Жуков. Портрет на фоне эпохи
Шрифт:
7 июня Гарри Гопкинс, специальный советник Рузвельта, оставшийся на службе у Трумэна, проездом из Москвы сделал остановку в Берлине и вместе с супругой нанес визит Жукову. Он сообщил маршалу, что договорился со Сталиным и Черчиллем о проведении большой конференции союзников, которая должна состояться в бывшей столице рейха (чуть позже Жуков порекомендует для этой цели Потсдам, где лучше условия для размещения высоких гостей). Можно с большой вероятностью предположить, что, несмотря на присутствие вездесущего Вышинского, на него произвела сильное впечатление двухчасовая беседа с одним из наиболее высокопоставленных дипломатов Запада. В 1966 году, в интервью Светлишину, он признается, что именно в тот день «понял я, сколь сложнейшее дело дипломатия» [722] . Похоже, встреча Гопкинса с Жуковым не имела иной цели, кроме удовлетворения любопытства дипломата к полководцу, которому в американской прессе уже начали прочить политическую карьеру.
722
Александров
Через несколько часов Жукову пришлось участвовать в новом для него мероприятии – пресс-конференции для иностранных журналистов, состоявшейся на его вилле на берегу озера Ванзе. Вел он себя на ней на удивление непринужденно. Рядом с ним, разумеется, сидел Вышинский. Александр Верт, московский корреспондент «Санди таймс», задал ему вопрос: «Как оценивает маршал заявления немцев о том, что он научился военному искусству у немецкой армии, переняв ее опыт?» Ответ: «Пусть немцы говорят, что хотят. Я всегда изучал военную историю, стратегию и тактику ведения боевых операций, но я всегда считал и считаю, что наша русская оперативная тактика стояла и стоит неизмеримо выше немецкой военной тактики. Современная война неопровержимо доказала это». Руку поднял некий Паркер: «Принимал ли маршал Сталин повседневное участие в тех боевых операциях, которыми руководил Жуков?» Жуков: «Маршал Сталин лично руководил всеми участками борьбы Красной Армии против немецкой армии, в том числе он детально руководил и теми боевыми операциями, которые мною проводились».
10 июня Жуков издал приказ № 2 о «сплочении и активизации прогрессивных сил немецкого народа в советской зоне оккупации». Он много раз встречался с лидерами Германской компартии, вернувшимися из московской эмиграции: Ульбрихтом, Пиком, Гротеволем, с которыми подписывал декларации о намерениях… не имевшие практического значения. Жуков увяз в хаосе политических и административных дел, усугублявшемся некомпетентностью, воровством и коррупцией на самых высоких уровнях. На восточную зону Германии обрушился поток делегаций и комиссий из Москвы, действовавших независимо от маршала, нередко мешая друг другу. Жуков командовал Группой советских оккупационных войск в Германии, насчитывавшей 300 000 человек. Его резиденция располагалась в Потсдаме, его начальником штаба был Соколовский. Но организацию самоуправления немцев курировал представитель МВД генерал Серов, чья штаб-квартира расположилась в Карлсхорсте, и Жуков не мог отказаться подписывать представляемые им документы. Также Жуков возглавлял Советскую военную администрацию в Германии (СВАГ), отличную от Группы оккупационных войск в Германии. Фактически, 20 000 человек, служивших в ней, тоже были ему неподконтрольны, не говоря уже о 20 000 сотрудников и военнослужащих МВД и МГБ, в также военной контрразведки Смерш, подчиняющихся напрямую Москве.
В 1970–1980 годах «кремленологи», в частности Габриэль Ра’анан [723] , пытались противопоставить группу Маленков – Берия – Жуков, отстаивавшую идею создания единой нейтральной Германии, «ленинградской группе», возглавлявшейся Ждановым и желавшей создать восточногерманское социалистическое государство. Сегодня эти построения отвергнуты, как не имеющие подтверждения. Сейчас общепринято мнение, что у Сталина не было четкого видения будущего Германии и что его действия были, главным образом, реакцией на западные инициативы. Как бы то ни было, в этой сложной игре Жуков не был важной фигурой. Его власть в Германии была много меньше, чем власть его американского коллеги Люциуса Клэя. Все решения принимались в Москве руководящей «пятеркой»: Сталин, Молотов, Микоян, Берия и Маленков, которая в декабре 1945 года, после возвышения Жданова, превратится в «шестерку».
723
Ra’anan G.D. International Policy Formation in the USSR. Factional «Debates» During the Zhdanovshchnina. Archon, 1984.
15 сентября 1945 года Константин Коваль, сотрудник советской администрации, встретился с Жуковым, чтобы поговорить с ним об экономическом управлении зоной. В своих мемуарах он утверждал, что советские специалисты выглядели весьма бледно на фоне западных экспертов. После очень трудного заседания он попросил Жукова о разговоре наедине. Тот принял его сразу, велел принести две чашки чая и включил радио. Показав на стены, он напомнил о постоянной прослушке: «Поговорим наедине, как ты просил, а третий пускай, если хочет, слушает музыку» [724] . Коваль пожаловался на хаотическое управление Вышинского. Жуков, ухватившись за повод, ответил ему: «А чего ты ждешь от Вышинского, этого кровавого прокурора, который узаконил коллективную ответственность, кто объявил, что сын отвечает за отца, отец за сына, брат за брата… А в результате он отправил на тот свет сотни невиновных людей» [725] . Жуков, теоретически отвечавший и за экономические вопросы, мог лишь предложить Ковалю вместе с ним слетать в Москву и обсудить необходимые реформы напрямую с Молотовым и Микояном.
724
Коваль К.И. Последний свидетель. «Германская карта» в холодной войне. М.: РОССПЭН, 1997. С. 142.
725
Там же. С. 144.
Во второй половине дня 10 июня Жуков отправился во Франкфурт-на-Майне, в штаб американских войск, чтобы вручить Эйзенхауэру и Монтгомери орден Победы. Американский главнокомандующий удивился, увидев, что Жукова окружают пять «телохранителей» с каменными лицами. Спросив, куда посадить этих людей, Айк (прозвище Эйзенхауэра. – Пер.) услышал от маршала: «Да куда хотите. Я их взял с собой, потому что мне так велели». Спаатс, который, как и Паттон, настроен откровенно враждебно по отношению к советским, устроил грандиозный воздушный парад, призванный произвести на Жукова впечатление. А вот между Эйзенхауэром и Жуковым возникла взаимная симпатия. Между ними установились уважительные и сердечные отношения, притом что, разумеется, ни тот ни другой не собирались при этом поступаться интересами или престижем своей страны. Затем в честь Жукова и сопровождавших его офицеров устроили особые празднества, о которых рассказывает Монтгомери: «Во время обеда американцы показали красочное кабаре-шоу с плавной музыкой и сложным танцем, исполняемым негритянками, обнаженными выше пояса. Русские никогда не видели и не слышали ни о чем подобном, и у них глаза на лоб полезли» [726] . Через несколько дней, перед развалинами Рейхстага, Монтгомери повесил на шею Жукову крест кавалера ордена Бани. Но все эти награды, все эти новые дипломатические, политические и управленческие обязанности, какое бы удовольствие они ни доставляли Жукову, были ничто в сравнении с тем, что готовил ему Сталин.
726
Memoires du marechal Montgomery, vicomte d’Alamein, K. G. Paris: Plon, 1958. P. 367.
Парад Победы. Жуков на белом коне
18 или 19 июня Сталин вызвал Жукова на свою ближнюю дачу и неожиданно объявил, что выбрал его, чтобы принимать военный парад, который он задумал и готовит на протяжении целого месяца [727] .
«Спасибо за такую честь, но не лучше ли парад принимать вам? Вы Верховный Главнокомандующий, по праву и обязанности следует вам принимать парад.
И.В. Сталин сказал:
– Я уже стар принимать парады. Принимайте вы, вы помоложе» [728] .
727
Константин Коваль утверждает, что 15 мая Жуков публично заявил, что знает, что будет принимать Парад Победы. Учитывая дату, он не мог услышать это известие лично от Сталина при их разговоре наедине, как сам маршал пишет в своих «Воспоминаниях». Жуков в который раз приукрасил историю, чтобы читатели думали, будто его личные встречи со Сталиным были более частыми и более доверительными, чем было на самом деле. Свидетельство Рокоссовского противоречит свидетельству Коваля, за исключением одного пункта: Сталин будто бы не рассматривал роль принимающего парад как личный подарок Жукову с целью отличить его.
728
Жуков Г.К. Указ. соч. 1-е изд.
Продолжение разговора было вырезано цензурой из первого издания. Вот что написал Жуков:
«Прощаясь, он [Сталин] заметил, как мне показалось, не без намека:
– Советую принимать парад на белом коне, которого вам покажет Буденный…
На другой день я поехал на Центральный аэродром посмотреть, как идет тренировка к параду. Там встретил сына Сталина Василия. Он отозвал меня в сторону и рассказал любопытную историю:
– Говорю вам под большим секретом. Отец сам готовился принимать Парад Победы. Но случился казус. Третьего дня во время езды от неумелого употребления шпор конь понес отца по манежу. Отец, ухватившись за гриву, пытался удержаться в седле, но не сумел и упал. При падении ушиб себе плечо и голову, а когда встал – плюнул и сказал: „Пусть принимает парад Жуков, он старый кавалерист“.
– А на какой лошади отец тренировался? – спросил я Василия.
– На белом арабском коне, на котором он рекомендовал вам принимать парад. Только прошу об этом никому не говорить, – снова повторил Василий» [729] .
Рокоссовский приводит другую версию:
«Когда вся подготовительная работа была проведена, созвали совещание, на которое пригласили командующих фронтами, был доложен ритуал парада. Остался открытым один вопрос: кто будет принимать Парад Победы и кто будет им командовать?
729
Жуков Г.К. Указ. соч. 10-е изд. Т. 3. С. 305–306. (Фрагмент, вырезанный цензурой из ранних изданий.)
Один за другим выступали маршалы и единодушно предлагали:
– Парад Победы должен принимать товарищ Сталин.
Сталин, по своему обыкновению, ходил по кабинету, слушал выступающих, хмурился. Подошел к столу.
– Принимающий Парад Победы должен выехать на Красную площадь на коне. А я стар, чтобы на коне ездить.
Мы все горячо стали возражать.
– Почему обязательно на коне? Президент США Рузвельт – тоже верховный главнокомандующий, а на машине парады принимал.