Жуков. Портрет на фоне эпохи
Шрифт:
В свой приезд в Москву 25 сентября Жуков убеждал Сталина прекратить атаки с Букринского плацдарма, который явно был неудачным выбором. Послушаем, что об этом говорит Штеменко, начальник Оперативного управления Генштаба:
«…В крутой излучине реки, обращенной в нашу сторону… располагались населенные пункты Малый и Большой Букрин, а потому и плацдарм, захваченный здесь впоследствии, назывался букринским. Не мешало бы, конечно, наметить и второй вариант преодоления Днепра в районе Киева на случай неудачи наступления с букринского плацдарма. Но ни Генеральный штаб, ни командование фронта [Ватутин] своевременно этого, к сожалению, не сделали. […]
Тщательно проанализировав [после провала высадки воздушного десанта] сложившуюся обстановку, мы в Генеральном штабе сошлись на том, что наступление с букринского плацдарма вряд ли может рассчитывать на успех. Внезапность была утрачена. Неприятельское сопротивление возросло. Местность здесь крайне неудобна для действий танков.
25 сентября Г.К. Жуков тоже докладывал И.В. Сталину о трудностях наступления с букринского плацдарма, об остром недостатке боеприпасов и высказал мнение о необходимости захвата нового плацдарма. Его точка зрения целиком совпала с мнением Генштаба. Верховный Главнокомандующий не стал опровергать наших доводов, но
„ – Еще не пробовали наступать как следует, а уже отказываетесь. Нужно осуществлять прорыв с имеющегося плацдарма. Неизвестно пока, сможет ли фронт создать новый“» [622] .
После каждой неудачи вырваться на простор с Букринского плацдарма Жуков возвращался к той же теме: надо найти что-то другое. Сталин смеялся над отсутствием у него упорства и настойчивости – дальше некуда! Он противопоставлял его неудачам успехи Конева, создавшего обширный плацдарм вокруг Кременчуга. Жуков не сдавался. Атаки продолжались, потому что так приказал Верховный. Ватутин предпринял новую попытку 27 сентября, а потом вновь и вновь, ежедневно, с 11 по 15 октября. Но, как и говорил Жуков, сказывалась нехватка боеприпасов, и успехи, несмотря на ожесточенные рукопашные схватки, были мизерными: 500 метров здесь, 750 там… 16-го позвонил Сталин: передохните, подтяните артиллерию, боеприпасы, понтоны и… атакуйте вновь. Чтобы поддержать напряжение, он начал кампанию в прессе. «Правда» 17 октября писала: «Киев стоит перед глазами отважных бойцов. Киев стоит перед глазами всего нашего народа. Первая столица Украины, она ждет в огне и дыму того торжественного часа, когда Красная Армия, изгнав немцев, вернет ему святые права и всенародный почет. С высот правого берега Днепра открывается простор Правобережной Украины. Вся она и с ней родная Западная Украина ожидают своего часа». 21, 22, 23 октября Ватутин предпринял новые атаки. Никакого результата. Потребовались целый месяц и потеря 15 000 человек, чтобы отвоевать плацдарм 10 на 14 км, с которого невозможно двинуться вперед. Сталин кипел от бешенства. Он хотел объявить об освобождении Киева к 26-й годовщине Октябрьской революции.
622
Штеменко С.М. Указ. соч. С. 144.
Мы уже многократно убеждались в упрямстве Жукова. Он без колебаний приказывал атаковать столько раз, сколько ему казалось необходимым для достижения успеха. После Сталинграда он изменился. Его упрямство больше не проявлялось. Но изменилась и Красная армия. Она стала мобильнее. Ее огневая мощь возросла многократно. Ее авиация сражалась с люфтваффе на равных и все чаще брала верх. Командующие армиями, корпусами, дивизиями набрались опыта. Применяемые тактические решения стали гибче и разнообразнее. Короче, появился широкий выбор возможных действий, и лобовые атаки в одну точку уже не были необходимы.
Итак, Жуков искал выход из букринского тупика. 27 сентября он попросил у Сталина разрешение координировать действия не фронтов Ватутина и Конева, а Рокоссовского, занимавшего позиции севернее Киева, и Ватутина. Это уже было признаком поисков другого решения, при котором главным должен был стать район к северу от Киева. В конце сентября – начале октября 38-я армия создала в Лютеже, в 20 км к северу от Киева, плацдарм в 15 км в ширину и 10 в глубину. Кажется, идея взятия Киева с севера принадлежит Ватутину. Жуков немедленно предложил ему развить ее. 8 октября Ватутин представил свой план Ставке. Антонов сразу же увидел выгоду такого решения, и именно он, по свидетельству Жукова, посоветовал Сталину сменить направление удара на Киев с юга на север, от Букрина, на направление с севера на юг, от Лютежа. 23 октября Сталин согласился на это изменение. Не тратя время на разговоры об ответственности за букринскую ошибку, он объяснил Жукову, что немцы могут суметь укрепить Восточный вал – оборонительную систему по Днепру – и тем самым разрушат советские стратегические планы на 1943–1944 годы. Сталин боялся, что англо-американцы высадятся во Франции или выберутся из итальянской трясины, в то время как он будет топтаться перед днепровским барьером. 24-го Антонов направил Жукову и Ватутину план, наконец подписанный Верховным главнокомандующим.
Киев – образцовая операция
Теперь все зависело от исполнения. Ватутин мог положиться на пристрастие к маскировке, характерное для Жукова. Тот следил за всеми деталями невероятно сложной операции. План был не только дерзким по замыслу, но и на его реализацию отводились крайне сжатые сроки. Штурм Киева был назначен на 2 ноября, а отвод войск с Букринского плацдарма начался только 24 октября вечером. То есть всего девять дней отводилось на то, чтобы незаметно убрать с Букринского плацдарма 3-ю танковую армию Рыбалко и 6 стрелковых дивизий, подвезти 50 000 тонн боеприпасов и горючего, а также 2000 орудий и минометов. И все это под немецким огнем, через две широких реки: Днепр и Десну. На Букринский плацдарм дополнительно направили 5000 тонн боеприпасов, изготовили 500 деревянных макетов танков и пушек, чтобы ввести противника в заблуждение, и подготовили отвлекающую атаку, которая должна была убедить Манштейна в том, что русские все еще пытаются наступать с этого плацдарма. Переброска войск и техники по ночам, ложный радиообмен и макеты частично обманули немцев. Те выявили передвижения советских войск вне Букринского плацдарма, но не смогли определить их направление. С 25 по 27 октября, по ночам или под прикрытием густой дымовой завесы, 3-я танковая армия была выведена с Букрина. С погашенными огнями, под проливным дождем, она 29-го вошла в леса на берегу Десны, ночью преодолела эту широкую реку, была переброшена по спешно наведенным понтонам на Любежский плацдарм и затаилась.
Жуков был там. Ночью он стоял возле понтонного моста, по которому ехали танки и грузовики. Солдаты узнавали его коренастую фигуру в блестящем от дождя кожаном пальто и в надвинутой фуражке, его вскинутый подбородок, его взгляд, обычно суровый. Приказ соблюдать тишину не позволял крикнуть «Слава Жукову!», но его популярность в войсках, где он бывал часто, уже тогда была огромной. Как и простые солдаты, он возил с собой фотографию дочерей, на которую часто смотрел. Его письма похожи на письма многих тысяч фронтовиков, которыми он командовал; в них бытовые мелочи смешивались с военными новостями. Вот два его письма жене, написанные в октябре 1943 года. От 5 октября: «Здравствуй, Шурик. Шлю тебе привет и крепко
623
Александров И. Указ. соч. Т. 1. С. 56–57.
3 ноября 1943 года, в 8 часов, в небо взмыла красная ракета. Предрассветный сумрак на всю ширину Лютежского плацдарма разорвали вспышки тысяч орудий. 7-й артиллерийский корпус прорыва начал артподготовку невиданной до того силы. Жуков распорядился создать на участках прорыва фантастическую плотность орудий: от 344 до 415 стволов на километр! Две немецкие дивизии были полностью уничтожены. Затем, под прикрытием дымовой завесы, 38-я армия начала наступление на Киев. В рядах наступающих была 1-я чехословацкая отдельная бригада под командованием Людвика Свободы. Сталин приказал Ватутину максимально беречь ее, поскольку видел в этих 3000 человек зародыш будущей «чехословацкой народной армии». 4 ноября Ватутин ввел в прорыв 3-ю танковую армию Рыбалко. После ожесточенных боев танки преодолели 40 км и овладели железнодорожным узлом Фастов. Киев был освобожден 6 ноября, накануне назначенного Сталиным срока. В тот же день Жуков в сопровождении Хрущева приехал в украинскую столицу. Советские войска продолжали развивать успех. 11-го советский плацдарм на западном берегу Днепра расширился и достиг 110 км в ширину. Жуков оставался рядом с Ватутиным до 3 декабря, помогал ему организовывать отражение танковых контратак немцев, следовавших одна за другой вплоть до 22 декабря. Красная армия теряла танки, немного отступила, но было достигнуто главное: немцы больше не могли надеяться создать долгосрочную оборону по Днепру.
С 4 по 12 декабря Жуков находился в Москве, то в Ставке, то в Генштабе, где проводил долгие совещания с Антоновым и Штеменко, слаженно работавшими в паре. Он и Василевский неоднократно приглашались Сталиным на ужин в Кремль. Главной темой совещаний и разговоров с Верховным была разработка планов наступления на зиму 1943/44 года. Как и в прошлом году, вождь заявил о намерении наступать по всему фронту, от Ленинграда до Крыма. Но, как и в прошлом году, главные боевые действия первого полугодия 1944 года развернутся на Украине. Сталин поставил задачу: полностью освободить эту республику и Крым, выйти на южную границу СССР и быть готовыми в июне вступить на Балканы. 10 или 11 декабря, когда оба маршала обедали на квартире Верховного, Жуков вновь поднял вопрос о желательности проведения более сложных в организационном плане операций. К огромному его удивлению, Сталин ответил: «Теперь мы стали сильнее, наши войска опытнее. Теперь мы не только можем, но и должны проводить операции на окружение немецких войск» [624] . Похоже, Сталин наконец поверил и в возросшие возможности своей армии, и в окончательное ослабление противника. Орел, Харьков, Смоленск, Киев были освобождены, а Гитлер никак на это не реагировал.
624
Жуков Г.К. Указ. соч. 1-е изд. С. 524.
Начать 1944 год следовало с окончательного изгнания противника с берегов Днепра. Для этого намечались две операции: Житомирско-Бердичевская, которую должен был проводить 1-й Украинский фронт Ватутина, и Кировоградская, доверенная 2-му Украинскому фронта Конева. Относительно целей более крупной из двух, Житомирско-Бердичевской, имеются серьезные расхождения между воспоминаниями Жукова и Василевского.
По версии Жукова, «предусматривалось разгромить противника в районе Брусилова и выйти на рубеж Любар-Винница – Липовая» [625] . То есть целью операции будто бы являлось достичь рубежа длиной 120 км, словно подвешенного в воздухе, назначение которого было трудно понять. Василевский в своих мемуарах [626] более конкретен. Цель Житомирско-Бердичевской операции была гораздо значительнее, чем дает понять Жуков. По замыслу Генштаба, она должна была стать правой клешней (а левой стали бы войска фронта Конева) в масштабном наступлении, в результате которого оба фронта должны были продвинуться вперед на 200 км на юго-запад и юг и встретиться в Христиновке (в 20 км западнее Умани), заключив в огромные клещи VIII армию и часть IV танковой армий, общей численностью 450 000 человек: полтора Сталинграда! По нашему предположению, Жуков не говорит об истинной цели наступления Ватутина, потому что хочет скрыть частичную неудачу Житомирско-Бердичевской и Кировоградской операций, контроль за проведением которых был поручен ему. Тем не менее из этой двойной полунеудачи родится тяжелое поражение немцев под Корсунью в феврале 1944 года. Этот успех даст Сталину основание присвоить звание маршала Ивану Коневу, который казался ему идеальным противовесом Жукову.
625
Там же. С. 526.
626
Василевский А. Указ. соч. С. 344–345.