Журавли покидают гнезда
Шрифт:
Смеркалось. Избы теперь как близнецы походили друг на друга. Только одна из них была немного больше, и возле нее стояла высокая скирда сена. Игнат подкрался к плетню, пролез в дыру и быстро стал набивать мешок сеном. От малейшего шороха он сжимался в ком и опять принимался за дело. Набрав полмешка, он ползком добрался до плетня, перекинул мешок, а сам выбрался через дыру. И тут почувствовал сильную боль в локте. Потрогал — кровь. Вгорячах напоролся на разбитое стекло. Но мешкать некогда — могут заметить. Взвалив мешок, пошел быстро, без оглядки. Подкашивались ноги, в глазах рябило.
— Тише ты, — прошептал Игнат, высыпая перед ним сено. — Я тебе еще завтра принесу. — И, довольный, он опустился на землю.
В эту ночь Мартынов опять не пришел. Игнат заснул, сидя за большим столом. И приснился ему сон: по сочной траве широкого луга мчится он на своем Сером. А навстречу ему скачут всадники. У них сверкают глаза, в руках — кнуты. Они хватают за уздечку Серого. Конь мечется, не поддается. Они бьют его кнутом. Игнат падает. Серый ржет, зовет на помощь. Игнат выхватывает наган из-за пояса и стреляет — бах! бах! Все мигом разбегаются… И тут Игнат проснулся. Возле него стоит дядя Петро.
— Петухи горло дерут, аж охрипли, — говорит он улыбаясь, — а Игната никак добудиться не могут.
Еще не придя в себя, мальчик испуганно огляделся:
— А где Серый? Они забрали его?
— В конюшне, — сказал Мартынов, догадываясь о сне Игната. — И сено дали твоему ученому.
Мартынов выложил из кармана тужурки куски сахара и сухарики.
— Это тебе тетя Синдо прислала. — Вдруг он заметил запекшуюся на рубашке кровь: — Э-э, постой, постой, что это? — он задрал рукав рубашки. — Кто ж тебя так ранил, боец?
— Упал, — соврал Игнат.
— У тебя и рожа как у той хрюшки. — Сердито поглядев на него, Мартынов поднялся, смочив полотенце, вытер на локте спекшуюся кровь. — Ну, теперь сам скажи: что тебе положено?
— Самое малое — два дня ареста, — сказал Игнат, надувшись.
— А не мало будет?
— Достаточно. А на двор можно выходить?
— Положено, как любому арестанту, — ответил рассерженный Мартынов.
Игнат заметно приуныл. Эти два дня он не сможет носить своему другу сено, навещать Эсуги. А ей сейчас очень трудно. Что она подумает о нем? Не дело оставлять ее одну в беде, да что поделаешь? Арестован… Он отошел к окну, поглядел на большую избу, на скирду и только вздохнул.
А Мартынов, звеня шпорами, вышагивал перед ним взад и вперед, о чем-то думая. Потом рухнул на кровать и вскоре задремал. Игнату стало совсем плохо, ведь Мартынов уснул, не помирившись с ним.
Когда Мартынов проснулся — мальчик тут же признался ему, потупясь:
— Папа Петро, я тебе наврал.
— Что ты? Что ты? Игнат? — встревожился Мартынов, вскакивая с постели и опускаясь к нему на корточки.
— Я не упал, а порезался, когда в соседний огород за сеном лез.
— Ну, знаешь, это уже чересчур! — взорвался Мартынов. — Это, брат, есть грабеж! А за него, брат, домашним арестом не отделаешься. Осрамил ты, солдат, своего командира. Что теперь скажут хуторяне? Красные грабят бедных крестьян и кормят своих лошадей!
— Никто же не видел, — попытался оправдаться Игнат, чтобы утешить Мартынова.
— Не видел, говоришь! — еще больше возмутился Мартынов. — Вот и плохо, что не видели. Попался бы — без ушей ходил. — Внезапно успокоившись, он добавил: — Подумай, брат, что хозяину скажешь. Посмотрим, как он с тобой поступит.
— Простит, — заверил Игнат. — Коня голодного ведь жалко…
— Мы тоже не очень сыты, — сказал Мартынов, — так неужто и нам всем отрядом идти воровать? Нет, брат, это не оправдание.
Мартынов усадил мальчика рядом с собой, сунул ему под нос сухарик с сахаром. Тот поднял на него мокрые глаза и, увидев добрую улыбку, успокоился.
Выпив кружку холодной воды, Мартынов ушел. А немного спустя Игнат вошел во двор большой избы, чтобы вымолить у хозяина прощения. И вышел оттуда веселый, с краюхой еще теплого печеного хлеба. Неожиданно возле своей избы, за плетнем, он увидел Юсэка! Подбежав к нему, Игнат крепко вцепился в его руку, хотя тот и не собирался бежать.
— Где ты пропадал? — закричал Игнат, радуясь и сердясь. — Тебя весь отряд ищет! А Эсуги думает, что тебя убили. — Он потянул его на улицу: — Идем скорей к ней! Она теперь у тети Синдо живет! — Он вдруг замолк, вспомнив о своем домашнем аресте.
— Передай ей, что я скоро вернусь, — сказал Юсэк, озираясь по сторонам.
— Ты опять уходишь? Нет, я не отпущу! — попытался удержать его Игнат. — Тебе разве не жалко Эсуги? Она всё время плачет, а ты…
— Не могу остаться, понимаешь. Я должен…
— Опять к белым пойдешь? — навострился Игнат.
— Я никогда не был у них.
— А где пропадал?
— В лесу.
— Тебе, что ли, стыдно остаться? Или боишься? — спросил Игнат. — Мартынов добрый, он сразу простит. Только извинись. Он меня тоже не раз прощал.
— Не боюсь я ничего. Что заслужил, то и получу, — сказал Юсэк.
— Ты бы лучше Чангера выручил. Его Хагу поймал и увел к себе. Он тебя послушается. Ты ведь его спас.
Юсэк почувствовал, как у него что-то оборвалось внутри и резкой болью сдавило дыхание. Случилась новая беда. И в ней повинен опять же он, Юсэк. Из-за его проклятой жалости ждет своей страшной участи Чангер! Может быть, права Синдо, что так непримирима к врагам, даже к родному брату?..
— Я пойду к нему, — сказал Юсэк, вырывая свою руку из цепких мальчишеских пальцев. — Скажу ему все, что о нем думаю! Я хочу видеть, как он посмотрит мне в глаза! — Он кинулся бежать через огород, крикнув Игнату: — Не вздумай выболтать о нашей встрече Мартынову!
— Постой! — спохватился Игнат, догоняя Юсэка и протягивая ему краюху хлеба: — Возьми. А Эсуги можно сказать?
— Нет, и ей не говори ничего. А то она бросится меня искать. Я скоро вернусь, — сказал Юсэк и, взяв хлеб, пошел от него уверенным шагом через огороды к лесу.
А Игнат, несмотря на запрет и домашний арест, тут же побежал к Эсуги, чтобы порадовать сообщением о Юсэке.
Часть четвертая
ПРОЗРЕНИЕ