Журнал 64
Шрифт:
Рита не узнала голос Нэте, прозвучавший в домофоне, но решила не придавать этому значения.
– Нэ-э-э-те-е, как приятно вновь слышать твой голос! – закричала она, толкая дверь, когда в домофоне раздалось шипение.
Возможно, Нэте болеет. По крайней мере, по голосу похоже.
Мимолетное сомнение исчезло, как только хозяйка отворила дверь и посмотрела на нее так, словно эти двадцать шесть лет были простым дуновением ветра и все обиды между ними забыты.
– Проходи, Рита, ты замечательно выглядишь. И спасибо за то, что ты так пунктуальна, – сказала Нэте.
Она
«Пятьдесят лет, и все та же красота», – подумала Рита, пока Нэте стояла у буфета и разливала в чашки чай. Прекрасные стройные ноги в обтягивающих брюках. Облегающая блузка, спускающаяся на крутые бедра, и упругие, как никогда, ягодицы.
– Ты держишься молодцом, красавица. Не могу поверить, что ты болеешь чем-то неизлечимым… Скажи, что это не так. Что это была лишь уловка, чтобы заманить меня в Копенгаген.
Нэте повернулась к ней с чашками в руках и теплом во взгляде, но не ответила. Все та же прежняя молчаливая игра, прямо как тогда.
– Я и не думала, Нэте, что ты когда-нибудь захочешь увидеть меня, – продолжила Рита, оглядевшись.
Не сказать, чтобы квартира была богато обставлена. По крайней мере, не так, как подобает обладательнице многих и многих миллионов, по сведениям Риты.
– Но я много думала о тебе, можешь себе вообразить, – сказала она, покосившись на две чашки.
И улыбнулась – две чашки, а не три.
Затем она повернулась к окнам – никакого адвоката не было и в помине. Ожидалось приятное времяпрепровождение.
Из Риты и Нэте получилась прекрасная команда, что сразу заметили наставники.
– Нам не хватает персонала в детском отделении, – сказали они и всучили им ложки.
И спустя несколько дней девушки принялись кормить совершеннейших дебилов, больших детей, прицепленных к батареям, так как те не могли самостоятельно сидеть за столом. Невероятно неблагодарная работа, которая выполнялась чуть поодаль, так что печальное зрелище никому не бросалось в глаза. Однако впоследствии обязанности им расширили – они должны были следить за идеальной чистотой детских лиц, а в благодарность за помощь на них повесили столь же безупречный уход за другим концом пищеварительной системы воспитанников.
Риту воротило от такой работы, ибо она была родом из тех мест, где дерьмо становилось видимым лишь в те редкие моменты, когда стоки переполнялись после проливного дождя. Нэте же, напротив, подтирала зады и выжимала подгузники так, словно занималась этим всю свою жизнь.
– Дерьмо, оно дерьмо и есть, – как-то сказала она. – Я и выросла-то среди него.
А затем рассказала про коровий навоз, свинячьи экскременты, лошадиный помет и изнурительные дни, так что обязанности, выпавшие на ее долю в этом учреждении, могли показаться каникулами по сравнению с той работой.
Однако Нэте прекрасно понимала, что она отнюдь не на каникулах. Это было видно по кругам под ее глазами и слышно, когда она проклинала врача, признавшего ее слабоумной по итогам своего безумного IQ-теста.
– Можно подумать, что хоть кто-то из врачей здесь, в Брайнинге, знает, какая разница между подъемом в четыре утра на дойку летом и зимой, – ворчала девушка, когда изредка неподалеку мелькал какой-нибудь белый халат. – Знаком ли ему запах в стойле, когда у какой-нибудь из коров начинается воспаление матки, которое не пройдет просто так? Едва ли. Так пускай и не выставляют меня дурочкой, только потому что я не знаю, как зовут короля Норвегии.
Почистив детские рты и задницы в течение двух недель, они получили возможность приходить в детское отделение, когда сами захотят, и Рита приступила к подготовке своего крестового похода.
– Нэте, скажи, а ты была у главврача? – спрашивала она каждое утро. – Или, может, беседовала с кем-то из других врачей? Ты вообще уверена, что главный медик отправил свою рекомендацию в приходской совет? Был ли он на твоей стороне? – Вопросы сыпались, как артиллерийские снаряды.
И спустя неделю Нэте это надоело.
В один прекрасный день после обеденного перерыва она оглянулась вокруг на косоглазые лица, кривые спины, короткие ноги и блуждающие глаза. Наконец до нее дошло.
Нэте превратилась в одну из тех, за кем сама и ухаживала, но она этого не желала.
– Я бы хотела поговорить с главврачом, – обратилась она к медсестре.
Та прошла мимо, качая головой. Повторив попытки еще несколько раз и поняв, что никто не хочет ее слушать, Нэте встала и закричала в полную силу.
Здесь опыт Риты пришелся как нельзя кстати.
– Если будешь продолжать в том же духе, в конце концов ты поговоришь с начальником. Только до этого тебе придется провести несколько дней привязанной к кровати, а тебе будут что-то такое колоть, чтобы ты помалкивала. Так что имей это в виду.
Нэте запрокинула голову назад, чтобы прокричать свое послание с еще большей мощью, но Рита сдержала ее.
– Единственные способы отсюда выбраться для нас – побег и стерилизация. Знаешь, как быстро они отбирают тех, кого следует подвергнуть стерилизации, а кого отпустить? Мне известно, что главный врач вместе с психологом на прошлой неделе отобрали пятнадцать девушек за десять минут. Как думаешь, скольких из них отпустили? Нет, когда к делу привлекается Министерство социального развития, будь уверена, большинство отправят в больницу Вайле. А потому, Нэте, я снова задаю тебе вопрос: за пределами данного учреждения есть ли кто-то, кого тебе будет не хватать? И если нет, то давай сбежим вместе после того, как накормим детей ужином.
События последующих четырнадцати дней можно перечислить довольно быстро.
В тот же день они украли пару белых блузок и юбок и вышли через ворота, как остальные сотрудники. Прячась в кустарнике, час за часом они уходили все дальше от учреждения. На следующее утро разбили окно в доме фермера, пока все работали в хлеву, нашли кое-какую одежду, немного денег и исчезли.
До Силкеборга они добрались в коляске «Нимбуса» и впервые были обнаружены полицией, когда ловили машину по дороге к Виборгу.