Жозеф Бальзамо. Том 1
Шрифт:
— Где я? — спросила она.
— Вы знаете, сударыня, откуда вы явились, поэтому легко можете догадаться, где находитесь сейчас.
— Хорошо, что вы напомнили, теперь я знаю. Вы меня неотступно преследовали, гнались за мной по пятам, вырвали из рук августейшей посредницы между Богом и мною.
— Стало быть, вы понимаете, что даже принцесса при всем ее могуществе не в силах вас защитить.
— Да, вы заставили ее подчиниться с помощью какого-то колдовства, — воскликнула Лоренца и сложила руки на груди: — О Боже, Боже, избавь меня от этого демона!
— Почему же я для вас демон, сударыня? — пожав плечами, осведомился Бальзамо. — Раз и навсегда прошу вас: оставьте все это бремя ребяческих верований, что вы привезли из Рима, равно как и груду нелепейших суеверий, которые тащите за собой из монастыря.
— О, монастырь! Кто мне вернет монастырь! — разрыдалась Лоренца.
— Вообще-то пребывание в монастыре — дело достойное всяческого сожаления, — бросил Бальзамо.
Лоренца, подбежав к окну, отдернула занавеску, подняла задвижку, и ее протянутая рука наткнулась на толстый прут решетки, скрытой за цветами, которые делали преграду менее зловещей, ничуть не уменьшая ее прочности.
— Тюрьма и есть тюрьма, однако я предпочитаю ту, что приведет меня на небо, а не в ад, — проговорила девушка и яростно уперлась своими маленькими кулачками в решетку.
— Будь вы разумнее, Лоренца, вы не нашли бы на окне никакой решетки — одни цветы.
— Разве не была я благоразумной, когда вы заперли меня в тюрьме на колесах с этим вампиром, которого вы называете Альтотасом? Была — и что же? Вы все равно глаз с меня не спускали, я была вашей пленницей, а покидая меня, вы вселяли в меня дух, которым я одержима и которому не могу противиться! Где этот отвратительный старикашка, заставлявший меня умирать от ужаса? Там, где-нибудь в углу, не так ли? Стоит нам замолчать, как мы услышим из-под земли его замогильный голос!
— У вас разыгралось воображение, точно у ребенка, сударыня, — ответил Бальзамо. — Альтотас — мой наставник, друг, мой второй отец, это безобидный старик, который никогда вас не видел, никогда к вам не приближался, а если его видели или приближались к нему вы, не обращал на вас внимания, целиком поглощенный своей работой.
— Работой! Интересно, что же это у него за работа? — проворчала Лоренца.
— Он ищет эликсир жизни. Все высокие умы ищут его уже шесть тысяч лет.
— А что ищете вы?
— Я? Человеческое совершенство.
— О демоны, демоны! — воздев руки к небу, воскликнула Лоренца.
— Ну вот, у вас опять начинается приступ! — проговорил Бальзамо и поднялся.
— Приступ?
— Ну да, приступ. Есть кое-что, чего вы не знаете, Лоренца: ваша жизнь разделяется на два периода. В одном из них вы мягки, добры и рассудительны, в другом — вы безумны.
— И вы меня заперли под ложным предлогом моего безумия?
— Увы, так надо.
— О, вы можете быть жестоки и безжалостны, можете засадить меня за решетку, даже убить, но только не лицемерьте, не терзайте меня, делая вид, что жалеете!
— Но послушайте, разве это мучение — жить в изящно убранной, удобной комнате? — без всяких признаков раздражения и даже с благодушной улыбкой спросил Бальзамо.
— Решетки, повсюду одни решетки! Нечем дышать!
— Но поймите, Лоренца, они поставлены здесь ради вашей жизни.
— Он сжигает меня на медленном огне, а сам заявляет, что печется о моей жизни! — воскликнула девушка.
Бальзамо подошел к ней и дружески протянул руку, но она отпрянула, словно прикоснулась к змее.
— Не трогайте!
— Значит, вы ненавидите меня, Лоренца?
— Спросите у жертвы, ненавидит ли она палача.
— Я несколько стесняю вашу свободу, Лоренца, именно потому, что не хочу стать палачом. Если вы сможете ходить, куда вам вздумается, кто знает, что вы натворите во время очередного приступа безумия?
— Что натворю? Погодите, стану свободной — увидите!
— Лоренца, разве можно обращаться так с супругом, выбранным вами перед лицом Господа?
— Я вас выбрала? Никогда!
— И все же вы — моя жена.
— Это бесовских рук дело.
— Она безумна, бедняжка, — нежно глядя на девушку, промолвил Бальзамо.
— Не забывайте: я римлянка и когда-нибудь вам отомщу, — прошипела Лоренца.
— Вы говорите так, чтобы напугать меня? — с улыбкой покачав головой, спросил Бальзамо.
— Нет, как я сказала, так и сделаю.
— И это говорит христианка? — властно воскликнул Бальзамо. — Ваша религия, которая велит воздавать добром за зло, — лицемерие, потому что вы утверждаете, что исповедуете ее, а сами воздаете за добро злом.
На секунду Лоренцу поразили эти слова; потом она ответила:
— Изобличать перед обществом его врагов — это не мщение, а долг.
— Вы можете донести на меня как на некроманта и чародея, но ведь этим я бросаю вызов не обществу, а Богу. Почему же в таком случае Бог, которому ничего не стоит испепелить меня, не утруждает себя тем, чтобы меня наказать, оставляя эту заботу людям, таким же слабым, как я, и подверженным тем же заблуждениям, что и я?
— Он не обращает на вас внимания, терпит, ждет, что вы изменитесь к лучшему, — прошептала девушка.
Бальзамо улыбнулся.
— И тем временем советует вам предать своего друга, своего благодетеля, своего супруга.
— Супруга? Никогда еще, хвала Создателю, ваша рука не прикоснулась к моей, не заставив меня покраснеть или вздрогнуть.
— Вам ведь известно, что я всегда по мере сил старался избавить вас от таких прикосновений.
— Это верно, вы не домогаетесь меня, и это единственное, что хоть как-то примиряет меня с моими бедами.