Жонглёр
Шрифт:
Фамилия Борха (или Борджа, как ее переиначили на италийский манер) не достигла бы современного величия праведными помыслами и добрыми поступками. Увы, путь к власти усыпан отнюдь не лепестками роз. Интриги, предательство. Потакание смертным грехам. И их исполнение. Кровь. Всюду кровь! Да что вы, какие войны, какие жестокие битвы на поле брани?! Так. Междоусобицы. МеждоОсобицы даже…
Гранд Альфонсо, нынешний Папа Каликст, будучи еще мало кому известным испанским дворянином нисколько не гнушался вступать в противную природе связь с родной сестрою своей. Ну, та и родила ему Родриго. Сын и одновременно племянника. Но удивительно иное:
Европа не очень стыдливо прятала лицо под вуалью благочестия. Возрождение! Ренессанс традиций старого доброго Рима, падшего под натиском лавины северных варваров. Или все-таки… Впрочем, не то важно. Братья вновь жили с сестрами, отцы с дочерьми. Открыто и без лишних мук совести. А дети? Ну, дети частенько рождались уродами. Побочный эффект. Уродства же зачастую проявлялись не только в вывернутой наизнанку морали, в физиологии тоже. Порок в среде знати стал настолько своеобычным, что его попросту перестали осуждать. И замечать. Больше того, некто отважился и превозносить. Сперва с оглядкой, после – с гордостью. Ну скажите, разве может быть иначе, когда во главе легиона прелюбодеев ступает под штандартом сам Святейший? Если Бог не против, отчего должны сомневаться никчемные и жалкие рабы его?
Господь… Да кто он?! Отчего-то мнится, то вовсе не добродетельный искупитель – приемный сын бедного плотника… Гермес? Аполлон? Юпитер?
Шло время. Бастард вырос. Да и порядком наскучил развратному «полубогу». Пора было приниматься за строительство витиеватых карьерных катакомб. В конце концов, Борха он – безвестный испанский гранд, или наследник громкой фамилии – Борджа? Вопрос, ясно, риторический. А Папа Каликст несмотря на позорные свои привычки и капризный нрав умом слыл исключительным. И не просто слыл – являлся на деле. Наимогущественнейший правитель Европы! Ступни его, благоухающие розами, лобызали правители итальянских земель (это, понятно, само собой), короли Франции, Испании, воинственные германцы. Может быть по-другому? Ну уж! Не каждому ли из высокородных желамо обеспечить себе достойное место на Небесах?
Альфонсо лишь злорадно посмеивался в «келье», устраивая тем же самым временем для себя и близких рай здесь. На грешной земле. Да кто его знает – существует ли жизнь после смерти? В нее можно верить. А можно не верить. Главное, не трепать языком лишнего. Осязаемое и видимое – реально; в реалиях столько прекрасного и воистину чудесного! Так что же есть настоящий грех? Уж не брезговать ли тем, что само идет в руки? Прочее – издержки морали. Христианской, да. Единственно правильной. Вот только кто решил, что принципы добродетели – то единственное, на что стоит опираться?
Время шло. Годы летели, легкомысленно не заботясь о тормозах и набирая с каждой новой луной все большую скорость.
Папа Каликст стал стар и немощен.
Родриго…
Синьора Роза, давняя любовница кардинала и мать всех его детей – Франческо, Чезаре и очаровательной Лукреции, – в тайне надеялась, что дурная кровь порочных испанцев растворится в ее праведной – в крови благочестивых графов Ваноции. Но, видать, напрасно. На сыновей было больно смотреть, девочка же… Дочь – пусть никого не смутит ее небесное обаяние – росла настоящим чудовищем. Демоны во плоти! Господи, за что такое наказание?
Боже, есть ли ты вообще? А коль есть, почему отвернулся? Неужели не трогает тебя наличие души в телах… нет, не рабов твоих? Детей твоих заблудших…
* * *
Лукреция ела пирожное, когда почувствовала на себе взгляд. Пронзительный, обжигающий. Замерла. Резко обернулась. На нее, недвусмысленно облизываясь, смотрел молодой чернокудрый красавчик. Тот самый, что появился в доме впервые. На него просто нельзя было не обратить внимания. Высокий, стройный, правильные черты лица, хорошая фигура… Лукреция прекрасно помнила, чему учила мать – надо смущенно опустить взгляд и отвернуться. А если покраснеешь… Именно так ведут себя приличные синьорины. Да, да, приличные и целомудренные.
Она так и хотела поступить. Уже собиралась переключить внимание, но… не смогла удержаться. Уставилась на юношу во все глаза, а потом подмигнула и, копируя мимику красавца, провела язычком по губам. Боже, зачем?
Мерзавец ухмыльнулся. Встал с кушетки, отставил чашу с вином и, нисколько не смущаясь, направился прямиком к ней. Приблизившись вплотную, тронул синьорину за запястье и склонил свою голову к ее затылку, собираясь, видимо, что-то сказать. Однако девчонка, опередив словоизлияния, звонко рассмеялась, легонько оттолкнула кавалера и отбежала на несколько шагов. Потом замерла, обернулась и еле уловимым жестом позвала юношу следовать за собой.
За тяжелой портьерой, отделявшей зал от внутренних помещений, где спустя минуту оказалась парочка – молодой жиголо и совсем еще юная синьорина прямо на полу предавались плотским утехам. Братец? Ну-ну. Кого ты выбрал на этот раз? Хромоножка Джулия? О, Цезарь! Я-то полагала, что вкус твой безупречен. Хотя, ради разнообразия… Многие считают, что телесное увечье партнера придает отношениям шарма. Ладно, не стоит мешать. Все равно потом расскажешь. Ах, Чезаре! Ты ведь не удержишься, верно? Такой болтун…
– Меня зовут Марчелло, – раздался горячий шепот в самое ухо.
Какой, к дьяволу… Ох, совсем о тебе забыла.
Лукреция подняла на юношу глаза, нашла пальцами его ладошку, ухватила и чуть не бегом повлекла жертву за собой. Марчелло, говоришь? Бе, какое гадкое у тебя имя!
Чуть не задохнувшись от бега и чувств, остановились на втором этаже. Перед дверью, ведущей в одну из гостевых спален. Марчелло, не пытаясь справиться с накатившим желанием, грудью прижал девчонку к стене и начал осыпать поцелуями лицо, шею, худые детские плечи…