Журавли покидают гнезда
Шрифт:
Гирсу, опершись лбом в крепко сжатые кулаки, зарыдал, свирепо выкрикивая слова проклятия.
Построившись в ряд, отряд ждал команды. Но Ир медлил. Он глядел в сторону обрыва, где над самой пропастью стояли двое. Вот один из них подошел к другому, что-то сказал, потом, постояв, поднял с земли винтовку и побрел от него сперва нерешительными, затем все более уверенными шагами. Он шел к отряду. Это был Гирсу.
Часть вторая
В ПУТИ
Глава
В ПУТИ
Пожалуй, ни один здешний зверь не знал так хорошо местных троп, как Ир. Не одну сотню километров облазил он по таежным склонам и ущельям в поисках того единственного места, где можно было благополучно провести людей.
Но теперь, когда корабли плотно перекрыли все переходы на посьетском участке, а отряды карателей засели в щели Мончугайской заставы и рыщут по устью реки Амноккан, да еще разнюхали и водный путь в Россию вдоль побережья Восточного моря, тщательно осматривая все без исключения шхуны и мелкие джонки, нужно быть предельно осторожными. Решили не рисковать.
Новый путь оказался тяжелым. Он проходил через крутые холмы и непролазные дебри, через гребни труднодоступных хребтов, тянулся тропкой по теснине каменных скал над пропастями, спускался в ущелья и уходил под выступы нависших глыб в темень узких тоннелей. Ир шел уверенно, находя в потемках среди множества одинаковых троп нужную. Казалось, сама природа помогала ему, подсказывала. Искривленный ствол сосны, трещина в камне, оголившийся корень, груда костей животных — все они что-то говорили ему.
Не ведая усталости, придерживая на плече узел, он шел впереди. Изредка останавливался, чтобы приглядеться к местности и подбодрить уставших. Привалы делали не часто. Но и они были в тягость Юсэку, которого, по молодости, гоняли то за водой, то за хворостом. Заставляли дежурить, когда другие дремали. Все эти люди казались Юсэку одинаково скучными, потому что вели нескончаемые разговоры про революцию. Но не это заставило бывшего рикшу вспомнить родную лачугу. Юсэк глубоко засомневался в успехе своего дела. Даже найдя золото, они вдвоем с Эсуги не смогли бы выбраться из этих лесов и гор, с хищным зверьем и отрядами карателей, которые, как он сам убедился, не щадят никого. За эти дни Юсэк успел ближе познакомиться с людьми, узнал, зачем они идут в Россию. Однако недоумевал, что многие мужчины, оставив семьи, шли по этим опасным тропам на чужую землю. Шли, чтобы, возможно, погибнуть вдали от родины в чужой войне. И уж совсем казались непонятными Бонсек и его друзья, которые, едва освободившись из крепости, снова взялись за старое. И вообще нужно ли воевать и убивать друг друга, чтобы обрести счастье? Вот золото — золото мгновенно осчастливит и его, и отца, и всех этих людей.
В отличие от Юсэка, не всегда умевшего скрыть свою хандру, Эсуги держалась мужественно. Она понимала, что и без того обременяет этих людей, которым самим нелегко давался каждый шаг пути. И, возможно, поэтому не жаловалась на усталость и старалась как-то услужить им: готовила на привалах обеды, стирала. И только по ночам тайком растирала отекшие ноги. И люди, в свою очередь, тоже проявляли к ней отеческую заботу, жалели и дарили теплую одежду. А Ир однажды преподнес ей туфли, купленные для Синдо. Обувь была красивой и впору, но Эсуги берегла туфли, чтобы нарядиться в них там, в России, и продолжала ходить в старых, разодранных тапочках из грубой парусины. Особую заботу к девушке проявлял Бонсек: сооружал для нее постель из соломы, угощал кедровыми орехами и ягодами или рассказывал подолгу смешные истории, связанные с матерью Синай. Он тоже нравился ей своей храбростью, общительностью.
Юсэк ревновал ее, но не выказывал своих чувств. Только по-прежнему оставался грустным. Его великая мечта — золотой слиток — день ото дня таяла, растворялась, подобно здешнему туману. Он, Юсэк, останется в глазах Эсуги все тем же оборванцем, от которого она однажды ушла. И не потому ли из глаз ее не уходит печаль, когда она смотрит на него. В самом деле, за что его любить, почему она должна терпеть все эти лишения? Кто он есть? Ничтожный, жалкий рикша, жених, обутый в тетушкины башмаки. И прав был маклер, когда выставил его за дверь!.. Ему постоянно казалось, что он отнял у Эсуги счастье, уведя ее из дома богача.
Заметив его состояние, Бонсек однажды сказал ему: «Земляк, выбрось из головы свои мечты о кладе. Раскрой пошире глаза — и ты увидишь, что богатство уже в твоих руках. Потеряешь его — обеднеешь совсем».
Эти слова глубоко запали в сердце бывшего рикши. Как удержать, не потерять Эсуги? Но что другое может осчастливить ее, если не золото?
Уже минуло много дней похода. Остались позади массивы знакомых горных хребтов с заснеженными гребнями, откуда сползают в родную долину бурные потоки ледяных ручьев. Позади — неведомые земли северных провинций, и вот наконец они вышли к широкой и многоводной реке Туманган, на противоположном берегу которой лежала земля маньчжуров. По величавой глади тянулись вниз по течению шхуны. А навстречу, рыхля воду, захлебываясь, ползли вверх буксирные катера.
Бонсек с Мансиком ушли на поиски переправы и не возвращались. Заметно смеркалось. С реки потянуло холодом. К берегу надвигался густой туман. Волнение перерастало в тревогу. Ир и Гирсу отправились на поиски товарищей. После их ухода покинули берег и трое мужчин. Оставшись наедине с Эсуги, Юсэк вдруг ощутил страх. Такой сильный, что чуть было не кинулся догонять ушедших.
— Тебе разве не страшно? — обратился он к Эсуги, удивляясь ее спокойствию.
— Что тебя пугает? — спросила в свою очередь Эсуги.
— А если они не вернутся? Если их тоже японцы… Тогда что?..
— Не будем пока думать об этом, — голос ее показался Юсэку холодным и равнодушным.
— А не лучше ли нам вернуться? — спросил он ее не без умысла.
— Зачем? Кто обрадуется моему возвращению?
— Кто-то, возможно, и обрадуется… — усмехнулся Юсэк. — Зачем я тебе такой нужен? Нельзя меня любить. Я бедный, к тому же — робкий. Бонсек бедный, но храбрый. А маклер богатый…
— Для чего ты говоришь все это?
— Завидно.
— Родной мой, ты нужен мне такой, какой есть, — сказала Эсуги, прижавшись к нему. — Это говорю не я — говорит мое сердце. Ты слышишь? — Она взяла его руку, приложила к груди. — Оно ожило от любви.
Юсэку показалось, что он и вправду слышит могучий голос сердца, осуждающий его за сомнения и слабость духа.
На северо-востоке Маньчжурии в конце лета погода капризная, нередко дуют сырые, смешанные со снегом ветры. Высохшие за лето болота заполняются дождями, раскисает земля, оживают обросшие тиной трясины. Пока погода баловала, поэтому Ир спешил: редкими стали привалы, коротким сон.