Жонглёр
Шрифт:
– Да я понимаю, – улыбнулся Стрелин. – Спонтанное решение. Блажь. Да и пусть его. Лето кончается. Дачи у нас нет, а в городе безвылазно сидеть… Ух, ты! Зря я грешил. Смотри!
Шура перевернул записку. Листок, на котором она была оставлена, оказался из отрывного календаря. Хорошо придумано.
– Получается, только сегодня уехал? – спросил Мужик.
– Точно так и получается, – кивнул Стрелин. – Ну, а мы чем займемся? Есть специальные пожелания?
– Я б сначала душ принял, – ответил Петер. – Думать – потом. Кофе пока сваришь?
– Нет
Пока Мужик был в душе, Стрелин настрогал горку бутербродов, сварил в турке кофе и, открыв пенал, в сомненьях уставился на бутылку коньяка. Доставать или нет?
– Да, по капельке можно, – услышал он из-за спины. – С дороги самое то.
– Думаешь? – обернулся он к Петеру.
– Я вообще кофе с коньяком люблю, – кивнул тот. – Главное, не переборщить. А то вкус испортишь.
Шура с какой-то сумасшедшей скоростью заглотил пару бутербродов, выпил свой кофе и встал из-за стола.
– Ты, давай, не торопись, ешь нормально, а я тоже в душ, – сказал он. – Не могу уже, потный весь. Сейчас вымоюсь, освежусь, а там и решать будем, чем заняться. Нормально?
– Вполне.
Пока Стрелин был в ванной, Мужик доел все, что было выставлено на стол, достал из холодильника большое зеленое яблоко, и, сполоснув его под краном, отправился на осмотр жилища. За те годы, что здесь не бывал, практически ничего не поменялось. Единственное, как будто стало менее уютно. Без женской-то руки. Сашины родители – врачи – завербовались на работу в Африку, а с матерью из обитаемого пространства исчезли те милые мелочи, без которых уютная, в общем-то, квартира превратилась в «холостяцкую» хату. Ни рюшечек тебе на запылившихся шторах, ни фарфоровых статуэточек на старинном комоде, ни цветов в хрустальных вазах. Ладно, картины, как висели на стенах, так и висят. Только рамы безобразным «пушком» покрылись. Нда…
Картины… Пара знакомых пейзажей. Один – кисти стрелинской покойной бабки. Ничего особенного – «типовые» березки, кусты нестриженные, тропинка меж них вьется куда-то вглубь рощи. Второй – на удивление приличная копия с известной работы Левитана. Дедов друг рисовал, еще до войны. Третье ж полотно, точнее – доска, – вовсе не пейзаж. Портрет мужчины в средневековых одеждах. Лицо приятное и… как будто знакомое? Почивший стрелинский предок? Уж не зодчий ли Растрелли? Хотя, нет. В восемнадцатом веке такие шмотки уже не носили. Интересно, это подлинник или…
– Дед зимой на блошинке купил.
Петер вздрогнул. За созерцанием картины он и не услышал, как подошел Шура. Друг стоял рядом, тоже смотрел на портрет.
– Не помню почем, но за сущие копейки, – добавил Стрелин. – Я на экспертизу не поленился свозить. Так сказали, шестнадцатый век, Италия. Прикинь?
– Шестнадцатый век? На блошинке? – Мужик аж присвистнул. – Это ж целое состояние, Саша. Повезло вам, ничего не скажешь.
– Да какое там состояние? – отмахнулся Шура. – Мастер неизвестен. Нет, цена ей не сто баксов, конечно,
– А тебе?
– Да и мне ничего. Не бесит, – улыбнулся Стрелин. – Вообще, брат, старина завораживает. Подреставрировать конечно б надо. Вон, с уголка осыпается, видишь? Не знаю, правда, во сколько это обойдется. И мастера опять же надо искать. Чтоб состав красок подобрал, все дела. Сложно это. Уж если заниматься, то серьезно. Желание плюс время плюс деньги. Если честно, вообще не до того сейчас. Может, попозже и соберусь. Деду, вон, тоже не надо. И так, говорит, нормально. Кстати, знаешь чей портретик-то?
– Думал, ваш предок, – ответил Мужик. – После Растрелли меня теперь удивить трудно. Но если говоришь, что недавно купили… Теряюсь в догадках. Какой-нибудь дож венецианский или миланский герцог. А ты что, узнал?
– Про Интернет что-нибудь слыхал? – ухмыльнувшись, спросил Шура. – Я как-то целью задался, картинки там всякие рассматривал, сличал… Ну, короче, больше всего на Макиавелли похож. Мои домыслы, естественно. Но, я тебе скажу, реально смахивает.
– На Макиавелли? – переспросил Петер. – Интересно.
– Еще б не интересно! – воскликнул Стрелин. – Сам обалдел. А как деду сказал, старый вообще в экстаз впал. Говорит, читал его «Государя». Мол, сильная вещь. Хоть и не бесспорная.
– Согласен, сильная, – кивнул Мужик. – И не бесспорная, это точно.
– Ты что, тоже читал? – удивился Шура.
– А что тебя удивляет? – пожал плечами Петер. – Я вообще много чего читаю… Ладно. Может, сходим куда? Я в Михайловском замке не был. Слыхал, его здорово отделали. Открыли уже, не знаешь?
– Понятия не имею, – отозвался Стрелин. – Пойдем. А потом в кафушку какую-нибудь забредем. Солянки хочу, веришь? Аж челюсти сводит.
– Все б тебе брюхо набивать, – улыбнулся Мужик. – Не хлебом единым, Саш.
– Я о хлебе, дружище, даже не заикнулся. Это ты фантазируешь…
В Михайловский замок не попали, тот был до сих пор закрыт на реставрацию.
– И долго еще? – спросил Стрелин у женщины, вышедшей из ворот.
– Год – минимум, – ответила та. – Зла не хватает на этих репортеров. Раструбили на весь свет, что работы закончены, народ и ломится. Ходят и ходят, ходят и ходят…
Зато солянка в первом же кафе, куда заглянули, оказалась чудесная.
Шура звонил по сотовому друзьям, подругам, но никого в городе не оказалось. Одни с курортов не вернулись, другие торчали на дачах и в пансионатах, ловя последние теплые деньки.
– Ничего, Мужик. Прорвемся, – говорил Стрелин, прислонясь к парапету набережной и одновременно пытаясь попасть монеткой в голову бронзовому Чижику. – Домой приедем, по сети пошуршим, выберем, куда смотаться. Или ты по музеям походить хочешь?