Журавли
Шрифт:
В церковь дак в церковь. В согласье я... А то мне дома голову отгрызли.
Григорий в гумне сошник к сохе прилаживал. Сурово выслушал Андрея, сказал:
– Дело.
Сели, закурили.
– Ты куда это собрался ехать?
– В лес, - сказал Андрей, - нехватка в дровах.
А меж тем младенец родился чуть жив и на другой день умер.
VIII
Хлопот, хлопот бабке Дарье. Взяла холст да полтинник серебряный, последний, пошла к попу. Отец Семен попробовал полтинник на зуб, пощупал
Ночь была темная, теплая, поля дышали.
Бабка слегла, Григорий стал пить, Татьяна поправляться.
На третий день вечером Андрей встретился с Настасьей в кооперативе: вдова селедки покупала, Андрей - табак.
Защемило сердце у Андрея. А вдова чоботами скрипит, красуется, грудь так и выпирает. Андрей домой. Вдогонку Настасъин ведьмин скрип:
– Чтой-то загордился, Андрей? Когда свадьба-то?
– А тебе на что?
– Ну как же, поди пригласишь. Ну что, сынка или дочку
бог дал Татьяне?
– Чего мелешь! Я не знаю... Только что из лесу приехал.
– А ты сходи... Смотри, задушат... Слышала я, грешница...
Ой, нехорошо слышала...
Андрей сопел, дико озирался и, весь похолодевший, плелся по дороге как во сне.
– Пойдем чай пить... Под селедочку, - масляно заглянула в его глаза Настасья.
Как за ведьмой, неотрывно, против воли шел за вдовой Андрей. Она что-то говорила, он не слушал, весь был там, у Татьяны: и хотелось сына, и не хотелось, а на душе тоскливо, скверно, как пред большой бедой.
И только после первых петухов, развеселившись крепким вдовьим самогоном, шел Андрей вдоль села, примурлыкивая песню.
– Стой. Надо постучать.
На стук выглянул в окно Григорий.
– Здравствуй, папаша предбудущий!.. Тесть. А где гражданская жена? Сказывают, ребенок у вас. Где ребенок?
– Нет никакого ребенка.
– В каком случае нет?
– покачиваясь, запыхтел Андрюха.
– Есть!.. Только посмейте задушить с бабкой, прямо в тюрьму... Зна-а-ю, брат!
Караульная тетка бросила бить в колотушку, притаилась во тьме, слушает.
– Иди, парень, проспись, - сказал Григорий и стал закрывать окно.
Андрей вцепился в раму, заорал:
– Тогда даю письменный отпор: не желаю! Вот как... в порядке дня. Раз задушили - к чертям! Венчайся сам на ней...
Когда подошел к своей избе, как огнем опахнула его вдова Настасья: в глаза, в лоб, в губы исступленно целовала его, шепча:
– Миленький... Цветик алый... Отказался... Сама слышала...
Ну, теперь по гроб мой будешь.
IX
Андрей перебрался на жительство к вдове. Татьяна погрустила недолго: не любит и не любил ее Андрей. Ну что ж. Есть и другие хорошие ребята на примете. Мало ли красноармейцев возвратилось:
Быстро стала Татьяна оправляться, расцветать. Налилась Татьяна ядреным крепким телом, и глаза стали такие, что не оторвешься. Эх, девка - красота!
Цвели зеленые луга, цвела Татьяна, а по задворью, по проулочкам, чрез грязь, чрез бабий слух, чрез старушечьи слюни катилась про Татьяну сплетня: придушила девка дите свое.
И вот пришла Татьяне гибель.
Птицы гнезда вьют, соловьи всю ночь в черемухе тюрлюкают, молодежь игры, плясы, хороводы водит. Этим летом особенно усердно женихались, свадеб будет много.
И Манька, и Палашка, и две Дуньки, двадцать девок на селе - все веселы, все пляшут, от парней отбою нет. Только Татьяна не пляшет, никто не берет ее. И сидит Татьяна одна как зачумленная. А вернется домой, неутешно плачет. Третья пьяная гулянка, - как отрезало: ни один парень не взглянул.
Пришла Татьяне гибель.
Бросила Татьяна на гулянки ходить, заперлась, сидит, волосы рвет, плачет. У Григорья, на дочь глядя, руки опускались и в сердце чернела кровь. Бабка Дарья с горя умерла.
– А в вековухах сидеть я не согласна, - как-то вечером всерьез сказала Татьяна отцу, всхлипнула и вышла вон.
Отец ужинать кончал. Ему эти слова как ножом по горлу.
Зашлось у Григорья сердце, выполз из-за стола и за дочкой следом. В сенцах тьма.
– Татьяна!
Тьма жутко закачалась, и возле раздался хрип.
– Ой!
– пискливым диким голосом вскричал Григорий.
– Господи Сусе!! затрясся, снял дочку с петли, понес, - ноги подгибались, - положил на кровать.
И лишь пришла в себя, стукнул в окно кто-то. БороДа.
– На-ка, Григорий Митрич!.. Писулька тебе. Чрез волость...
заказным.
"От сына", - растерянно подумал Григорий. Сын на фабрике в Питере, в больших делах. Эх, не до письма!
Только утром прочла Татьяна письмо. Брат приехать не обещает - делов выше головы, - зовет сестру в столицу:
"Что ты в деревне киснешь? Чего тебе деревня может дать?
Раз сама пишешь, что жить тяжко, собирайся ко мне. Я тебя определю на курсы, человеком будешь".
И загорелось вдруг у Татьяны - ехать.
– Хоть прискорбно мне, - глотая слезы, сказал отец, - а поезжай.
X
Прошло лето, сборы в Питер кончились, наступила осень.
И все по-старому: грязь, бедность, самогон. По утрам дробными ударами на токах молотили рожь. А на пе?чаном острове в ночных потемках играли журавли. Андрюха подкрался на лодке и грохнул из ружья.
И вот теперь у Андрюхи дома живет с перешибленным крылом журавль. Он не подымется больше в небо, он до самой смерти будет жить с Андрюхой на земле.