Жозефина. Книга вторая. Императрица, королева, герцогиня
Шрифт:
— Хорошо, я поговорю с ним.
Вернувшись к императору, честный Дюрок докладывает, что застал Жозефину в слезах.
— Она в отчаянии, государь.
— Ах, она плачет! Значит, чувствует, что провинилась. Тем лучше! Но вы убедились, что у нее чудовищные долги. Она способна задолжать миллион.
— О нет, не миллион, государь.
— Да сколько же, наконец?
— Ну скажем, восемьсот тысяч.
— Это не менее скандально. И на что? На жалкие побрякушки, на то, чтобы дать украсть у себя кучу тряпья. Придется выставить того-то и того-то; придется запретить таким-то и таким-то торговцам появляться у меня.
— Но, государь, это всего шестьсот тысяч.
— Вы говорите — всего? Это
Он в самом деле говорит с ней, когда она сидит за столом, откинувшись на спинку стула.
— Итак, сударыня, у вас долги?
Вместо ответа Жозефина, великолепно владеющая искусством пускать слезу, — а кто не знает, как слезы действуют на мужчин? — начинает рыдать.
— У вас на миллион долгов, — продолжает император.
— Нет, государь, клянусь, всего шестьсот тысяч.
— Только-то? И вам это кажется пустяком?
Жозефина, знающая, что делает, рыдает еще пуще.
На этот раз, обезоруженный, он бормочет:
— Полно! Ну, Жозефина, маленькая моя, не плачь, успокойся.
И платит. Так за три года царствования он выкладывает три миллиона двести тысяч франков.
С начала следующего года перед Жозефиной разверзается новая пропасть. Она задолжала почти три миллиона наших франков. На этот раз она не осмеливается признаться в этом мужу. Что делать? Перепуганная, она советуется с графом Мольеном, министром финансов, и Марескальки, министром иностранных дел Итальянского королевства в Париже, к которому испытывает наиболее глубокое доверие. Разве последний не общается почти ежедневно с Евгением? Если кто-нибудь и может выручить Жозефину, то это, конечно, ее сын. Марескальки тотчас пишет Евгению и ставит того в известность, что его мать, задолжав 600 000 франков, обращается к помощи сына и, со своей стороны, обязуется погашать долг ежегодными взносами по 50 000. Но кредиторы, разумеется, не могут ждать двенадцать лет. Кроме того, набегают 6 % годовых. Не найдется ли в Милане банкира, который ссудил бы вице-королю эти 600 000?
Узнав, в каком «положении» его мать, Евгений сперва перепуган и «глубоко удручен», но тут же берет себя в руки, изучает вопрос, осторожно наводит справки и отвечает, что никто в Милане не в состоянии ссудить такую сумму. Однако императрица, пишет он Марескальки, «находится в трудной ситуации. Нужно, чтобы она из нее выпуталась…». И он, со своей стороны, предлагает авансировать ей 50 000 франков ежегодно. В качестве гарантии он дает свое честное слово, «которое всегда будет кое-что значить в глазах порядочных людей», предлагает свои земли в Солони, на Сан-Доминго, на Мартинике, во Франции и Италии, Свое длинное письмо Евгений заканчивает словами, характеризующими его сердце: «Тем не менее я с радостью приму все, что может пристойно покрыть дефицит моей матери и скомпрометировать только меня».
Узнав о предложении сына, Жозефина «взволнована до слез», и сердце ее переполнено признательностью. Тут уж она выкладывает Марескальки всю правду. Должна она гораздо больше, и министр пишет вице-королю: «Долги императрицы поистине куда значительней, и сумма в 600 000 показана, лишь исходя из предположения, что, имея на руках наличные, удастся добиться скидки». Марескальки придумывает такой план: в переговорах с заимодавцами ни Жозефина, ни Евгений не будут названы. Он сам займет на свое имя 150 000–200 000 франков, что позволит склонить кредиторов к отсрочке. Что касается остатка, то ежегодные взносы Жозефины и Евгения постепенно погасят и задолженность по основной сумме, и проценты.
Так и было сделано — по крайней мере, в смысле первого взноса. Что до остального, то похоже, что Наполеон ликвидировал устрашающий пассив в момент развода.
С начала 1809 императрица приняла похвальные решения касательно «порядка и экономии», как утверждала она, обманывая самое себя. Она поручает вести ее бюджет г-же Амлен, Та, выпросив за труды семьдесят пять платьев, решает, что месячный максимум Леруа составит 7000. Она уведомляет об этом заинтересованное лицо, и Леруа отвечает в выражениях, от которых берет оторопь:
«Соблаговолите, пожалуйста, сударыня, испросить у ее величества позволение смиренно выразить ей мое почтение и умолять ее не думать, будто я, как она говорит, нахожу ее слишком малозначительной клиенткой, чтобы заниматься ею. Неужели императрица полагает, что можно преодолеть чувства, которые она вселяет? Поэтому прошу вас, сударыня, опровергнуть эту мысль, родившуюся не у меня, а лишь в устах ее величества. Прошу вас также в каждом письме, которое вы будете любезны мне адресовать, хотя бы словом сообщать мне о здоровье ее величества. Знать это — первая потребность моей души, так что соблаговолите не забывать мою просьбу… Вы получили малый максимум на текущий месяц, но, признаюсь вам, не будь вашего приказа, я при тех пределах, которые мне поставила ее величество, прекратил бы работу на нее. Видите ли, сударыня, мне было бы трудно продолжать из расчета 7000 франков: так мы будем вечно отставать, что весьма затруднит мне ведение счетных книг. Таким образом, сударыня, я хочу, чтобы при получении от меня окончательного счета за месяц эти 7000 были зачтены как задаток, дабы не вносить путаницу в бухгалтерию».
И счет Леруа за этот год составит 14 3 314 франков 10 сантимов!
Припертая к стене, Жозефина решает любой ценой экономить. Но как? В надежде услышать разумный совет, она собирает весь свой двор и в своей обезоруживающей безответственности заказывает себе — специально для этого собрания — платье из «простенькой» ткани.
Ее обойщик вспоминает, как однажды она, и, похоже, с полной серьезностью, сказала ему:
— Прошу вас, дорогой господин Булар, стремиться к простоте — так хочет император. Добивайтесь единства, особенно в моей спальне: я заплачу вам десять тысяч лишних, только бы она выглядела просто.
А ведь скоро со всем этим придется проститься!
Приговор
Вечером 12 апреля в Тюильри прибывает курьер от Бертье: австрийцы заняли Мюнхен и перешли реку Инн.
— Это война, — вздыхает император.
Опять ему предстоит драться в погоне за тем миром, который будет ускользать от него до самого поражения. Он решает выехать еще до света. За обедом, поданным только в девять вечера, Жозефина просит взять ее с собой. Он соглашается — она останется в Страсбурге.
14 апреля они быстро минуют Нанси, где завтракают вдвоем в гостинице «Империаль». Прислуживает за столом почетный эскорт. Чета вскоре снова пускается в дорогу и на другой день прибывает в Страсбург, сделав за двое суток 62,5 почтовых перегона. Жозефина, совершенно без сил, ложится спать, а Наполеон переезжает через Кельский мост [100] .
— Государь, если вы не поспешите, для нас все будет потеряно, — сетует поутру король Баварский.
— Успокойтесь, скоро вы будете в Мюнхене.
100
Кельский мост — мост через Рейн около городка Кель в тогдашнем великом герцогстве Баденском.