Журавли покидают гнезда
Шрифт:
— Конечно, нет.
— А вдруг сжалится? Может так быть?
— Он не ты. Моли бога, чтобы просто расстрелял.
Юсэк с испугом поглядел на Чангера.
— Не горюй, Юсэк. Помирать, братишка, тоже надо уметь. Вот, к примеру, — русские, идут на смерть даже с песней. Как здесь говорят: с музыкой. Может, и мы так же, как они? А? — И он громко затянул песню.
Из изб выбрались два старика, показались Христина и Хагу. Больше никого здесь уже не было, разбежались после недавнего поражения.
— Никак поют? —
— Поют, — ответил другой.
— Окоченели, поди, да и голодные, от этого, наверное, и запели, — Христина с укором посмотрела на Хагу.
Тот не слышал ее — был чем-то сильно удручен. Пленники его явно не волновали. Он стоял неподвижно, не отводя глаз от сарая, и, только когда голоса утихли, разрешил Христине отнести парням что-нибудь поесть.
Хозяйка тотчас же кинулась на кухню и вскоре вышла с корзиной. Дверь сарая ей помог открыть старик. Войдя, она поставила корзину подле притихших парней и, выложив на солому хлеб, сало и картошку, сказала, стараясь быть веселой:
— Ешьте, сыночки. Хозяин смилостивился. Видать, песня ваша его за душу тронула.
Чангер не набросился на еду, хотя был очень голоден. Он глядел на женщину, которую узнал сразу же, как только она вошла в сарай.
— Тетя Христина? — удивился он. — Вы не узнаете меня?
Женщина, приглядевшись к Чангеру, испугалась.
— И верно, как это я тебя не признала сразу? Ты сын Чунсеба. Тебя и признать-то нельзя: так уделали…
— А Колька где? Он с вами?
— Нету его, — сказала женщина. — Убег он. Не захотел со мной мотаться.
— А дядя Прохор? Вернулся?
— Все там же, у генерала Семенова. Может, и убили.
— Вы-то пошто с этим Хагу мотаетесь? Жили бы на хуторе.
— Как бы это я нынче на хуторе осталась, ежели муженек у белых служит? Неужто не видишь, как они с нашим хозяином обошлись? Гоняются за ним, как за ценным зверьком.
Чангер усмехнулся.
— Охотятся за ним — это верно. Только он не ценный зверек, а волк-людоед. За то и хотят пристрелить.
Бросив испуганный взгляд на дверь, женщина привстала.
— Что ты мелешь! Перестань! — зашептала она, пятясь к двери.
— Вот видите, и вы его боитесь! А почему? Потому что он и есть волк! Погодите, он и до вас дотянется, если не уберетесь.
— А чего до меня добираться? Не враг я ему. Служу исправно, как и раньше. Куда денешься?.. Куда ни глянь — все одно: озверели люди.
— Вы, тетя Христина, как этот парень, приняли волка за ценного зверька и маетесь. Этому простительно — из Кореи он, а вы? Как вы-то до сих пор не распознали Хагу? Колька ваш угадал его сразу, потому и удрал. Ничего, дойдет и до вас, когда нас из петли вынимать будут.
Схватив корзину, женщина быстро пошла к двери, но вдруг остановилась и, озираясь, зашептала:
— Не вздумай и ему такое болтать. Не дразни ты его, он и так обозлен. Вы лучше поплачьтесь, тогда, может, смягчится и отпустит. На кой вы ему сдались? Иль враги какие, иль поперек горла засели, как эта комиссарша? Нет, не станет он об вас руки марать. Хагу только припугнет и отпустит. Кабы не так, не стал бы кормить.
— Ой, тетя Христина! — удивился Чангер. — Ничего-то вы не поняли? А у нас нет времени про все это объяснять. Об одном только прошу — поведайте нашим, мол, сожалели, что так случилось, и прощения у них просим. И что любим мы наших невест по-прежнему.
Христина хотела что-то ответить, но старик в дверях кликнул ее. Она еще раз посмотрела на них и медленно вышла. Звякнул засов, в сарае снова стало темно.
— Ты хорошо говоришь по-русски, — нарушив молчание, позавидовал Юсэк. — Учился, видать, долго?
— Нет, мало. Не пришлось больше, — скупо ответил Чангер.
— Почему?
— Бандиты школу спалили.
— Школу — зачем? — спросил Юсэк. — Чем она мешала?
— Им все мешает, что стало нашим. Юсэк понимающе кивнул. Потом спросил:
— Наверное, трудно научиться русскому языку?
— Нелегко.
— А как, например, будет по-русски сесан?
— Жизнь.
— Зижнь, — повторил Юсэк обрадованно.
— Жизнь, — поправил Чангер.
— Жизнь, жизнь, — зазубрил Юсэк. — А ты говорил — трудно. Получается ведь? А как будет саман?
— Смерть.
— Смерть, — повторил Юсэк и, хотя произнес правильно, не обрадовался, как прежде, только добавил: — Если бы она меня миновала, я стал бы жить совсем по-другому.
— Как, например? — справился Чангер. — С топором, что ли?
— Может быть.
— И на кого его поднимешь?
Юсэк задумался.
— Ну… на кого ты, на того и я.
— А рука опять не дрогнет, когда до дела дойдет?
— Не знаю. Не должно бы, — ответил Юсэк, разглядывая свои руки.
Юсэку очень хотелось верить в это. Он даже оживился. А Чангер, еще больше воодушевившись, продолжал громко:
— Держись тогда, Хагу! Держись, белая гадина!..
Внезапно раскрылась дверь — и в сарай в сопровождении двух стариков с винтовками вошел Хагу. Играя плетью, он приблизился к сидящим парням, оглядел одного, другого, спросил:
— Кто-то меня, кажется, позвал. Кто же из вас?
Парни молчали. Подойдя к Чангеру, Хагу краем свернутого вдвое кнута приподнял его голову за подбородок.
— Что язык прикусил? — спросил он спокойно. — Испугался, что ли? Ты позвал, я — пришел. Ты, кажется, что-то посулил? Так отведи же душу.
— Сами знаете, не могу это сделать, — сказал Чангер, смело глядя на него. — Другие вас достанут. Не к спеху, подождете.
— Долги нужно платить сразу, — недобро сверкнув глазами, произнес Хагу. — Тем более что жить тебе осталось не так-то уж много.