, растаяли на тонких губах.
Схватив конторщика за грудки и приблизив его водянистые глаза к себе, Фирсанов зашипел, как кобра индийского факира.
– Запомни хорошенько, человече, иначе ты будешь жалеть об этом до конца своих ущербных дней. Передайте господину Афанасьеву, что прибыл его племянник Александр Краснов со сотоварищем с деловым предложением, касательно «Невского экспресса».
– Сей момент доложу, – сказал секретарь, оправился и исчез, будто и не было его сейчас здесь.
Молодые люди оглянулись. В рамочках – первый, сотый и тысячный экземпляр «Невского экспресса». Несколько дагерротипов с видами Парижа, Лондона и Амстердама. А вот и фотографии самого Силы Яковлевича с его роскошной седой бородой. Она была настолько величественна, что существовала отдельно от хозяина. Как некое знамя.
– Глазам своим не верю, племяш! – воскликнул Афанасьев, когда молодые люди оказались у него в кабинете, и стал усердно мять Александра в своих медвежьих объятиях. Он разве что не завязывал бедного Сашу в узел. Племянник не отставал от дяди, причём, оба делали это сосредоточенно и искренне.
– Разреши представить моего лучшего друга и однокурсника Леонида Александровича Фирсанова! – широко, по-театральному, открыв дяде своего спутника, торжественно объявил Краснов.
– Располагайтесь, молодые люди, – указал им на добротный кожаный диван с валиками и высокой спинкой с зеркальцем. – Я так понимаю, молодой человек, что Сашка объявился в этом месте только благодаря вашим стараниям.
– Как проницательный человек, Сила Яковлевич, верно заметили, но я всего лишь придал лёгкий первоначальный импульс. А весь путь до места назначения Александр проделал сам! Я даже палец о палец не ударил.
– Ты смотри, – удивился Афанасьев, – значит, и Сашок сам что-то да умеет.
– Вам бы только пилить и понукать меня, – обиженно проворчал Краснов, оккупируя большую часть дивана.
– Да ладно, племяш. Если с тебя профилактически не снимать стружку, то ты мигом из Пиноккио обратно в говорящее полено обратишься.
– У меня, конечно, нет такого длительного и богатого опыта общения с вашим племянником, как у вас, но, по моему разумению, он имеет все предпосылки вырасти в хорошего поэта, если не бросит этим заниматься.
– Да ну! Потом дашь почитать, – безапелляционно объявил дядя племяннику. – Но насколько я понял, не поэтическое будущее нашего Саши привело вас, молодые люди, ко мне.
– Дядя, если я верно помню, – обречённо напомнил Краснов, – то в последнюю нашу встречу ты сетовал, что необходим молодой и лёгкий на подъем человек на роль корреспондента на англо-бурском театре военных действий.
– Ты верно всё помнишь, Сашенька.
– Так он уже нашелся? – с робкой надеждой спросил племянник.