Жозеф Бальзамо. Том 1
Шрифт:
— Берегитесь, — отвечала принцесса с ласковым сочувствием в голосе, — берегитесь, бедняжка. Боюсь, вы слишком склонны приписывать сверхъестественному вмешательству то, в чем виновна обычная слабость. Вы увидели этого человека и упали без чувств, вот и все. Ничего особенного не случилось. Продолжайте.
— Ах, ваше высочество, не говорите так! — воскликнула Лоренца. — Или хотя бы подождите, пока услышите все, и только тогда выносите суждение. Ничего сверхъестественного! — продолжала она. — Но тогда через десять минут, через четверть часа, через час я очнулась бы от обморока, ведь правда? Я побеседовала бы с сестрами, почерпнула бы у них веру и мужество.
— Разумеется, — отвечала принцесса Луиза. — А что, разве было по-другому?
— Ваше высочество, — торопливо заговорила Лоренца, понизив голос, — когда я очнулась, было темно. Уже несколько минут я чувствовала, что меня трясут за плечи. Я подняла голову, полагая, что увижу свод часовни или ставни своей кельи. Но увидела я скалы, деревья, облака. Затем я ощутила, как чье-то теплое дыхание ласково коснулось моего лица. Я подумала, что за мной ухаживает сестра-сиделка, и хотела ее поблагодарить… Ваше высочество, моя голова покоилась на груди мужчины, и мужчина этот был мой преследователь. Я взглянула на свои руки, потрогала себя, желая убедиться, что жива или, во всяком случае, не сплю. И тут у меня вырвался крик. Я была в белом. На голове у меня был венок из белых роз, как у невесты или покойницы.
Принцесса вскрикнула. Лоренца уронила голову на руки.
— На другой день, — всхлипнув, продолжала молодая женщина, — я сопоставила дни недели: была среда. Значит, три дня я лежала без сознания. Что было в эти три дня, мне неведомо.
51. ГРАФ ФЕНИКС
Обе женщины довольно долго пребывали в глубоком молчании: одна — погрузившись в скорбные раздумья, вторая — исполненная удивления, которое, впрочем, легко понять.
Принцесса Луиза заговорила первой:
— Вы никак не способствовали похищению?
— Нет, ваше высочество.
— И не знаете, как вышли из монастыря?
— Не знаю.
— Но ведь монастырь заперт, бдительно охраняется, на окнах там решетки, стены практически непреодолимы, сестра-привратница не расстается с ключами. Так заведено и у нас, и тем более в Италии, где правила куда суровей, чем во Франции.
— Что я могу ответить, ваше высочество, если я до сих пор напрягаю память, но ничего не в силах вспомнить?
— Вы упрекали его за то, что он похитил вас?
— Разумеется.
— И что он вам сказал в оправдание?
— Что он меня любит.
— А вы что ему ответили?
— Что он внушает мне страх.
— Значит, вы его не любите?
— О, нет, нет!
— Вы уверены в этом?
— Увы, ваше высочество, я испытываю к этому человеку странное чувство. Он со мной, и я уже не принадлежу себе, я — в его власти: хочу то, чего хочет он, делаю то, что он велит; душа моя лишается силы, разум — воли; достаточно одного взгляда, чтобы он покорил и зачаровал меня. Мне кажется, будто он то внедряет в самые глубины моего сердца воспоминания, которые не принадлежат мне, то вынуждает меня высказывать мысли, которые до той поры были так глубоко сокрыты во мне, что я о них даже не подозревала. Поймите, ваше высочество, в нем есть что-то магическое.
— Это по меньшей мере странно, если только не принадлежит к сфере сверхъестественного, — заметила принцесса. — И после всего этого какие у вас отношения с этим человеком?
— Он выказывает мне самую пылкую нежность, самую искреннюю привязанность.
— Но может, он человек развращенный?
— Не думаю. Напротив, в его манере говорить есть нечто от апостола.
— И все же признайтесь, вы любите его.
— Нет-нет, ваше высочество, — с каким-то горестным упорством запротестовала молодая женщина, — я его не люблю.
— Тогда вам нужно было бы бежать от него, обратиться к властям, воззвать к родителям.
— Он так стерег меня, ваше высочество, что я не могла бежать.
— Но почему вы не писали?
— По пути мы неизменно останавливались в домах, которые, как я поняла, принадлежат ему, и челядь в этих домах исполняла его приказания. Я несколько раз просила бумагу, чернила и перья, но те, к кому я обращалась, получили от него соответствующие распоряжения и не отвечали на мои просьбы.
— А как вы путешествовали?
— Сперва в почтовой карете, но в Милане нас ждала уже не карета, а нечто вроде дома на колесах, и мы продолжали путь в нем.
— Но, наверное, иногда ему приходилось оставлять вас одну?
— Да. Но в таких случаях он подходил ко мне и говорил: «Усните». Я засыпала и просыпалась, только когда он возвращался.
Принцесса Луиза с недоверчивым видом покачала головой.
— Вы не очень-то хотели бежать от него, — сказала она, — в противном случае вам бы это удалось.
— Увы, ваше высочество, сейчас мне кажется, что вы правы… Вероятно, я была зачарована.
— Словами любви? Ласками?
— Он редко говорил мне о любви, ваше высочество, а что касается ласк, я не припоминаю иных, кроме поцелуя в лоб утром и вечером.
— Странно, поистине странно, — пробормотала принцесса. Однако же, охваченная сомнениями, попросила: — Подтвердите еще раз, что вы не любите его.
— Подтверждаю, ваше высочество.
— И что никакие земные узы не связывают вас с ним.
— Подтверждаю, не связывают.
— И что он не имеет никакого права требовать, чтобы вы вернулись к нему.
— Никакого!
— И наконец, — продолжала принцесса, — объясните, как вы приехали сюда? Понимаете, я просто не могу взять все это в толк.
— Ваше высочество, я воспользовалась тем, что неподалеку от города, который, если не ошибаюсь, называется Нанси, нас настигла страшная гроза. Он оставил меня и перешел в другое отделение нашего фургона, в котором находился один старик, чтобы поговорить с ним; я же вскочила на его коня и ускакала.